Харон и Смерть

Над гладью Стикса ни звезды, ни блика.
Лишь тихий плеск да шелест камыша.
Здесь вечность дышит холодом безликим,
И в лодке ждёт покинутых душа.

Харон суров. Его глаза как угли,
Что догорели тысячи веков.
Он видел всё, как царства в прах истлели,
Как умолкал и бог, и царь, и вор.

Он правит шест, мозолиста ладонь,
И каждый взмах, как выверенный такт.
Ему не важен ни огонь, ни бронь,
Лишь обол, за свершившийся контракт.

Но есть одна, чей лик туманней дыма,
Чья тень скользит бесшумно по воде.
Она приходит к лодке нелюдимо,
Не оставляя знаков на песке.

Она сама и приговор, и милость,
И жнец, и семя нового зерна.
В её глазах все то, что не свершилось,
И тайна, что до ужаса ясна.

Она не платит. Ей цена не нужна.
Она садится молча на корму.
Их встреча как извечная порука,
Понятная лишь только им одним.

Харон не спросит, чей оборван путь,
Кого она сегодня забрала.
Он просто знает время повернуть
И везти груз, что Смерть ему дала.

Она глядит на призрачные тени,
Что жмутся к бортам, полные тоски.
Она итог всех страхов и сомнений,
Разжавшая последние тиски.

А он паромщик, страж седого брода,
Служитель неизбежного конца.
Два вечных лика одного исхода,
Два отраженья одного лица.

И лодка вновь скользит по чёрной глади,
Скрипит уключина в ночной тиши.
Харон везёт, на Смерть порой не глядя.
Она везёт покой его души.