Под знаменем весёлым...

Закладывая свою отповедь (к «без вести павшим, безвинно севшим»), держал в уме очередную Композицию Лики Д. «Оно и дети».
«Оно» – с маленькой буквы (в названии у автора). Так, оно иного и не заслуживает. Я – не о тексте, а об этом, которое среднего рода. Хотя у Зинаиды Гиппиус (в Предислове) «многоного-грозное» Оно оттопырилось и в большую.
Побежало тесно, тучно, многоногое Оно...
Кстати, как это было в целом (не фрагментом)?! У супруги Мережковского.
1905-й...

Ярко цокают копыта...
Что там видно, у моста?
Все затерто, все забыто,
В тайне мыслей пустота...
Только слушаю копыта,
Шум да крики у моста.
Побежало тесно, тучно,
Многоногое Оно.
Упоительно – и скучно.
Хорошо – и все равно.
И слежу, гляжу, как тучно
Мчится грозное Оно.
Покатилось, зашумело,
Раскусило удила,
Все размыло, все разъело,
Чем душа моя жила.
И душа в чужое тело
Пролилась – и умерла.
Жадны звонкие копыта,
Шумно, дико и темно,
Там – веселье с кровью слито,
Тело в тело вплетено...
Все разбито, все забыто,
Пейте новое вино!
Жадны звонкие копыта,
Будь что будет – все равно!

Вечером почитывал кое-что из Арцыбашева. Михаила Петровича (1878–1927).
Невесёлое... В Жизнесмерть.
Кстати (снова), по материнской линии (польской) – аж правнук Тадеуша Костюшко.
Правда, сам Костюшко – как поляк, так и наш (литвин, так сказать).
А поляки нам (я – о своём здесь) последнее время частенько аукают. В тоё-сёе-былое...
Через бабушку Марины Цветаевой.
От Тани Важновой.
Ну, и своё я помню-не забываю (по материнской линии отца). За что тех моих (уже мужчин – за жонак-паненак) и посекли. В ту антипольскую кампанию.
Помню. Как бы мой дончанин (донетчанин) меня «псевдо-пшеком» не попрекал.
Пошли дальше. По Композиции Лики.
Картинка... Клоун Пеннивайз. К «Оно» («It») Стивена Кинга. С музыкальным видеоклипом.
Интересно! – Есть ли у меня (по Свиткам) отсылки к этому «фэнтэзёру», «Королю ужасов», последователю По и Лавкрафта?
Что-то (хотя бы рядом с этими авторитетами) должно-могло и мелькнуть...
Вот... Просто «аллюзия». В том, что Карену Свасьяну (округ Символизма)

[Люблю это дело: пред-восхищать (антиципация!) едва ли не по первым касаниям-просверкам! Понятно, что дочитаю и как-то подкорректирую. Но здесь, что называется – по первачку-свежачку. Дабы не потерять (не похоронить сходу) некоторые «ассоциации».
«Три превращения» – вероятно (нет, чтобы дочитать!): дореволюционное, советское и постсоветское. Сие напрашивается (с учётом неполной однородности оных ипостасей)!
Поговорим о первом (то бишь «превращении»).
«Мальчики», с их «последними вопросами».  Владимир Соловьёв. Аки Шеллинг (семнадцати лет), ворвавшийся в мир философии и тут же его покинувший. Мистик (мистагог?) с горящими глазами и нечеловеческим (дьявольским) смехом. Влюблённый в свою Софию и презирающий всё просто человеческое, да и мир в целом. Пространный пассаж (о В.С.) – у К.А. – из Розанова. Розанов – конечно, мастер! Выразителен, доходчив. Суггестивен! Чем не символист (по Э. По)?!]

Ну, и где – здесь?!
Никакого Кинга! Ан, не скажите!
Эдгар – помянут?! – Помянут...
А аккурат перед ним: «СуггеСтивен».
– Так, то ж не о Кинге. И даже – не о Стивене.
– А у нас (у герменевтов) и такое – в блажь – западает-колется. Аки Знак.
Ладно... «Стивенов» (розных) и даже Стивенсонов – оставим в стороне. Хоть с По, хоть с Вдоль. А тем более – Сигалов, Дедалов (от Джойса) и прочих.
Нам нужон тот, который Кинг. Сын моряка Дональда.
Ёксель-моксель! Первым выскакивает, считай, матерное. Из очень «вольного» Маше Малиновской, на её «Кайманию». Под очумевшего ангела Клее и не без моего одессита (обрамляющего в Послеслов и то, что у Лики).
Фрагмент. Без знаков препинания и с некоторым сглаживанием «заматеревшего» (так оно было и у самой М. М.)

