Почему Псалмы продолжают жить

Размышления о том, почему Псалмы продолжают жить

Когда я начал этот курс, честно скажу… я не думал, что буду так глубоко входить в вопрос авторства Псалмов. Для меня, как для человека, выросшего в Советской Украине, Псалмы были просто Сефер Тегилим, книга Давида — и точка. У нас ведь не было возможности обсуждать, кто что написал, как оно редактировалось, когда вставлялось. Мы жили в другой реальности… (в очень другой).

И вот, на моём первом Zoom-занятии с профессором Гербертом Левиным, он вдруг так спокойно говорит: давайте посмотрим на Псалом 63 и Псалом 134 сначала глазами раввинской традиции, а потом — глазами Фелда, Глейзер, Альтера. И я поймал себя на мысли, что эти два подхода — они же действительно не спорят между собой. Они просто смотрят на один и тот же текст с разных сторон. Как если бы ты стоял у Чёрного моря в Одессе и смотрел на одну волну… но в разное время суток. Вроде бы то же самое — и вроде бы другое.

Псалом 63… Давид говорит: «Элокай, Элокай — рано я ищу Тебя» (Элокай — мой Бог). Я когда читаю — оно же прямо ощущается как очень личная, живая молитва. Там пустыня, там жажда, там тоска по присутствию Всевышнего. Академически, конечно, можно спросить: ну как же так, храм ещё не построен, а “санкчуэри” уже упоминается? Фелд скажет: возможно, это левиты вставили более поздний язык… Альтер скажет: это структура древнееврейской поэзии, перекличка образов.

А раввинская традиция скажет очень просто: дорогой мой, у Давида был Ковчег Завета. Он молился перед Арон а-Кодеш. Его палатка — это его микдаш меат, маленькое святилище. И если он называет это «санкчуэри», то это не ошибка. Это его духовная география. С этим невозможно спорить.

Псалом 134 другой. Он храмовый, левитский. Но разве это делает его “не Давидовским”? Нет. Я помню, как сказал один раввин: “Если ты слышишь в Псалме дыхание Давида — неважно, кто держал перо”. Левиты не заменяли Давида, они продолжали его мелодию. Они были как музыканты, которые играют тему композитора, даже если сам композитор уже ушёл из мира. Понимаете? Это не спор. Это преемственность.

Профессор Левин обратил моё внимание на метафору: «крылья Бога». Конечно, у Бога нет физических крыльев. Это поэзия. Это образ. И я вдруг понял, что академическая оптика помогает увидеть такие вещи яснее. Она не ломает традицию, а подсвечивает её. Как маленький абажур, который делает текст чуть теплее.

Теперь немного о личном.
Я ведь не только раввин. Я поэт. Я написал девять книг, из них пять — чистая поэзия.
«Золотые перчатки» — рэп-поэма о моём брате, который выиграл Golden Gloves.
Две книги об Одессе — «От Гудзона до Ланжерона» и «От Ланжерона до Гудзона» — где юмор, ностальгия, еврейская память… всё намешано, как в одесской кухне.
Есть АБВГДЕССА — тавтограмма, игра в ритм, в повторение, в аллитерацию.
И есть моя детская книга B Is for Brighton Beach, построенная на аллитерациях, где каждая буква играет музыку.

Когда я пишу, я всегда думаю о ритме. О повторе. О том, как слово “звенит”, как оно ложится в ухо. И когда я читаю Псалмы, я сразу вижу то же самое. Это же поэзия. Это же музыка. Там параллелизм, там звук, там перекличка строк. Даже когда читаешь медленно… оно всё равно звучит. Как будто Давид пишет не чернилами, а дыханием.

Поэтому перевод Альтера мне близок. Он пытается сохранить эту музыкальность. Не только смысл, но вот эту внутреннюю вибрацию стиха. То, что делает текст живым. То, что заставляет сердце реагировать.

Теперь о том, что меня поразило в Америке.
Я приехал в Нью-Йорк в 1991 году. Советский Союз рухнул… но внутри многих людей пустота осталась. И вот… я начал замечать, что люди, выросшие вообще без религии, вдруг берут Тегилим. Открывают. Читают. Иногда неправильно, иногда по-русски, иногда в транслитерации. Но читают. И я видел, как что-то внутри них шевелится. Как будто spark, нэцуц, искра, которая была спрятана, вдруг вспыхивает. Я много раз видел, как человек, который 40 лет не заходил в синагогу, вдруг начинает читать Псалмы. И говорит: “Не знаю почему… но мне это нужно”. А что это? Это и есть живая молитва.

Фелд говорит о переосмыслении.
Глейзер говорит о человеческих чувствах.
Альтер говорит о поэтической структуре.
Раввины говорят о духовной преемственности.
А мой опыт говорит… что всё это работает вместе.
Никто никому не противоречит.

Псалмы живут, потому что… там есть что-то не только человеческое. Там есть нэшама, там есть дыхание, там есть то, что не умирает. Их пытались закрыть, запретить, уничтожить. Рим? Нет. Греки? Нет. Советская власть? Нет. Они пережили всё. Они дожили до нас. Значит, там есть что-то, что сильнее эпох.

И вот что я понял для себя:
Псалмы — это не просто книга. Это возвращение домой.
Для каждого — своё. Для кого-то — тихое. Для кого-то — громкое.
Но каждый, кто открывает Псалом… на секундочку касается вечности.
И вот это — и есть ответ на вопрос, почему они живут в каждом поколении