А мы в душе

Забыта осень, унылый лист не виден,
Укрытый белой, стылой простынёй.
И каждый день как будто бы обижен,
Теряя контур за глухой стеной.
Мы научились прятать всё, что важно,
Молчать о том, что просится на крик.
И стало даже чуточку не страшно
Ловить в глазах холодный, равнодушный блик.


А мы в душе таим свои желания,
Играя льдинками чужого малодушия.
И строим замки из непонимания,
Где тишина основа равнодушия.


Потом внезапно — тонкие изгибы,
Не слов, а только их красивый блеск.
Как будто мы могли, но не смогли бы
Преодолеть молчания арест.
Рисунок талии, невинный и случайный,
Как будто на заснеженном стекле.
И в этом образе, простом и моментальном,
Вся нежность, что сгорает в тишине.


А мы в душе таим свои желания,
Играя льдинками чужого малодушия.
И строим замки из непонимания,
Где тишина основа равнодушия.


Очаровательный портрет, но он непрочен,
Всего лишь тень на белом полотне.
И каждый взгляд нарочито неточен,
Чтоб не признаться самому себе,
Что где-то там, за этой белой вьюгой,
Ещё горит какой-то огонёк.
Но мы давно привыкли друг за другом
У молчанию, как продолжению  строк.


А мы в душе  таим свои желания,
Играя льдинками чужого малодушия.
И строим замки из непонимания,
Где тишина основа равнодушия.


И вот весна, явившаяся с повинной,
Как будто просит за свой свет простить.
Она пришла, но кажется наивной
Её попытка что-то изменить.
Она не греет, только обещает,
Что этот холод может отступить.


Но мы не верим. Мы давно не дети.
Мы знаем цену сказанным словам.
И продолжаем жить на той планете,
Где каждый строит свой отдельный храм.
Где вместо веры — лишь привычка к боли,
Прикрытой красотой холодных фраз.
Мы добровольно выбрали те роли,
Что так безжалостно состарили всех нас.