камера

Мой стеклянный глаз взирает в эту парашей,
Где каждый оставляет след своей дерьмовой души.
Здесь льются струи жёлтой, едкой мочи,
Чтоб остывали пятна грешные свечой.
Вот блюёт мужик,в унитаз роняя ночью
Куски вчерашней радости,обрывки прошлой.
А рядом дама с целлюлитной плотью
Справляет нужу с тихим стоном, будто кроет.

Я вижу вас насквозь, сквозь смрадный кафель,
Вы куклы в моём беспощадном анафеле.
Ваш пот,ваша рвота — моя сладкая благодать,
Я буду смотреть,пока вас не станет не видать.

Вот тело первое: на рёбрах синие пролежни,
Спина горбом, как будто демон в ней прилёгший.
Он кашляет, и глисты в луже ползут,
Среди ошмётков мяса,что из горла идут.
А вот второе тело: грудь висит, как плетни,
Шрамы на бёдрах, будто резали плетью.
Из язвы на ноге сочится жёлтый гной,
Она мочится стоя, с дикой сути боль.

А вот и господин, чей биозамёшен роком,
Чья плоть отслаивается кусками под уколом.
В его вене не кровь, а бурый раствор,
Его рука сплошной гнилостный разворот.
Он вводит яд в артерию свою больную,
Где ткань чернеет, будто трупную липучку.
И вот уже конвульсии его корежат,
И кишки свои на пол он рвёт, как старую рухлядь.

Щёлк, кадр: анус, разорванный на части.
Щёлк, кадр: ребро, торчащее из ясти.
Щёлк, кадр: как в луже крови шевелится последний вздох.
Щёлк, кадр: как человек становится просто прах.

И ваша плоть, и ваши все отходы,
Лягут в основу будущей природы.
А я останусь вечный, злой свидетель,
Хранитель ваших самых грязных тайн и истин.