Поезд идущий в вечность

ВДОХНОВЛЕН АЛИСОЙ В СТРАНЕ ЧУДЕС (ЧИТАЕТСЯ ВСЛУХ)               
               
               
                В поезде, который ходит раз в вечность, едут люди, которые едут куда;то, не зная куда. Или те, кто сел на поезд, и ему неважно, куда он идёт, ведь ему всё равно, куда ему ехать, потому что он едет, чтобы ехать, а не идти.

«Я еду куда;то, чтобы быть там, а не быть здесь. Потому что там я уже был, но ещё не был здесь. Вот я и еду, чтобы быть там».

Официанты разносят напитки, а радио поёт песни, звучащие наоборот. Все смеются, хотя никто не шутит, но это не имеет никакого значения. Кукушка настенных часов каждый час выскакивает и произносит: «Вечность — это миг, свёрнутый и положенный в шкаф иллюзий».

Столы ломятся от еды, и люди кусают яблоко, не прикасаясь к нему, — и укусы появляются на яблоке. Напитки пьют, также не вставая со стула: стоит только подумать об этом, и бутылка уменьшается, когда кто;то делает глоток, не вставая.

Все одеты нарядно и безвкусно, как на карнавале бедняков, когда нечего надеть, но очень хочется, и тогда надевают всё подряд, что попадётся под руку. Царит атмосфера радушия и тихой зависти: один завидует другому, что тот знает, что едет именно туда, хотя ему туда и не надо. А другой едет, потому что устал уже бежать просто так за поездом.хотя поезд никуда не едет

Все пьют пузырьки, которые вылетают из бутылок, и от этого быстро хмелеют. Люстры висят в виде разных цветов — подсолнухов, лилий, роз, — и все они благоухают и разносят свой аромат по вагону. Пол намазан жиром, и то и дело все  подскальзываются и падают в объятия друг друга, и ещё больше начинают смеяться.

Дамы целуют кавалеров и размазывают у них помаду по лицу. За окном — дневная ночь или ночной день, кому как нравится. За окном мелькают пейзажи, хотя поезд никуда не едет, и мир кажется таким большим, что порой хочется его спрятать в карман, когда он надоедает.

На стенах висят картины неизвестных поэтов, которые вместо того, чтобы писать стихи, взялись рисовать картины. Мир расширился, и в окно можно увидеть, как в телескоп, соседа на другом конце земли, ковыряющего в носу… Здесь всё просто и понятно, когда ты сам не прост и непонятен.

Собачки ходят на задних лапках и говорят разные слова: «Милостивый государь, здравствуйте и до свидания», — и просят за это дать ей конфеты, которая при ближайшем рассмотрении оказывается бифштексом, потому что собачка без очков. Всё здесь не то, что на самом деле, потому что только стоит кому;нибудь что;то подумать, и это тут же появляется.

Здесь один чудак зачем;то подумал про свинью, и теперь большая свинья ходит в колготках и туфлях и розовом платье в горошек. Между сидящими блюда сами собой передвигаются по столу, и стол часто вращается, чтобы на одной стороне стола могли попробовать то, что лежит на другом конце стола.

Музыка течёт, как кисель, и застревает в ушах слушающих, потому что её сложно слушать: она слишком медленная, так что танцующие под неё делают три шага за долгое время. Время здесь отдыхает и пьёт вместе со всеми любимые напитки с названиями «Может быть», «И завтра», «И вчера». Видно, как минуты плавятся, как свечи, и капают, как капли с потолка, превращаясь в сталактиты и сталагмиты…

Все веселятся, не замечая друг друга.

— Пора менять пластинку! — кричит кто;то из дальнего угла, и тут же на потолке появляется огромный граммофон. Но вместо иглы — перо павлина, а вместо пластинки — лунная дорожка, которую кто;то умудрился свернуть в спираль.

Из граммофона льётся новый звук: не музыка, а разговор:
— Ты уверен, что это наша реальность, а не наш сон?
— Да, уверен.
— Потому что я сам сплю.
— Спи и ты.
— А то вдруг проснёшься и увидишь, что ты не здесь, а там, и тебе захочется обратно?

Люди начинают прислушиваться, но чем сильнее прислушиваются, тем меньше понимают, как будто кто;то набрал полный рот еды и пытается говорить.

