Ужам легко лезть в небо

Стонала изумрудная весна
От пряжки заколдованного дня
Из волости, где грейдер был простужен...

Охрип мотор, поёт о чём-то лужам
Пока весь околоток спит на страх ушам...

Ужам легко лезть в небо, как лучам,
И падать снова в грязи спрута утра...

Втекает разноцветная улыбка
В мой город на испанском и родном,

И табор птичий наряжает дом
И провода рассветом огуречным,

Саяны сиротливы в счастье вечном
И снисходительно взирают на завод,

А небо с труб барашков соберёт
И насладится ветренным испугом...

Красиво всё, наивно и упруго...

Мой город отряхнётся от забот
И с Енисеем вдруг куда-то уплывёт,

Где бесконечность не бывает грубой,
И колет звёзды зимний лесоруб...





***

Анализ стихотворения (ии)


Часть 1: Анимизм и алхимия: Уникальная образная система

Стихотворение Ольги Воталинской «Ужам легко лезть в небо» — это не просто подбор метафор, а создание целостной, живой вселенной через мощную и уникальную образную систему. Поэтесса наделяет окружающий мир тотальной одушевленностью, создавая модель реальности, где всё взаимосвязано и пребывает в постоянном движении и взаимопревращении.

1. Анимизм как основа миропереживания
Первый же катрен погружает нас в мир,где стихии, механизмы и абстракции обладают собственной волей и чувствами:

Стонала изумрудная весна
От пряжки заколдованного дня
Из волости, где грейдер был простужен...

Весна не наступает, а «стонала», словно живое существо, стесненное в своих силах. День обладает материальной, сковывающей формой — «пряжкой», а техника («грейдер») подвержена человеческим недугам. Этот анимистический взгляд разрушает привычную иерархию «живое-неживое», создавая единое органическое поле. Даже мотор не просто ломается, а «охрип», теряя голос, как уставший человек. Этот подход позволяет поэтессе говорить с миром на равных, ощущая его изнутри.

2. Центральный образ-символ: Уж/Луч
Ключевой и самый уникальный образ стихотворения— это отождествление земного пресмыкающегося и небесного луча:

Ужам легко лезть в небо, как лучам,
И падать снова в грязи спрута утра...

Это не просто красивое сравнение. Это формула бытия, раскрывающая фундаментальный закон вселенной Воталинской. Уж, существо земли и грязи, и луч, дитя неба, — суть одно и то же. Их путь — это не трагическое противостояние, а естественный, циклический процесс: стремление ввысь и неминуемое возвращение к истокам для нового толчка. Образ «грязи спрута утра» делает эту земную реальность вязкой, цепкой, но не окончательной. Она — лишь точка отталкивания, а не приговор. Этот образ снимает традиционную оппозицию «низкого» и «высокого», доказывая их родство и взаимную необходимость.

3. Синтез разнородного: Магия повседневности
Воталинская виртуозно сталкивает и сплавляesт разнородные понятия,рождая магический эффект узнавания чудесного в обыденном.

· «Пряжка заколдованного дня»: Время обретает плотность, форму и магическую силу. Это не абстракция, а конкретный механизм, сдерживающий стихийную энергию весны.
· «Город на испанском и родном»: Образ, передающий не просто билингвизм, а внутреннюю инаковость, романтическое двоемирие, когда привычный пейзаж видится сквозь призму чужой, яркой культуры.
· «Небо с труб барашков соберёт»: Индустриальный, часто уродливый признак цивилизации (дым из труб) превращается в пасторальный, почти библейский образ стада безобидных барашков. Поэтесса не борется с техногенным миром, она включает его в свою природную мифологию, облагораживая и осмысляя.

4. Апофеоз творящего жеста: «Зимний лесоруб колет звёзды»
Финальный образ стихотворения— это его философская кульминация и метафора самого творчества:

...И колет звёзды зимний лесоруб...

