Задрапировавшееся небо

Оранжевость неба завесилось драпом,
устав созерцать беспорядок людской,
навязанный мощною старою лапой,
творимый так, что она стала рукой.

Свинцовым куском, а то слитком валяюсь
на старом брикете матраса в углу,
почти на плоту в море, небу являясь,
смотря на светило, прижатое сваркой к окну.

О, солнце из прутьев окрашенных, ржавых
закрывшее стёкла в дорожной пыли,
хоть ты мне свети, став хозяйкой по праву,
а после луной, освещающей крыши и пни!

Печаль по лихому наследству досталась.
И вот я один от весны и почти до вечны.
В снимаемой комнате, что чернотой пропиталась,
извечный любовник сплошной тишины.

Ветра в направлении старой заставы,
бывавшей лет сто иль даже двести назад
границею города воинской славы,
где был целый пир и победный парад.

Бывал красноватой сердечною мастью,
а пиковой стал, ощущая копьё меж грудей.
Любовные и трагедийные страсти
как характеристика мира живущих людей.

Я тоже такой трагедийный, любивший,
бросавший и брошенный, чаще зазря.
Когда-нибудь всё же забуду забывших.
Они же когда-нибудь вспомнят меня!