Поэт и Алиса в саду искушений

ЧАСТЬ 1.

Ночь бархатом легла на сад запретный,
Где воздух прян и дышится грехом.
Поэт, влюблённый, тихий, неприметный
Ступал за Музой, ведомый тайком.

Его звала Алиса. В лунном свете
Её волос струился водопад.
Она – туман, что пойман тонкой сетью,
Она – дурман, что источает сад.

"Смотри, Поэт, – шёпот, словно ветер, –
Здесь зреют рифмы на красивейших плодах.
Сорви любую – нет вкусней на свете,
Но сладость их рождает только страх."

И он срывал. Плод тёплый, сочный, алый
Ложился в строки, плавясь на устах.
И каждый стих, отчаянный, усталый,
Рождался в этих призрачных садах.

Вот яблоня соблазна, ветви низко,
Под ней слова о нежности и лжи.
"Ты так нежна, красива и так близко...
Скажи, Алиса, правду мне скажи!"

Она смеялась, звонко, как капели,
Что бьются о холодное стекло.
"Поэты правды никогда не пели,
Им лишь бы чувство душу вновь пекло…"

Они брели, где розы пахли ядом,
Где лилий стон был слышен в тишине.
Она – виденье, что всё время рядом,
Он – пленник, утопающий в вине.

В вине её речей, её касаний,
Что легче пуха, но острей ножа.
Сад искушений, сад его терзаний,
Она была до боли хороша.

А он, Поэт, с душой земной, бессмертной,
Искал в ней свет, но находил лишь тьму.
И новый стих, прекрасный, но запретный,
Рождался в дар – неведомо кому.

Быть может, ей, Алисе волоокой,
Чтоб утром, с первым солнечным лучом,
Она ушла знакомою дорогой,
Поэта бросив с сорванным плодом.

И с горечью божественной на сердце,
Чтоб он писал, пока не гаснет свет,
О той, что в сад ему открыла дверцу,
Но не дала ни счастья, ни ответ…

ЧАСТЬ 2.

Ответ был в эхе собственного шага,
В дрожащих листьях, в шёпоте травы.
Вся эта ночь – лишь белая бумага,
Где знаки страсти вместо синевы.

"Ты ищешь смысл, мой милый, мой ранимый? –
Алиса вдруг замедлила свой ход. –
Но смысл поэта – быть всегда гонимым,
Вкушать запретный, ядовитый плод.

Не для того, чтоб истину изведать,
А чтоб о ней томиться и скорбеть.
Чтоб о любви, которой мог не ведать,
Слагать стихи и от неё сгореть."

Она коснулась пальцами прохлады
Его щеки, где замерла слеза.
И рухнули последние преграды,
И сад качнулся, глядя им в глаза.

И он забыл, что смерти подчинён,
Что утро смоет колдовской дурман.
Её объятьем был он соблазнён,
От поцелуев стал безумно пьян.

Сплетались тени, ветви и фигуры,
Луна, как страж, глядела с высоты.
Он пил её дыханье, как микстуру
От серой, пошлой, скучной пустоты.

А сад молчал. Он видел их немало –
Таких поэтов и таких вот муз.
Он знал, что утро всё начнёт сначала,
И сладость сменит горечи укус.

Рассветный луч пронзил листву, как шпага,
Туман поблек, растаял лунный свет.
Алиса стала легче, чем бумага,
Прозрачней, чем оставленный сонет.

"Прощай, Поэт! Вот белые страницы
Ждут новых строк, рождённых в тишине.
Ты будешь видеть лик мой в каждой птице,
Искать мой голос в дождевой струне…"

ЧАСТЬ 3.

И вот он вновь один. В саду унылом,
Где пахнет тленом, а не волшебством.
С пером в руке, отточенным и стылым,
И с вечным, ненасытным божеством.

С тем божеством, что требует страданий,
Что кормится отчаяньем его.
Поэт вновь пишет, гений без регалий,
Про муку, захватившую всего.

Он пишет, как туман её ложился
На плечи, словно шёлковый платок.
Как лунный свет в ресницах серебрился,
И как был голос сладок и жесток.

Он пишет о плодах, что пахли ядом,
Но были мёдом на её губах.
О том, как шли они по саду рядом,
И как рождался в сердце сладкий страх.

Бумага пьёт чернила, как пустыня
Пьёт редкий дождь, не утоляя зной.
И каждая строка – его святыня,
И каждая строка – его конвой.

Он заперт здесь и дверь исчезла,
Остался только призрачный порог.
Его душа в страданиях трепещет,
Как пойманный в силки лесной зверёк.

Алиса – имя, выжженное в венах,
Мотив, что не даёт ему уснуть.
Она – узор на древних гобеленах,
Она – игла, пронзившая всю грудь.

И сад, что днём лишь старый парк с бурьяном,
Где пыль лежит на треснувших скульптурах,
С приходом тьмы становится смутьяном,
Что шепчет о грехе в людских натурах.

И вновь Поэт идёт его тропою,
Надеясь отыскать Алисы той следы.
Он стал рабом, он стал её игрою,
Он – жрец её немой, слепой "орды".

Он ищет тень её у старой арки,
Где плющ обвил холодный, мёртвый гипс.
И ловит в дуновеньи ветра жарком
Намёк на смех, звучащий как каприз.

