Сестричка

Сестричка

Ты в белом халате бредёшь по палате.
А кто-то в степи, в крови и грязи.
Ты врач современный, стерильный, надменный.
А кто-то под пулей, раны врачуя,
Солдата бинтует, жизнью рискуя.
Не будь привередлив, мой друг незабвенный,
И помни мгновенья, их жизней биенье…

Штаб полка                               

Серые рваные тучи плыли над степными равнинами. Ноябрь выдался сырым и ветреным. Сильные порывы промозглого ветра пробирали сквозь ватник до костей. В воздухе ощущалось веяние зимы. Серое небо могло разверзнуться, и на землю падали холодные капли дождя, застилая взор. А когда дождь перемежался, степь словно вытягивала всю влагу, оставляя чахлые растения колыхаться и сохнуть на порывистом резком ветру. В эти минуты воздух казался ещё более холодным. И хотелось втянуть шею поглубже в плечи, закутавшись в одежду как можно сильнее, сохраняя выветриваемое тепло.

Десяток полуторок неторопливо двигался по узкой дороге среди бескрайних Астраханских просторов. Солнце заходило, и на степь опускалась кромешная тьма. Фары на автомобилях затягивались кожухом, оставляя только узкую полоску, но их шофера не спешили зажигать. Близость линии фронта заставляла водителей соблюдать светомаскировку. Машины никогда не доезжали до передовой, пополнение подвозили к штабу полка. Там красноармейцы спешивались, командиры получали назначение и маршем преодолевали оставшееся расстояния.

В грузовиках мерно покачивались солдаты, кто-то дремал, кто-то нервно потирал вспотевшие руки, напевая под нос для храбрости.

- Товарищ сержант, разрешите обратиться?

- Разрешаю.

- Товарищ сержант, когда мы сможем бить врага, а то всё едим и едим?

- А ты боишься, что от скамьи задница плоской станет? – Неспящие усмехнулись в рукава шинелей, стараясь не гоготать. – Не волнуйся, Семёнов, скоро нам представится такая возможность. Да и не только бить, а бить так, что бы враг бежал без оглядки. Наши товарищи в Сталинграде жизни не щадя, удерживают свору гитлеровских шакалов. Мы же будем их левым флангом, быть смелее и отважнее. Нужно бить врага так, чтобы земля под ногами у них горела. И не было им покоя нигде.

Машины вырулили на возвышенность и покатились под горку. Вскоре из сумрака показались траншеи, сходящиеся к окопавшимся зениткам противовоздушной обороны штаба, обложенные дополнительно мешками. Закатное солнце, отражаясь от тяжёлых дождевых облаков, играло багрянцем на стволах 37 миллиметровых зенитных орудий. А впереди можно было разглядеть начинающиеся траншеи, окутанные маскировочными сетками.

28 Армия дислоцировалась в Астрахани, растянув боевые порядки по Калмыцким степям. Командованию казалось, что маятник войны остановился в своей верхней точке и вот-вот начнёт своё движение в обратную сторону. Немецкое наступление было остановлено. Хоть 16 моторизованная дивизия немцев за осень успела хорошо окопаться и сбросить врага с насиженного за эти месяцы места, пока не выходило. Оборона представляла собой укреплённые опорные пункты и мобильные группы поддержки. По степи катались диверсионные группы прощупывая оборону друг друга.

Дорога свернула, и колонна полуторок выехала на ровный участок хорошо утрамбованной земли, прямо под стволы лёгких танков Т-26 и Т-50, а поодаль стояли угловатые бронемашины БА-64, в одной из которых ковырялся перемазанный механик в чёрном комбинезоне. Автомобили остановились, петли жалобно заскрежетали, отворяя дверь кабины первой полуторки. На землю быстро спрыгнул молоденький лейтенант, оправляя форму, нахлобучивая шапку. Из траншеи к колонне вышел невысокий в потёртой форме майор в сопровождении двух старшин. Лейтенант сделал несколько быстрых шагов, остановился возле старшего по званию, и приложив руку к виску, отрапортовал:

- Товарищ майор, пополнение, направленное штабом армии, прибыло.

- Вольно, лейтенант. Командуй разгрузку, а потом пойдём вас ставить на довольствие. Личный состав может оправиться. Взводные с нами.

- Есть! - Лейтенант вновь приложил ладонь к виску и, повернувшись к машинам, громким командным голосом огласил:

- Слушай мою команду! Сержанты произвести разгрузку и оправку личному составу! Старшинам проследовать за мной!