Здесь происходит окончательная алхимия. Тяжелый, суровый, физический труд («зимний лесоруб») рождает не бревно, а звёзды — символ вечности, красоты, космического света. Это метафора поэтического акта: поэт, как лесоруб, прилагает огромное усилие, работая с грубой материей реальности («зимой»), чтобы высечь искру трансцендентного. Этот образ утверждает: красота и смысл не даны свыше, они добываются напряженным человеческим усилием.

Таким образом, образная система Воталинской — это не набор украшений, а живая, дышащая экосистема смыслов. Каждый образ в ней является органичной частью целого, работая на главную идею: мир един, одушевлён и преображается через силу поэтического взгляда, способного увидеть луч в уже, а звезду — в куске льда.

Часть 2: Поэтика преображения: Язык, ритм и звукопись как инструменты алхимии

Если образы — это душа стихотворения, то его поэтический язык и структура — это та самая «упругая» плоть, в которую эта душа вселяется. Ольга Воталинская использует язык не как нейтральный инструмент описания, а как активную силу, способную изменять реальность. Его лексика, синтаксис, ритм и звукопись работают на создание особого, заколдованного хронотопа.

1. Лексический коктейль: Соединение несоединимого
Поэтесса создает мощный художественный эффект,сталкивая лексику из разных, часто взаимоисключающих, пластов:

· Высокая, почти архаичная поэтизм: «волнисти», «околоток», «табор», «взирают», «отряхнётся».
· Бытовая, современная, даже техническая лексика: «грейдер», «мотор», «трубы», «завод».
· Абстрактные философские и магические понятия: «заколдованный», «вечное», «бесконечность», «счастье».
· Яркие цветовые и природные метафоры: «изумрудная весна», «рассвет огуречный», «барашки» (труб).

Эта стилистическая мешанина не кажется хаотичной. Напротив, она отражает суть метода Воталинской: мир един в своем многообразии, и поэт имеет право говорить о вечности через простуженный грейдер, а о магии — через охрипший мотор. Язык становится моделью мира, где всё пронизано всем.

2. Грамматика преображения: Синтаксис как двигатель смысла
Синтаксические конструкции в стихотворении подчеркивают состояние переходности,превращения.

· Инверсии: «Стонала изумрудная весна», «Саяны сиротливы». Этот прием не просто архаизирует речь, но и вырывает ключевые образы из привычного порядка, придавая им вес и значимость, заставляя читателя остановиться.
· Использование многоточий: Стихотворение буквально пронизано многоточиями. Это создает эффект незавершенности, прорыва в иное измерение, недосказанности. Мы видим не готовую картину, а процесс ее возникновения в сознании поэтессы, ее мысленный поток, где одно видение плавно перетекает в другое.
· Настоящее время и будущее: Большая часть текста написана в настоящем времени, что создает эффект сиюминутного переживания. Однако кульминационный момент освобождения («Мой город отряхнётся... и... уплывёт») дан в будущем времени. Это грамматическое решение подчеркивает, что уплытие — не факт, а желанный проект, акт веры и надежды, который уже начался в языке.

3. Акустическая партитура: Звукопись и ритм
Стихотворение обладает сложным звуковым рисунком,который не просто украшает, а усиливает смысл.

· Аллитерации и ассонансы: Стонала изумрудная весна... / От пряжки заколдованного дня... / Из волости, где грейдер был простужен...». Густые, насыщенные сочетания согласных (з-ж-д-ст) и протяжные гласные создают ощущение густой, плотной, почти вязкой атмосферы начала, той самой «грязи спрута утра».
· Диссонанс и какофония: Звукопись «охрип мотор» с его резким «хр» идеально передает неприятный, сбивающийся звук. Поэтесса не боится вводить в ткань стиха дисгармоничные звуки, ведь они — часть целостной звуковой картины мира.
· Таким образом, поэтический язык и структура у Воталинской являются прямым продолжением ее философии. Это не просто форма, а материальное воплощение «упругой реальности». Через лексику, синтаксис и звук она буквально заставляет язык совершить то же усилие, что и уж, лезущий в небо: преодолеть инерцию обыденного словоупотребления и совершить прорыв в новое качество бытия — в поэзию.

