Американские Президенты и Тетрадь Смерти

В Овальном кабинете, где вершатся судьбы,
Где эхо голосов и тяжесть лет,
Лежит тетрадь, чернее сажи в трубах,
Хранящая смертельный свой секрет.

Её нашёл не Линкольн, не Рузвельт,
Не Кеннеди средь планов и интриг.
Она ждала, пока двадцатый век
В свой цифровой и нервный век проник.

И вот она. На коже тихий знак.
И правила, что леденеют кровь.
И первый, кто увидел этот мрак,
Почувствовал не страх, а злую новь.

«Вписать сюда тирана, диктатора, врага?
И мир вздохнёт, свободный от оков?
Одна лишь подпись — и сойдут снега
С вершин, что знали тяжесть сапогов».

И он писал. И падали враги,
Как будто мор косил их поутру.
И рейтинги взлетали, и долги
Сгорали в геополитическом пиру.

Тетрадь пошла по линии времён,
Из рук одних в другие, как венец.
Секретный протокол, священный стон,
Что приближал неминуемый конец.

Один стирал финансовых дельцов,
Чтоб Уолл-Стрит не знала больше драм.
Другой вождей воинственных племён,
Чтоб нефть текла к американским берегам.

А третий, видя внутренний разлад,
Вписал имён мятежных бунтарей.
И каждый был по-своему так рад
Могуществу, что всех богов сильней.

Но в зеркалах старинных Белый Дом
Хранил теней невидимую рать.
И каждый президент носил клеймо,
И каждый начинал во сне кричать.

Им виделись не лица, а глаза,
Пустые, без укора и огня.
Им слышалось, как воет где-то за
Пределами устроенного дня.

И бог Рюк, скучая в темноте,
Смотрел на них с усмешкой ледяной.
Он видел, как на этой высоте
Теряют душу, споря с сатаной.

Он видел, как свобода и закон,
Что высекли на камне их отцы,
Сменялись на зловещий перезвон
Имён, что пишут в строчки мертвецы.

Тетрадь лежит. Стареет президент.
И седина, как пепел тех имён.
Он самый сильный. Но в один момент
Поймёт, что сам давно приговорён.

Ведь тот, кто держит смерть в своей руке,
Кто судит мир одним движеньем кисти,
Давно плывёт по траурной реке
В тетради, где кончаются все жизни.