Одна дама безмятежно попивала из пустого блюдца и постоянно шмыгала и чихала. А сосед справа (который слева, в смысле, который посередине всё время быстро повторял: «…ждём… ждём…» И все оглядывались на него, выпучив глаза, как на чудака. Но потом хором пели: «Ждём, ждём!»

Кто;то спросил громко: «У кого сегодня день рождения?» И все хором ответили: «У нас!» И он стал сразу раздавать всем подарки: кому мешок картошки, кому трубу от автомобиля, кому фигу, завёрнутую в красивую фольгу.

— А куда мы едем? — спросил тот, кто справа (в смысле, тот, кто слева).
— А кто;то улыбнулся и сказал: «Мы уже приехали. И дальше пойдём пешком». И все хором крикнули: «Туда!» — и показали за окно, где мелькали пейзажи, сменяя друг друга, хотя поезд никуда не ехал.

Появлялись то джунгли, то степь, то морозные леса. И с каждым новым пейзажем температура становилась такой, как за окном. Проезжали джунгли — и в окно заглядывали, впрыгивали обезьянки и влетали бабочки. Проезжали степь — и в окно залетали песчинки, и заглядывал верблюд, и плевал в лицо сидящих. Проезжали морозный лес — и в окно залетали снежинки и снегири, и трубили, как слоны. Проезжали луга — и в окна падали жарки, лилии, и залетали соловьи, и каркали, как вороны.

На стенах висели портреты великих, которых никто не знает, и неизвестных, которых знает весь мир. Они переговаривались друг с другом, не обращая внимания на сидящих. Из пустой рамы вышел человек и сказал:
— Вы опоздали, потому что поспешили. А спешить, чтобы опоздать — это плохо.

И все покраснели, как варёная курица или яйцо всмятку. «А может, это у него вместо головы было яйцо всмятку?» — сказал сосед сверху, сидящий снизу.

— Как опоздали? Потому что время уже прошло, а вы за ним не пошли. И оно не стало вас ждать и уехало на такси.
— Как жаль, — сказала дама, курящая пальцы соседа.
— Но ничего, мы ещё наверстаем прошлое, которое будет. Ведь успеваем в будущее, которое прошло? Или я не права? Когда я права, поправьте меня, не поправляя…

И человек, вышедший из пустой картины, исчез, оставив открытый зонтик, который тут же превратился в бабочку и вылетел в окно.

Кто;то хотел закрыть окно, но пальцы прошли сквозь окно и схватили пустоту, и пустота завизжала. Тогда он посадил её в карман, и она успокоилась.

А станции мелькали: Москва, Мельбурн, Осло, Будапешт, Пекин, Токио, Дели. И статуи богов махали им руками, подмигивали и строили рожи.

— Если поезд никуда не идёт, значит, можно выйти в любой момент, — сказал сосед, сидящий криво а может, прямо
— Тогда давайте все выйдем, — сказала дама в ковбойской шляпе и балетном платье, закинув ноги на стол.

И все встали и вышли на ходу — прямо туда, куда они не вышли, а вошли. Если бы не входили, а… Они открыли дверь, но там была ещё одна дверь, и за ней ещё одна. И так они шли, открывая дверь за дверью, пытаясь войти, чтобы выйти снова, или выйти, чтобы войти. Не важно, когда это важно. И все понимают: поезд — это зеркало. И всё, что они открывают, они закрывают. И всё, что они закрывают, они открывают. И они в этом зеркальном лабиринте с названием «Жизнь». И им из него не выйти, если не войти.

Все возвращаются в вагон. Начинает играть музыка — быстрая, как рок;н;ролл. И все старухи кидаются плясать, вскакивая и задирая подолы.

Голос из радио произносит голосом на ж/д вокзале, объявляющим о прибытии поезда:
— Время — ноль;ноль часов, ноль;ноль минут, плюс;минус по желанию. Кто не успел — тот опоздал.

И все расслабленно вздыхают и продолжают веселиться.

Люстры;цветы начинают медленно гаснуть, но их аромат остаётся. Пол больше не скользит, потому что на нём выросла трава и одуванчики.

Люди медленно засыпают, повторяя, как мантру:
— Может быть… может быть…

А за окном рассвет быстро сменяет закат, и закат быстро сменяет рассвет.

И только собачка всё ходит на задних лапках и выпрашивает конфеты;бифштексы. Но её уже никто не слышит.

Все уже спят — стоя, облокотившись о время.