Броненосец-дракон в Фессалии

Броненосец-дракон в Фессалии
De natura draconis loricati

Феофан Измирский в своей «Хронографии» полагал восточный край мироздания особым местом — там, где истощается карта мира, бывают чудеса, превосходящие разум. Среди них — ящер, которого эллины именуют ;;;;;;-;;;;;;: дракон-черепаха.
Альберт Великий, поражённый его описанием, писал в трактате «De Animalibus»:

«В горах Фессалии скрывается животное, несущее на спине дом из панцирных пластин — подобно черепахе. Шея его невиданно длинна, как у морской змеи, а дыхание — не огненно, но ядовито: растворяет всякую плоть».

Исидор Севильский в «Этимологиях» придал чудовищу священный смысл: такие создания охраняют подземные реки, питая истоки жизни. Но если голод пересиливает устав природы, страж выходит на поверхность — и тогда гибель накрывает землю.


Как Брунгильда пришла в долину пропавших овец


Долина Темпе — пастбища древние и славные. Овцы здесь жирны, а сыр ценился в Константинополе на вес золота.
Та весна выдалась проклятой. Сперва исчезли три овцы — будто их съела земля. Потом — целое стадо, за ним ещё одно. На месте пастбищ остались лишь выжженные пятна, будто траву обжёг кислотный ливень. Камни — оплавленные, трава — чёрная, воздух — гнилостный. Ни шерсти, ни костей — словно всё провалилось сквозь землю.

На третий день после пропажи пятого стада в долину пришла Брунгильда из рода Готфридов.
Высокая, с рыжей косой, в бою она дралась со смертью за Дунаем. Меч у неё — не украшение. Рука легла на рукоять так, будто вот-вот начнётся новая песнь её саги.

Появившись, она не спрашивала — просто приказала:
— Веди меня на место.

Староста Теодор, седой и осторожный, попытался спорить, но её стальной взгляд подчинил даже его упрямый рассудок.
Женщина я или воин — узнаешь, когда принесу голову чудовища.


Что она нашла у скал


Следы — не волчьи, слишком велики. Не медвежьи — оттиски странные. Четыре лапы: задние отпечатались глубже, будто тварь вставала на дыбы. Панцирь оставил мозаику из чешуйчатых отпечатков.

В расщелине — кости. Не разбросаны, а сложены, словно трофеи. Их края оплавлены, кожа превращена в смолу, всё изъедено кислотой.

Из глубины скалы раздался рев — не звериный, а будто скрежет земли, разрываемой изнутри.

Сначала показалась голова: треугольная, приплюснутая, с глазами-горгульями — огромными, с вертикальными зрачками, полными окоченевшей немоты. Шея — длинная, будто сотканная не из костей, а из мышц и бронированной кожи.

Брунгильда обнажила меч одним движением. Но в тот миг он был бесполезен.

Перед ней стоял дракон-черепаха — панцирь из перекрывающихся шипов, мощные лапы, когти, будто выкованные в аду. Эта тварь — живое чудище, встречавшееся лишь в древних сказаниях.

Он раскрыл пасть — и из неё вырвалась струя вязкой жидкости. Трава зашипела, камень покрылся пузырями, земля задымилась.

Брунгильда отступила. Здесь сражаться — самоубийство. Смерть пришла бы слишком легко.


Орландо Перегрин и его скитания


В ту ночь, в таверне у дороги, она встретила Орландо Перегрина — рыцаря, сломанного и закалённого мрачной жизнью.
Услышав о драконе, он кивнул:
— В Каппадокии видал подобного. Звали ;;;;;;;;;;;; — «Твёрдокожий». Ни копьё, ни меч не берут его. Панцирь — как засовы тартара, дыхание — смерть.

— Но невозможное — лишь вопрос способа, — сказала Брунгильда.

— Остаётся хитрость. Или магия.

Или третий путь, — вмешалась Ясмин.


Ясмин и секрет овечьей шерсти


Ясмин — лекарка, молодая, с пальцами, пропитанными запахом трав. Она искала чудовище не ради славы: оно убило её сестру.

— Авиценна писал: яд его лишает силы овечья шкура, посыпанная порошком ладана. Смотри.

На стол упала капля яда. Овечья шерсть с ладаном не обуглилась — наоборот, впитала отраву, как губка.

Шкура овцы и ладан — щит! — поняла Брунгильда. — Нужны шкуры, ладан и кузнец.


В логове дракона


Четверо двинулись на рассвете — каждый с овечьим щитом, намотанным на спину. В расщелине пахло падалью и кислотными испарениями.

Орландо шёл первым, с факелом. Из тьмы донёсся рёв — и броненосец выполз на свет.
Шея — смертоносная петля. Глаза — врата в небытие. Пасть — источник гибели.

Кислота хлестнула в сторону — трава почернела, земля запенилась.

Брунгильда подала знак. Ясмин шагнула вперёд, прикрываясь шкурой. Тварь плюнула — яд стёк по шерсти, не коснувшись плоти.

Гелиодор — кузнец из Амфиссы — метнул овчину на голову чудовища. Оно ослепло, стало задыхаться, рыча от ярости.

Брунгильда ударила мечом под панцирь. Меч вошёл глубоко, в просвет между чешуями. Гелиодор подсобил — его молот обрушился на череп чудища, послышался хруст.


Тварь застыла.


Что осталось после


Сожжённое тело всё ещё внушало страх. Панцирь дымился, шипы отлетели, словно осколки проклятия.

Ясмин собрала яд в стеклянные склянки. Брунгильда взяла шип. Гелиодор ничего не взял:
— Не хочу видеть и вспоминать эту тварь, — он сказал.

В долине устроили пир. Овцы вернулись к пастбищам. Но Брунгильда ночью взошла на холм, глядя в горы.

Она знала: в глубине гор что-то древнее и свирепое ждёт своего часа.