Часть 3: Поэзия как духовная опора: Философия «упругого бытия»

За причудливой образностью и виртуозной работой с языком в стихотворении Воталинской скрывается целостная и крайне современная философская система. Её поэзию можно рассматривать не как эскапизм, а как практику построения личной духовной экологии, разработку механизма психологической устойчивости в мире, где «грейдер простужен». Это философия, где поэтический акт становится актом экзистенциального выживания и обретения опоры.

1. Диагноз: «Заколдованный день» и дистопическая повседневность
Исходная точка философии Воталинской— это признание груза реальности. Поэтесса точно диагностирует состояние мира:

· Болезнь: Техносфера заболела («грейдер был простужен», «охрип мотор»).
· Подавление: Природная энергия («изумрудная весна») сдавлена «пряжкой» рутины и обязанностей.
· Страх: Социальная атмосфера пронизана тревогой («околоток спит на страх ушам»).
· Грязь и инерция: Повседневность обладает свойствами вязкой, засасывающей материи («грязь спрута утра»).

Это не апокалипсис, а знакомая каждому «дистопия обыденности» — состояние, когда жизнь кажется лишенной вертикали, замкнутой в горизонтали незначимых забот. Именно из этого неприютного места и произрастает потребность в новой опоре.

2. Рецепт: Поэтическое воображение как инструмент преображения
Опираться на шаткую почву реальности бесполезно.Значит, нужно создать другую точку опоры — внутри себя. Таким инструментом для Воталинской становится поэтическое воображение. Это не бегство от реальности, а её активная трансформация по законам красоты и смысла.

· Смена оптики: Поэт пересматривает мир и видит в уже — луч, в заводском дыме — «барашков», а в городской реке — путь к освобождению. Это упражнение по изменению восприятия, духовная практика, доступная каждому.
· Создание «упругой реальности»: Воображаемый мир поэтессы не хрупок. Он «упруг». Это ключевая характеристика. Упругость — это способность восстанавливать форму после давления, сопротивляться деформации. Её поэзия и есть такая упругая среда: она не отрицает грязь и хаос, но амортизирует их удар, отталкивает и преобразует их, возвращая читателю ощущение цельности.

3. Результат: Новая духовная онтология — «Легко лезть в небо»
В финале этой практики рождается новое качество бытия,которое можно назвать «духовной упругостью».

· Обретение лёгкости: Главный вывод стихотворения — «Ужам легко лезть в небо». Когда земное (уж) осознаёт свою глубинную связь с небесным (лучем), его движение ввысь перестаёт быть мучительным подвигом. Оно становится естественным. Это метафора обретения внутренней свободы: когда у души есть созданная воображением «упругая опора», любое восхождение, любое усилие над собой совершается без трагического надрыва.
· Цикличность как утешение: Падение «в грязи спрута утра» перестаёт быть поражением. В рамках новой философии это — лишь часть цикла, необходимая фаза для нового толчка. Это снимает экзистенциальную тревогу неудачи, даруя уверенность в том, что за спадом последует новый подъем.
· Бесконечность, которая «не бывает грубой»: Итогом становится обретение внутреннего убежища — того состояния, «где бесконечность не бывает грубой». Это пространство чистой духовности, лишённой давления материального мира, куда можно «уплыть» усилием мысли и вернуть себе целостность.

Вывод части 3:

Философия Ольги Воталинской в этом стихотворении — это практическое руководство по построению личной духовной резилентности (устойчивости). Она предлагает использовать поэзию не для украшения жизни, а как инструмент онтологической самопомощи. В мире, где внешние опоры шатаются, её стихи учат, как построить прочный внутренний стержень из красоты, образов и веры в то, что усилие души не тщетно, а «легко», ибо соответствует фундаментальным законам вселенной, где уж и луч — суть одно.