"Алиса!" – имя падает на листья,
И эхо отвечает: "Никогда!"
И он берёт дрожащей, слабой кистью
Свою тоску, как краску, со стыда.

Стыда за то, что он так слаб и смертен,
Что променял покой на этот плен.
Но каждый стих, что так красив, бессмертен,
Рождается от этих горьких смен.

От смены дня на ночь, любви на муку,
От смены смеха на солёный стон.
Он протянул ей за искусством руку,
И был навеки ею "заклеймён".

И пусть рассвет опять его осудит,
Пусть солнце выжжет волшебство дотла.
Он знает: ночь придёт, и снова будет
Она, чей образ выткан из стекла,

Из лунной пыли, из ночной прохлады,
Из обещаний, что нельзя сдержать.
И он пойдёт в свой ад, под звуки серенады,
Чтоб вечно там любить, писать, страдать…

ЧАСТЬ 4.

И он страдал. Но в муке этой странной
Была такая острая краса,
Что он не променял бы свой туманный,
Проклятый сад на рая небеса.

Ведь в небесах покой, а не горенье,
Там тишина, а не надрывный крик.
А что Поэту делать без мученья?
Он без него беспомощен и дик.

Он – инструмент, настроенный на боли,
Он – зеркало, что ловит лунный блик.
И нет ему иной, желанной доли,
Чем тот короткий, вдохновенный миг.

Миг, когда пальцы сами ищут строчку,
Когда слова, как пчёлы из дупла,
Летят, чтоб в сердце словно выжечь точку,
Чтоб жизнь, как стих, пылала и цвела.

Алиса знала. Музы знают это.
Они приходят не дарить покой.
Они приходят, чтобы из поэта
Достать всё то, что скрыто под "корой" –

Под кожей, под привычками, под бытом,
Под страхом быть осмеянным, смешным.
Чтоб каждый стих был страстью им умытым,
И оттого – единственным, живым.

И вот он снова ждёт, когда светило
Уронит за багряный горизонт
Свой медный щит. Когда ночная сила
Раскроет над садами чёрный зонт.

И тень её возникнет у калитки,
Неслышная, как падающий снег.
И вновь ему протянет шёлка нитки,
Чтоб он за ней бежал из века в век.

"Ты здесь, Поэт? Ведь ты ещё не умер
От жажды, что тебе не утолить?"
Её вопрос, как выстрел, резок, хмурен,
Но он готов за этот звук платить.

Платить бессонницей, платить своим покоем,
Платить молчаньем в суматохе дня.
Под яростным звучанием гобоя,
В огне её присутствия горя.

"Я здесь, Алиса. Ждал тебя, как кары,
Как ждут спасенья, стоя на краю…"
И сад вокруг вздыхает - дивный, старый,
Вплетая их беседу в песнь свою.

И снова зреют яблоки соблазна,
И снова розы источают яд.
Их ночь вдвоём мучительна, прекрасна,
И для Поэта нет пути назад.

Он – вечный пленник сада искушений,
Она – его бессменный соблазнитель.
И в этом – вдохновенье для творений,
Алиса - его Муза и учитель.

И крик ложится рифмой на бумагу,
Чтоб кто-то, через сотни долгих лет,
Прочёл его, почувствовал всю влагу
Солёных слёз, не пролитых в ответ.

Чтоб кто-то, в ком душа болит похоже,
Нашёл в его словах свой тайный знак.
И содрогнулся, проведя по коже
Рукой, и прошептал: "Да будет так…"

Да будет ночь. Да будет сад и Муза.
Да будет боль, что слаще всех наград.
И эта связь, что крепче, чем союзы,
И этот добровольный, сладкий ад.

Алиса улыбнулась: "Ты всё понял.
Ты – мой Поэт. Ты – мой избранник, знай.
Ты тот, кто душу на ладонь уронит,
Чтоб превратить её в цветущий рай.

Пусть рай тот ядовит, пусть он не дом,
Пусть утром от него лишь горький дым.
Но миг, когда ты мной был покорён,
Стал для тебя поистине иным."

Она шагнула в тень густого клёна,
И тень её впитала, как вода.
И он остался, тихий, просветлённый,
Один. Как прежде. Раз и навсегда.

Но в тишине, что стала оглушать,
Он слышал не молчание, а хор.
Хор недописанных стихов, что ждать
Его пера готовы до тех пор,

Пока в груди его не стихнет трепет,
Пока рука не выпустит перо.
И этот шёпот, этот тайный лепет
Был высшим злом и высшим был добром.

Он сел на старую скамью, где камень
Остыл и влагой ночи был покрыт.
И вывел первую строку, как знамя,
Как вечный договор, что не забыт:

"Ночь бархатом легла на сад запретный…"
И круг замкнулся. Снова, в сотый раз.
Поэт, влюблённый, тихий, неприметный,
Начнёт о ней свой горестный рассказ.

Рассказ о той, что в сад ему открыла дверцу,
Но не дала ни счастья, ни ответ.
И с горечью божественной на сердце
Он будет жить, пока не гаснет свет.


Благодарю за вдохновение стихотворение «Сад искушения» поэта Александра Безымянного.
http://stihi.ru/2025/07/18/296