Площадка загудела. Первые спрыгнувшие откидывали борта полуторок, позволяя другим снимать с кузовов тяжёлое вооружение и ящики с боеприпасами. Один из ординарцев направился к машинам, а старшие офицеры пополнения, направились к ожидающему майору. Отсалютовав друг другу, офицеры направились по затянутым маскировочным сетями траншеям. Перед дверью блиндажа их встретили бойцы, вооружённые автоматами, что пристально вглядывались в новоприбывших. Поприветствовав офицеров, солдат отошёл от двери, приоткрывая её. И как последний был поглощён слабым светом блиндажа, тут же затворил за их спинами деревянную дверцу.

Блиндаж освещался масляными лампами, расставленными по всем углам, избавляясь от неосвещённых мест и глубоких теней. У правой стены стоял огромный стол, вокруг которого толпилось много офицеров. Майор выдернул оттуда усатого писаря и передал новоприбывших ему.

- Списки личного состава передадите ему, - капитан указал на усача, - он ваших людей поставит на довольствие. Опосля посидите, вам поставят задачу, – кивнул на лавочки, идущие вдоль стены.

На такой лавочке ближе к углу блиндажа сидела молоденькая девушка. Заметив её, командир 105 стрелкового полка вздохнул и направился к ней.

- Товарищ Качуевская, – обратился он к ней, – вы всё ещё здесь? Бумаги для госпиталя получили? Или у вас ещё есть какое дело?

- Получила, Иван Иванович. Я хотела…

- Опять на передовую проситься. Ходатайство о переводе в снайперы отклоняю, – укоризненно проговорил майор.

- Но…, - твёрдым голосом попыталась возразить девушка.

- Никаких но, товарищ Качуевская, - покачал головой, - была бы моя воля, оставил бы вас в тылу ухаживать за ранеными. А на передовую разрешал только парням идти, – он ещё раз качнул головой, – вы и так постоянно на передовой. И при оружии. Однако ваше основное оружие это бинты и умелые руки. Кандрашов! – Окликнул он писаря.

- Я, товарищ майор!

- Бумаги для склада передал товарищу Качуевской?

- Так точно!

Проша Иван Иванович вновь повернулся к девушке. Та смущённо стояла в ожидании. Желание попасть на передовую снайпером растаяло, но по прежнему, она будет помогать на линии соприкосновения товарищам. Покряхтев не по возрасту, Проша покачал головой и, чуть наклонившись, по-отцовски промолвил.

- Ну, ступай. До Астрахани отправляется машина. А ты её задерживаешь. Ступай, а то пешком придётся идти, а попутку ночью поймать не получится. - Девушка отсалютовав направилась к выходу из блиндажа.

Калмыкские степи

Спустя пять минут, Наташу Качуевскую уносила потрёпанная полуторка. Закутавшись в шинель, она смотрела куда-то вдаль, туда, где небо смыкалось с землёй. К началу войны ей исполнилось всего 19 лет. И как тысячи молодых людей, первокурсница ГИТИСа Наташа Спирова стремилась попасть на фронт. Раз за разом юная студентка получала отказ. Но не опускала рук, с упорством писала прошение военкому.

В голове, как фотокарточки, проявлялись лица молодых смеющихся солдат. Всплывали картины воинских частей, что посещала их концертная бригада, состоящая из не окончивших института молодых актёров. Она собрала и возглавляла их, стараясь хоть чем-то помогать фронту. Им самим было немногим меньше тех смеющихся и задорно хлопавших красноармейцев. Но отчего-то именно лица необстрелянных юнцов вспомнились Наташе.

Машину покачивало, свет фар выхватывал редкий кустарник, росший вдоль обочины. От этого монотонного движения начинало клонить в сон. Перед глазами поплыла дымка забытия, и в этой пелене, как на экране дома культуры прорисовывались концерты в госпиталях. Они пролетали, не задерживаясь, кроме того госпиталя, где состоялась первая её встреча с Павлом Павловичем Качуевским, командиром специального отряда.

Шумными овациями сопровождался последний номер, показанный артистами в тыловом госпитале. Наташа наблюдала за импровизированным залом из-за небольшой шторки, сделанной на скорую руку на манер театрального занавеса. Это было не первое их выступление, но она всё равно волновалась, хоть и не показывала этого открыто. На плечо аккуратно легла рука, большая сильная. От неожиданности Наташа вздрогнула.

- Извините, я вас напугал, – послышался мужской громкий шёпот. Наташа обернулась. Рядом с ней стоял высокий мужчина, опирающийся на палку-трость, - у ваших товарищей хорошие номера. Бойцы прибывают в приподнятом настроении от вашего репертуара.