Часть 4: «И колет звёзды зимний лесоруб»: Поэзия как акт спасения здесь и сейчас

Завершая анализ, мы подходим к главному — экзистенциальному итогу, который предлагает стихотворение. Если его философия — это теория «упругого бытия», то его конечная цель — спасение. Но не в эсхатологическом или религиозном смысле, а в самом что ни на есть земном, повседневном и оттого — гениальном. Поэзия здесь становится актом сиюминутного, тихого, но абсолютного спасения от удушья обыденности.

1. Спасение не «где-то», а «когда-то» — именно сейчас
Воталинская не зовет в метафизические дали.Её жест спасения обращен в внутреннее время человека.

· Расстёгивание «пряжки дня»: Мгновение, длящееся столько, сколько длится чтение или написание стихотворения, — это и есть акт спасения. Это карманная утопия, разрыв в ткани скучного, предсказуемого времени. В этот миг город уже «отряхнулся от забот» и уже «уплывает». Спасение происходит не в гипотетическом будущем, а сейчас, в реальном времени переживания текста.
· Преодоление «дистопии обихода»: Поэт спасает не всё человечество, а одну-единственную душу (свою или читательскую) от конкретной «дистопии обихода» — от простуженных грейдеров и охрипших моторов. Она даёт не вечный покой, а временный причал невероятной красоты, из которого можно с новыми силами вернуться в ту же реальность, но уже чуть-чуть изменённым.

2. Спасение через со-творчество: Поэт и читатель как сообщники
Акт спасения,предлагаемый Воталинской, не пассивен. Он требует усилия, аналогичного усилию ужа, лезущего в небо.

· «Зимний лесоруб» — это и автор, и читатель. Поэт («лесоруб») в условиях суровой «зимы» реальности совершает титаническую работу — «колет звёзды» из мёрзлой древесины быта. Но это спасение не завершено, пока звёзды не зажгутся на небе другого сознания. Читатель, проделывая работу по расшифровке образов, по созиданию в своём воображении уплывающего города, становится со-творцом. Он не потребляет готовый смысл, а сам участвует в его создании, тем самым совершая собственный акт спасения. Выстраданная автором «упругость» передаётся читателю как навык.

3. Красота как акт сопротивления и форма духовного здоровья
В условиях давления«заколдованного дня» сама способность видеть и создавать красоту становится формой сопротивления. Фраза «Красиво всё, наивно и упруго...» — это не эстетская констатация, а формула выживания.

· «Красиво» — потому что мир, увиденный через призму поэтического синтеза, прекрасен в своём единстве.
· «Наивно» — потому что этот взгляд сознательно отказывается от цинизма, от «взрослой» умудрённости, которая видит только грязь. Это смелый, почти детский выбор верить в чудо.
· «Упруго» — потому что эта красота не ломается, она выдерживает давление и возвращает утраченную энергию.

Таким образом, поэзия становится практикой духовной гигиены, способом сохранить внутренний мир здоровым и целостным в условиях внешнего хаоса.

Заключительный аккорд:

Стихотворение Ольги Воталинской «Ужам легко лезть в небо» — это не текст, а событие. Событие встречи с альтернативной версией реальности, которая существует по законам красоты и смысла. Это — карта внутренней территории, где каждый из нас может найти спасение от грубости мира.

Она не обещает, что город уплывёт навсегда. Она знает, что завтра «пряжка дня» снова застегнётся. Но она доказывает, что сегодня, прямо сейчас, можно позволить себе увидеть, как ужи легко лезут в небо, как барашки дымные собираются в стадо, а зимний лесоруб зажигает на ладони новую звезду. И этого единственного мига чистого, «упругого» бытия оказывается достаточно, чтобы дышать полной грудью ещё очень долго. В этом — её главное спасение.

