Илье Антощенко

Поэт обезумевший в тёмное время
Сидит за столом и рисует поэмы.
По комнате мечется из угла в угол,
К окну подойдёт — и в окне видит вьюгу.

Сутулый фонарь в одиночку мерцает,
Снежинки, как мухи, под ним пролетают.
То сядет за стол и бумагу комкает —
В поэме — любви, как всегда не хватает.

То в шприц набирает эмоций из ампул
И тянет его к керосиновой лампе.
То лампу зажжёт, то тревожно погасит:
Не может найти в себе точек согласий.

Во тьме вдохновения больше... И всё же
Пускай горит лампа с любовью под кожей!
И так бесконечно он мысли мусолит,
В песочных часах его — гранулы соли.

В руках он часы, изумляясь, всё вертит,
Как будто пытается жизнь обессмертить.
По комнате ходит,скрипят половицы,
Как будто всё это ему только снится.

Как будто бы спит и себя спящим видит,
Как он— но не он, а великий Овидий,
Великий Овидий — поэт древнеримский,
В науку любви погружённый по риску.

В бутылки допитые им из под виски
Кладёт для потомков пустые записки
Он чувствует телом души своей фибры —
И это его окончательный выбор.