- А вы почему здесь, а не в зале?

- Хотел поблагодарить артистов от ребят и себя самого. То, что вы делаете, очень нужно для поднятия настроения и боевого духа раненых.

- Странно, я вас не видела в зале.

- Это потому, что моё место во-о-он там, - тихонько потянул мужчина, указывая на дальний ряд, - мои товарищи в третьем ряду.

- Отчего же вы на самой галёрке?

- Командир должен заботиться о своём личном составе, даже на излечении.

Так их первое знакомство и произошло. Павел оказался внимательным и заботливым мужчиной. Наташа была очарована им, встречи стали частыми. Прогуливаясь по больничному парку, где Павел проходил реабилитацию после очередного ранения, они много говорили. Он не рассказывал о войне, не пытался вскружить голову умопомрачительными подвигами. Рассказы же его были не о нём, о его боевых товарищах, служивших с ним в одном отряде.

«Мама, он такой добрый, честный и заботливый, ему доверяют свои жизни множество людей, и я свою готова доверить, — рассказывала она матери Александре Леонидовне, — он мне самый родной и близкий, я готова идти за ним в огонь, и в воду».

А вскоре Наташа и Павел поженились, их желание быть вместе было обоюдным, и война не могла встать между ними.

- Слышь, дочка, – окликнул её шофёр, – расскажи что-нить, а то гляди того засну за баранкой. Третьи сутки кручу без передыху.

Наташа встрепенулась, отгоняя видения драгоценных мгновений прошлого. За рулём сидел усатый мужичок лет пятидесяти, кряжисто покашливал в кулак и изредка потирал глаза, позёвывая.

- А о чём рассказать? – Девушка провела ладонью по лицу, оставляя дремоту позади автомобиля.

- Да, хоть о чём. Где жила… - шофёр широко зевнул, - я вот, из-под Ярославля, у нас там такая природа. Идёшь по лугам, от запаха цветов голова кружиться начинает. А ягоды какие в лесу, ягоды! М-м-м…

- А я из Москвы. До войны училась. Успела закончить только первый курс.

- Да? Кем хотела стать?

- Актрисой. Это институт театрального искусства, ГИТИС.

- Ну, ничего, война закончится, и сможешь вернуться к учёбе, – он немного помялся, - все вернёмся и сможешь закончить учёбу.

Грузовик качнуло на ухабе, и дорога пошла в горку. Наташа стала рассказывать о своём детстве, и как прошёл её первый год обучения. Как прекрасна Москва весной. Она говорила, что приходило в голову. Водитель теребил ус, покрякивал, потирал глаза, а иной раз и сам вставлял в монолог свою историю или байку. Так они и доехали до Астрахани. У окраины их остановил патруль. Офицер проверил документы и накладные, а солдат осмотрел кузов. Машина ехала в госпиталь за медикаментами для передовой, и осматривать в полуторке было в общем то нечего. Так что через минуту полуприкрытые фары автомобиля освещали своим тусклым светом тёмные улочки.

- Ну, вот и приехали, дочка. Ступай, а я скажусь главврачу, да спать. А то от усталости мы еле-еле держусь. Пару часов на сон, а там снова за баранку. Да и у тебя дел невпроворот будет.

Шофёр погасил фары, и белое здание поглотила ночь. Оно казалось заброшенным, с пустыми глазницами окон. Плотные занавеси укрывали жизнь и суету внутри госпиталя, не пропуская на улицу и малейшего лучика, дабы не навести вражеские самолёты на место положения жизненно важного объекта.

Начало операции

19 ноября младшие офицеры получили приказы вывести весь личный состав на позиции. Ёжась под ледяным ветром, Наташа наблюдала за бойцами, проходившими мимо медицинского блиндажа. Она вглядывалась в лица красноармейцев, вспоминая своего дорогого и любимого мужа. Их счастье было коротким. Почти сразу после их свадьбы Павел Павлович Качуевский был отправлен в спецотряд партизан «Вторые», ведущий подрывную деятельность под Могилёвым. Прошло уже несколько месяцев, как Наташа ушла на фронт, окончив курсы санинструкторов, а о нём так ничего и не было ей известно. Но она верила, что они встретятся, может быть это будет сегодня, а может завтра.

