Сонет 99 У. Шекспира

Весной фиалке ранней я твердил:
«Воровка милая, где аромат
Украла ты, чтобы теперь цвести,
Наполнив лёгким дуновеньем сад?
Конечно, только у моей любви.

Купава цвет взяла у рук твоих,
Душица – пряный аромат волос,
Страшились розы больше всех других:
Краснея от стыда и белых рос.

Качалась третья, обокрав других,
Дыханием пленяя и меня.
Не долго всем вдыхать её духи,
Коль скоро в лепестки вползёт червяк.

Цветов я видел много и других,
С ланит оттенки крали дорогих.


Оригинал:
Sonnet 99

The forward violet thus did I chide:
Sweet thief whence didst thou steal thy sweet that smells
If not from my love's breath, the purple pride
Which on thy soft cheek for complexion dwells?
In my love's veins thou hast too grossly dyed,

The lily I condemned for thy hand,
And buds of marjoram had stol'n thy hair,
The roses fearfully on thorns did stand,
One blushing shame, another white despair:

A third nor red, nor white, had stol'n of both,
And to his robb'ry had annex'd thy breath,
But for his theft in pride of all his growth
A vengeful canker eat him up to death.

More flowers I noted, yet I none could see,
But sweet, or colour it had stol'n from thee.


Подстрочник Шаракшанэ

Раннюю фиалку так я бранил:
<Милая воровка, откуда ты украла свой сладостный аромат,
если не у дыхания моего возлюбленного? Пурпурное великолепие,
которое поселилось на твоей нежной щеке в качестве тона,
ты слишком сгустила в венах моего возлюбленного>.

Лилию я осуждал за то, что она обокрала твою руку,
а бутоны майорана украли твои волосы.
Розы были от страха как на иголках,
одна краснеющая от стыда, другая белая от отчаяния,

а третья, ни красная ни белая, обокрала обеих
и к своей краже присоединила твое дыхание,
но за ее воровство во всем великолепии ее расцвета
мстительный червяк поедает ее насмерть.

Я наблюдал и другие цветы, но не видел ни одного,
 который бы не украл аромат или откраску у тебя