Заветное поле

И вновь душа тоскует о берёзах,
О золотой некошенной траве,
О тех далёких, не погасших звёздах,
Что пели зорям в предрассветной синеве.

И снова сердцем я к тебе приникну,
Где ждёт меня соломенный уют.
Я от столицы понемногу уж отвыкнул,
Где шум и лоск мне больно душу рвут.
 
Ты - сторона моя! И тишь и нега!
Я помню запах смол, и мёд, и квас.
И отчего-то в час такого снега
Глаза не могут оторвать от вас,

Мои поля, мои плетни кривые,
Где каждый камень – будто старый брат,
Где песня льётся колко и игриво
Настраивая на мажорный лад.

 Я душу, словно выцветшую шаль,
Раскину по холмам, по косогору,
Мне эту светлую, расцвеченную  даль
Не променять на городские взоры.
 
Пусть говорят, что я уж не поэт,
Что стих мой — это только пьяный лепет.
Я знаю сам, что мне милей рассвет,
Чем в дымной зале непонятный трепет.

 Я всё прощу – и плети, и невзгоды,
Которые судьба мне шлёт с небес,
Но только б видеть синие красоты
Твоих озёр, твой сказочный навес.

И слушать, как в ночи, устав от жара,
Сверчок играет на одной струне,
Как будто просит сладкого нектара
Из трав, что негою ложатся мне.

 Пусть конь мой старый, с гривою льняною,
Несёт меня по просекам лесным.
Я связан с этой милой стороною
Не золотом, а воздухом одним.

Ведь это здесь, под ивою склоненной,
Я выпил первый светлый, горький стих,
И стал мальчишкой, сердцем покорённым,
Среди лугов,среди озёр лесных.

 Заплачет где-то дальняя гармонь,
Вздохнет девица, полная печали.
Зачем же душу трогает огонь,
Когда мы всё забыли и молчали?

Быть может, чтоб напомнить о любви,
Что на краю села меня собой сжигала,
И что сгорела в молодой  крови,
Когда душа другого целовала.

 Я не ропщу, я сам себе расплата,
И сам себе — забытый образ дня.
И если смерть придёт ко мне когда-то,
Пусть примет, непокорного меня.

В простом венце из полевых цветов,
Под звон церковный, тихий и заветный,
В краю крестов, соломенных снопов,
В краю, где воздух кажется безгрешным.

 И может быть, сквозь годы и туманы,
Придёт сюда пастух с своей дудой,
И скажет: «Тут лежит один, что пьяный,
Пусть грязный, только с чистою душой».

И пусть заплачет ива над могилой,
Чтоб я почувствовал, и там, в тиши,
Что всё же жил я — искренне и мило,
Не продавая душу за гроши.