Тяжёлый сорок второй год подходил к концу. Встретившие в середине лета вооружённую до зубов 6-ую армию вермахта бойцы 62-ой и 64-ой Рабоче-крестьянской Красной армии заставили остановиться слаженный механизм третьего рейха. В ожесточённых Сталинградских боях красноармейцы сковали элитные немецкие силы. Не помогала фашистам и поддержка их союзников, 8-й итальянской и 2-й венгерской армии. А 4-я танковая на улицах города на Волге оказалась малоэффективной. Увязнув в советской обороне, немцы вынуждены были топтаться на месте. А впоследствии прекратить наступление, так и не выполнив поставленной задачи, переправиться через Волгу, перерезав жизненно важную артерию Советского союза.

Холодными иголками летели капли измороси Наташе в лицо. Сотни бойцов шли вперёд, грузовики тянули по раскисшей земле орудия и снаряды. 34 гвардейская стрелковая дивизия шла на позиции, разделяясь потоками на полки. Им предстояло ударить по окопавшимся врагам на высотах у Хулхуты. Как поговаривали, мамалыжники не любили мёрзнуть в продуваемой колючими ветрами степи. Но здесь, были отборные моторизованные войска немцев.

Солнце ещё только показалось над горизонтом, а Утта и Хулхута сотрясалась от авианалётов наших Ил-2. В воздухе послышался гул моторов. Низкая облачность мешала лётчикам, закрывая ориентиры бомбометания. Экипажи нервничали, но шли за ведущим. И вот, рваные облака показали землю, и в этот же момент заговорили вражеские зенитки. Красно-чёрные шары рвали воздух рядом с Илами. Командир эскадрильи потянул машину в низ, летающий танк понёсся к земле, выпуская эрэсы и сбрасывая бомбы на высоту. Разглядывать попадания некогда, земля совсем близко. Ведомые совершают тот же манёвр утюжа вражеские укрепления. Звено делает второй заход. Земля встал на дыбы, выворачивая траншеи врага, раскидывая брёвна блиндажей. Заход на соседнюю высоту и разворот на аэродром Астрахани, для дозаправки и пополнения боезапаса.

Танковые колонны 6-ой гвардейской танковой бригады, облепленные десантом, рвались к укреплениям в урочище Сянцик. Машины сбавили скорости и стали разворачиваться в боевой порядок. Десантники соскакивали на ходу, стараясь не попасть под гусеницы своих же танков. Тридцать четвёрки вступали с ходу в бой, разбирая доты врага по брёвнышку. Когда грозные машины подошли к укреплениям вплотную, а бойцы 156-ой осбр заняли первую линию траншей, немцы дрогнули.

Сражение разгоралось по всей степи, 34-ая гвардейская стрелковая дивизия была на острие, проламывая окопавшихся на высотах у Хулхуты немцев. 105-ый гвардейский полк, где служила Наташа, готовился к отчаянному рывку до вражеских позиций. Даже при поддержке танков и артиллерии хорошо укреплённые позиции врага сковырнуть не получалось. Санинструкторам предстояла тяжёлая работа.

«Наша часть отважно била гитлеровцев, по-гвардейски, потом нас отвели в тыл на отдых и пополнение. Скоро ненавистный враг опять будет получать по первое число от нас. (Писала Наташа в своём письме маме.) Хочу быть снайпером, чтобы самой убивать проклятых фашистов, топчущих нашу землю. А пока ухаживаю, как за родными братьями, за ранеными нашими товарищами.»

Жаркое утро

Ярко жёлтый диск солнца, повисший над степью, не добавил тепла. Погода ухудшилась, моросящий дождь сменялся густым туманом. На переднем крае укреплений задрожала земля и начала подниматься на дыбы со страшным грохотом, устилая пожухлую траву грязными комьями. Ракеты выворачивали укрепления, вызывали детонацию ближних минных заграждений, закручивая на столах колючую проволоку.

Лейтенанты, сжимая в ладонях оружие, срывая голос, поднимали солдатский дух. Стальной кулак поравнялся с наспех отрытыми укреплениями, увлекая в стремительную атаку, первыми встали командиры взводов. «Вперёд товарищи! За родину! За Сталина!» кричали они, «Ура!» вторили им красноармейцы, поднимаясь на враждебные высоты. Санинструктора и санитары ждали, сжимая в руках холщовые сумки с красным крестом, пока танки и пехота не отдалятся.

Тяжёлая машина, лязгая гусеницами о катки, устрашающим грохотом перескочила через край и устремилась на врага. Смятый бруствер мёрзлыми комками осыпался внутрь траншеи. По спине у Наташи пробежал холодок от легко сминаемого укрепления, а каждый скатившийся комок земли отзывался мурашками по спине. Это был не первый её день на передовой, но подобное зрелище всегда вызывало оторопь.

