Обратная археология души

Я открыл дверь, за которой не было дома уже сто лет,
и вошёл в город, где улицы вымощены
нашими невысказанными словами.

Фонари горят синим огнём вчерашних обещаний,
а в витринах магазинов лежат вещи,
которые мы так и не купили друг другу:
часы без стрелок, письма без адреса,
поцелуи в вакуумной упаковке.

По площадям бродят
тени людей, которыми мы могли бы стать,
они курят сигареты из дыма несбывшихся планов
и смотрят на меня с укором, будто я
предал их, выбрав жизнь.

В центре стоит фонтан, из которого вместо воды льётся тишина,
та самая, что наступает после слов
«я устал».Я иду дальше, и под ногами
хрустят осколки зеркал,
в каждом — моё лицо в тот день,
когда я решил быть сильным.

Кровь на ладонях — не моя, это кровь всех «прости»,
которые я проглотил вместо того,
чтобы сказать вслух.В переулке нахожу
старый кинотеатр «Детство»,
сеанс идёт без конца: я бегу по летнему полю,
солнце в зубах, как спелая вишня,
а мама кричит вдогонку: «Не ешь много, зубы заболят!»

Зал полон, но все места пусты.
На крыше самого высокого дома сидит мальчик,
которого я потерял в девяносто пятом.

Он пускает кораблики из школьных
тетрадей по лужам дождя,
и каждый кораблик тонет с названием предмета,
который я ненавидел:
алгебра, физкультура, родительское собрание.

Я хочу крикнуть ему: «Не бойся, всё будет хорошо»,
но голос застревает в горле ржавой рыбьей костью.
Он оборачивается и улыбается той улыбкой,
после которой во взрослом мире уже
не улыбаются никогда.Дальше — лес из
фотографий, где мы все ещё вместе.

Деревья шепчут голосами бабушек,
которых нет двадцать лет,
листья — это лица друзей, с которыми
мы перестали здороваться.

Я рву один лист — на нём мы с тобой в десятом классе,
ты держишь меня за руку так, будто это навсегда.
Лист рассыпается пеплом.
В конце пути — море.

Оно чёрное, как выключенный экран,
и в нём отражаюсь не я, а тот, кем я стал.
На берегу стоит пустая лодка
с табличкой «Обратно не ходит».

Я сажусь в неё и отталкиваюсь
от берега из прощаний.Волны поют колыбельную,
которую пела мне мама,
когда я был слишком большим, чтобы признаваться в страхе.

Лодка плывёт сама, и я понимаю:
все эти города, леса, моря — внутри меня.
Я — огромная страна, по которой никто
никогда не пройдёт до конца.И когда
лодка растворяется, а море превращается в кровь в моих венах,
я просыпаюсь в своей постели, сорокалетний,
с сердцем, которое всё ещё бьётся:
«Вернись.
Ещё не всё потеряно».

Но дверь, за которой был город, теперь просто стена.
И только иногда, в три часа ночи,
я слышу, как за ней кто-то тихо стучит
моим детским кулачком.