Контрасты

Там, где-то под Луганском или дальше,

где воздух пахнет порохом и пылью,

мальчишка пишет маме: «Мам, без фальши,

я скоро буду. Я почти осилил».

И прячет фото в стареньком жилете,

и смотрит в небо, серое, как сажа.

И думает о мире, о котлете,

о том, что было до, о том, что будет дальше...

И засыпает, сжав в руке железку,

и видит сон про солнечную дачу.

А в сводках завтра – тонкой, едкой леской –

«пропал без вести». ...Мать кричит от плача.

А здесь, в Москве, в кофейне на Покровке,

где пахнет свежей сдобой и ванилью,

девчонка в модной, брендовой джинсовке

листает ленту с показным бессильем.

«Опять об этом. Боже, как достали.

Нельзя же вечно жить в одной печали».

Официант приносит ей латте,

она постит лук, фильтрует фотки.

И пишет в сторис: «Счастье в простоте.

И в новой, модной куртке»

И отмечает двадцать. Шумно, пьяно.

И тост за то, чтоб было всё окей.

И ей неважно, поздно или рано

тот парень станет горсточкой костей.

Там кто-то в землю врос, как будто корень,

и стал землёю, без имени и даты.

А здесь на вечеринке – новый сторителлинг,

про то, как круто съездили в Карпаты.

Там мать седая воет над посылкой,

в которой берцы, форма и письмо.

А здесь моднючий хипстер с выбритым затылком

ворчит, что слишком кислое вино.

И мир не треснет. Не сломает ось.

Не остановит свой привычный бег.

Так было, есть. Так, видимо, велось.

Пока один хоронит человек

другого человека, третий – в баре

смеётся громко,
 . . . . . . . . . . . . . . . . .празднует. . живёт.

И каждому по солнцу и по твари.

И каждому – свой собственный восход.

И каждому - свой крест в календаре...

И свой закат. И свой последний год...