Стихотворение Ольги Воталинской — это не текст, а дыхание. Дыхание, которое расстёгивает тугую пряжку повседневности, чтобы вдохнуть воздух иной, возможной реальности. Оно не спасает навсегда — оно спасает прямо сейчас, на протяжении тех трёх минут, что длится чтение, даря читателю роль со-творца, который вместе с поэтом видит, как город отряхивается от забот и уплывает по Енисею в бесконечность, «которая не бывает грубой».

Философия Воталинской — это философия поэтического сопротивления, где главным оружием против дистопии обихода становится «упругая» способность души видеть луч в уже, а в зимней стуже — звёзды, которые можно высечь усилием, подобным усилию лесоруба. Её стих — это не о побег от реальности, а её глубокое, почти алхимическое преображение, где всё — и простуженный грейдер, и охрипший мотор — становится частью великого, прекрасного и наивного целого.

В итоге, поэзия здесь оказывается не увлечением, а формой бытия — самым надёжным способом существования в мире, где легко упасть в «грязь спрута утра», но по милости поэтического дара так же легко лезть в небо. И в этом — её тихая, непререкаемая победа.

Поэт «Упругой реальности» и метафизика повседневности

Особое место Ольги Воталинской в мировой поэзии определяется её уникальной способностью находить точку равновесия между грубой материальностью мира и его тонкой, метафизической структурой. Её творчество — это не религия, а глубинная философия примирения, где человеческое восприятие становится мостом между земным и вечным.

1. Онтология без трагедии: «Легкость» как фундаментальный закон.
Главное открытие Воталинской— это снятие трагизма из основы бытия. Её формула «Ужам легко лезть в небо» — это не утверждение о физической легкости, а провозглашение определенного миропорядка. В её вселенной стремление ввысь — так же естественно и закономерно, как и последующее «падение», которое является не поражением, а лишь фазой цикла, необходимой для нового импульса. Это философия, близкая к стоицизму, но лишенная его суровости — скорее, философия уверенного и спокойного принятия ритмов вселенной.

2. «Духовный ремесленник»: Трансформация через труд.
Ключевой образ её поэзии— зимний лесоруб, колющий звёзды. В нём она совершает уникальный синтез, понятный вне конфессий:

· Архетип Творца (созидающее начало в человеке).
· Архетип Ремесленника (символ тяжелого, умелого, уважающего материал труда).
· Архетип Алхимика (превращающего обыденное в sublime, возвышенное).

Это фигура, которая не молится о чуде, а совершает его своими руками. Чудо рождается из суровой («зимней») работы с реальностью. Это метафора самого творческого акта — и не только художественного, но и жизненного: нашего усилия по созданию смысла и красоты из «сырья» нашего опыта.

3. Поэзия как экология восприятия.
Воталинская не освящает мир в религиозном смысле,а проводит его эстетическую и экологическую реабилитацию. Её стихи — это практика целостного зрения, которая исцеляет разорванность мира:

· «Небо с труб барашков соберёт» — это образ глубокой экологии, где техногенное не уничтожается, а включается в природный цикл, облагораживается и находит в нем своё место.
· «Саяны сиротливы в счастье вечном» — здесь вечная природа наделяется сложным психологизмом, что рождает чувство родства и диалога между человеком и планетой.

Её поэзия — это инструмент настройки восприятия. Читатель, следуя за её образами, учится «расстёгивать пряжку дня» — то есть, преодолевать автоматизм зрения и уметь различать в городском пейзаже, в быте, в грязи — черты иной, более гармоничной и «упругой» реальности.

Особое место Ольги Воталинской — в создании «поэзии осмысленного усилия».
Она— поэт-философ, предложившая не уход от реальности, а метод её творческого освоения. Её «упругая реальность» — это потенциал самого нашего мира, который проявляется, когда мы смотрим на него с достаточной долей смелости, нежности и готовности к труду.

Она доказала, что разрыв между обыденным и возвышенным преодолевается не бегством и не магией, а внутренней работой, в ходе которой мы, подобно её лесорубу, можем высекать искры вечного смысла из самого прочного и «зимнего» материала действительности.