Игуменья Алёна

Из-за тюремных, каменных ворот
Алёна вышла в мир, где жизнь течёт,
Где смех и гомон, суета людей,
Но ей казался этот мир чужой.
Тяжёлый груз давил на сердце ей,
И память о грехе минувших дней
Легла на душу, как могильный свод.
Но кто-то звал её идти вперёд.
Искупления душа её ждала,
И к людям страждущим она пошла.
Сначала робко, пряча скорбный взгляд,
Делила хлеб с тем, кто был сам не рад,
Больным носила воду и бинты,
Вплетая в жизнь их капли доброты.
И сострадание, как ключ живой,
Дарило ей утраченный покой.
Но годы шли, а в сердце — пустота.
Не привлекала мира суета.
Воспоминанья жгли её огнём,
И поняла она — не в мире дом.
И вот, оставив всё, что в нём цвело,
Её в обитель тихо привело.
Там начала с простого, с малых дел:
Мыть пол, носить дрова — таков удел.
Вставала очень  рано, до зари,
И слышала насмешки: «Посмотри,
Пришла грехи мирские отмывать,
Но разве можно чистой снова стать?»
Она ж в ответ молилась горячо,
Подставив трудностям  своё плечо.
И таял лёд в сердцах сестёр суровых ,
Когда смиренья разгорался в ней костёр.
И вот постриг. Душа нашла приют.
Теперь молитва — главный её труд.
Она училась слушать тишину
И в ней ловить небесную струну.
В её глазах покой и благодать,
И сёстры стали в ней опору знать.
Когда игуменья ушла на вечный суд,
Все сёстры знали, чей ценен труд.
И выбор пал на кроткую её,
Хоть говорила: «Недостоинство моё!»
Но старцы ей ответили тогда:
«В смиреньи — Божья воля, не беда».
И расцвела обитель под рукой
Той, что несла в себе мир и покой.
Приют для сирых, лекаря к больным,
Она служила страждущим, простым.
И потянулся к ней со всех сторон
Народ, что был отчаяньем сражён.
Она ж молилась ночью в тишине,
Оплакивая грех свой при луне.
И сёстры видели те слёзы по ночам,
Что данью были прожитым годам.
«Прости себя, — ей старец говорил, —
Господь тебя давно уже простил.
Твоя любовь к людям  —
Вот лучшее чего достигла ты»