[У Маши (выделю большой) каймания колыхнула что-то очень личное
Не в этом а в том которое сорвало премию года умыкнув её у вагины галины рымбу
Хотя от вагины до грёбаной суки никак не больше всё той же зелёной мили стивена кинга
А бело-красно-белый на фото профиля давно уже виденный но незамеченный до сих пор лишь декорирует премиальное как и пресловутая свядомая несвядомасть
Просто сама Маша когда-то укололась о беларускасть и всякое упоминание о ней делает ей больно
И она не знает как на эту боль откликаться
А друг конечно был
Единственный в той-этой стране
Взрослый уже в те её 15]

Здесь то (своё) оборвём.
«Зелёная миля» (1996). Тридцатый роман Стивена, схлопотавший премию Брэма Стокера.
А ведь нигде больше (чтобы в имя) я его и не цеплял...
И это – при упоминании о десятках (!) иных Стивенов, а где-то – и Кингах.
При достаточно плотном (моём) общении с Эдгаром (По) и Говардом (Лавкрафтом).
Странно...
Не потому ли так кольнуло меня это от Лики. Включая строки, где «Твои волосы – зимний огонь...» (из «Оно» С. К.).
Пеннивайз... Тот жуткий Клоун. Роберт Грей.
Gray – Серый!
С «серыми» (я сам – скорее, из Белых) мы погоняли округ кино. Всерьёз. Трудно быть Богом (и не только).
Многоликое...
У Зинаиды Николаевны – «многоногое».
Пенни... Мелочь. Дробязь... Одна сотая фунта стерлингов.
От немецкого Pfennig?! Бывший денарий.
Откуда взялось само?! – Шут его знает. А обернуть можно во что угодно. Вплоть до скабрёза.
Вайз... Wise, Waze? Первое – аж Мудрый (благоразумнейший-умнейший).
Немецкое (Wei;) – Белый. Серый, белый, малиновый...
Мабыть, к «удостоверению» (Ausweis)?!
Второе... Если к слову, а не к «навигационному приложению». Так, Ways – пути, дороги.
А коли «скрестить» (с «пенни»)... «Мелочные пути», что ли?! «Кривые дорожки»?!
Понятно, что герменевту заходит и какой-то Пингвин. Как те «попугаи» у Проханыча.
При желании, в Пингвине можно углядеть (нешатко-невалко) и ту же «клоунаду». Хотя, сама по себе, птица – вполне симпатишная.
В разных языках... От тучности до «белой головы».
Проехали.
Чичибанин (Полушин Борис Алексеевич). Хороший поэт! Харьковчанин (1923–1996)...
С 1946-го по 1951-й его помытарили. За «антисоветскую агитацию». Правда, в те годы за такое уже не стреляли.
Знаменитое (1959) «Клянусь на знамени весёлом»

Однако радоваться рано –
и пусть орет иной оракул,
что не болеть зажившим ранам,
что не вернуться злым оравам,
что труп врага уже не знамя,
что я рискую быть отсталым,
пусть он орет, – а я-то знаю:
не умер Сталин.

О, да! В Расее, без грозных Сталинов (Сталиных) – никуда. Ну, никак не получается. Спросите о том у её историков.
Вставай, Родимый! Возвращайся. Наведи. Подыми (с колен до высот космических-ядерных)...

Как будто дело всё в убитых,
в безвестно канувших на Север –
а разве веку не в убыток
то зло, что он в сердцах посеял?
Пока есть бедность и богатство,
пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться, –
не умер Сталин.
Пока во лжи неукротимы
сидят холеные, как ханы,
антисемитские кретины
и государственные хамы,
покуда взяточник заносчив
и волокитчик беспечален,
пока добычи ждёт доносчик, –
не умер Сталин.
И не по старой ли привычке
невежды стали наготове –
навешать всяческие лычки
на свежее и молодое?
У славы путь неодинаков.
Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков, –
не умер Сталин.
А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится,
когда мы истины не ищем,
а только нового боимся?
Я на неправду чертом ринусь,
не уступлю в бою со старым,
но как тут быть, когда внутри нас
не умер Сталин?
Клянусь на знамени весёлом
сражаться праведно и честно,
что будет путь мой крут и солон,
пока исчадье не исчезло,
что не сверну, и не покаюсь,
и не скажусь в бою усталым,
пока дышу я и покамест
не умер Сталин!

Вот, и я – о том же. По-своему...
А там (у Лики) – ещё и от Игоря Бирюкова («Вода и Огонь»), и от моего одессита В. К. («ленинское»).
Ну, и своё, вестимо. От Л. Д.
Есть о чём «добирать».
Но – пока притормозим.

24.11.2025