седьмое небо

В ноябрь уходишь, размышляя
о том, что стало тяжелее
мечтать о чём-то, строить планы
на год, на пять, на десять лет.
Кто знает, что у нас там завтра,
бьёт сильный слабого в азарте,
кричит ему - вали с поляны
и тычет в морду пистолет.
А в ноябре такая скука,
что ты понять не можешь - сколько
ещё так выдержишь, а значит,
осенним днём идёшь на вы,
ругая век, народы, власти,
не опускаешься до лести.
А что ноябрь паршиво начат -
не прыгнешь выше головы.
Вот как закончится - увидим,
куда в князья нам, простоватым,
в калашный ряд - и то не взяли,
сказав - свиных не надо рыл.
Но мы псковския, мы поймаем,
ухвачены зелёным змием,
уснём на маленьком вокзале,
где бог нам истину открыл -
что было - будет, сад вишнёвый,
Адам, который вместе с Евой
вкусит запретный плод, и сразу
поймёт - с творцом теперь он врозь.
А что там завтра? Ну, похмелье.
Как жаль, что мы не понимали -
рулит не ангельская раса,
и всё надолго и всерьёз.
Что Еве плохо без Адама,
Адаму тоже плохо дома,
когда ноябрь и сводки с фронта,
и холодно, и всюду тьма.
И что погибших не поднимешь,
что холод, голод, старость, немощь.
Ноябрь закончится, а он-то
зерно не сыпал в закрома.
Какие планы, шутка, что ли?
Мы жить мечтами перестали,
кто в этот мир явился голым,
тот в одиночестве погряз.
Лихая, право, идиома -
седьмое небо ждёт Адама,
он Еву ждёт и жжёт глаголом,
как в первый и в последний раз.
Посыплет белое на землю,
завертит, как на карусели,
а там - забудется, сотрётся,
состарит и сведёт с ума...
Война закончится когда-то,
Адам и Ева, словно дети,
не ощутят своё сиротство
и скажут - вот она, зима.