Как только танки немного ушли вперёд, догоняя впереди бегущую пехоту, санинструктора поднялись им вслед. Наташа вместе с товарищами старалась двигаться позади бронированного корпуса впереди едущего танка. Сердце у Наташи замерло в ожидании. Так было всегда, пока не увидишь первого убитого, не перебинтуешь первого раненого. После этого тело само выполняло всё, чему её учили на курсах, страх уходил, пока не остановишься передохнуть подумать о происходящем. А дальше всё сначала.

Казалось, ещё немного, и вот они вражеские окопы. Но вот с позиций врага открыли сначала редкий оружейный огонь, затем ожили доты с пулемётными расчётами. Пули засвистели над степью. То тут, то там кто-то останавливался, вскидывал голову к верху или просто падал словно подкошенный, обнимая сырую землю. Кто половчее да повыносливее, стрелял на ходу в ответ. Грозные машины останавливались урча, и пулемётным огнём сбивали врага с полуразрушенных траншей.

Пригнувшись, Наташа старалась не споткнуться и не смотреть под лязгающие гусеницы танка. Мысли о том, что грозная машина вот-вот выбросит из-под тяжёлых траков переломанное, разорванное на куски мёртвое тело, она старалась гнать как можно дальше от себя. Но лица погибших товарищей всё равно приходили во снах, особенно в первое время, заставляя просыпаться в холодном поту. За эти два месяца она повидала всякого, приходилось иной раз и оружие брать в руки. Девушка уверенно стреляла по врагу, руки после этого не дрожали. А меткости мог позавидовать опытный стрелок.

Танк остановился и дал длинную очередь по вражеским траншеям. Один из санитаров выскочил из-за брони и кинулся вперёд, пока машина ещё не успела тронуться. В десяти метрах перед танком лежал красноармеец, раскинув руки. Сильным рывком паренёк оттянул бойца из-под гусениц, оставляя на мокрой траве багровое пятно. Озябшими руками санитар нащупывал пульс, но жизнь уже покинула солдата. Тяжёлая машина, рыча и лязгая, прошла мимо них.

- Жив? – Выкрикнул кто-то рядом. Сидящий на земле парень покачал головой. Наташа выдохнула облачко пара и осмотрелась. Справа, метров в тридцати лежал боец с поднятой рукой, а дальше темнели ещё две фигуры.

- Василий, давайте за мной, - сказала Наташа, похлопав по спине рядом идущего.

Прижимаясь к земле, они зайцами выскочили из-за танка. Шальные пули жужжали где-то рядом. От этих песен, по спине пробегали мурашки. «Вот она смерть прошла рядом», -  проносились мысли в голове у Наташи. «А может, следующая будет моей? Нет, снова прошла мимо.» Стон раненого быстро вытеснил лишнее из сознания, очистив мысли хрупкой девушки.

- Куда тебя? – Выдохнула Наташа.

- Не… не… знаю, - запинаясь, прохрипел молодой парень, - дыша-а-ать тяжко...

- Василёчек, расстегай ему шинель, аккуратно. Я сейчас, - быстрым движением Наташа распахнула медицинскую сумку и вынула всё необходимое для перевязки. – Приподнимай.

Василий аккуратно приподнял голову и быстрым движением протиснул руку под шинель, позволяя Наташе снять её с плеч. Боец вскрикнул и стиснул зубы, завыл.

- Потерпи родной, пуля в рёбрах застряла. Сейчас перебинтуем и в медсанбат, а там и в госпиталь, поправляться, – приговаривала она, а сама, знай, накладывает тугую повязку. – Готово. Тяни его. - Наташа погладила раненого по лицу, нежно смахивая холодный пот. Повернулась и на полусогнутых побежала к лежащим неподалёку.

Раскинув руки, словно желая обнять небо, солдат смотрел своими голубыми глазами на серые дождевые тучи. Припав коленями к сырой и холодной земле, Наташа положила руку на его шею и замерла. Сердце солдата молчало. Отведя взгляд от замерших глаз, она заметила разорванную на боку шинель. Пуля насквозь прошла тело, вырвав большой кусок плоти. Девушка прикрыла глаза и сжала зубы, пытаясь удержать душевное равновесие и холодную голову. Она не знала этого парня и ни разу с ним не пересекалась, хоть и служили в одном полку. Видно он был из недавнего пополнения. Горечь, страх и скорбь терзали её сердце, но нужно было идти дальше. Спасать тех, кого можно было спасти.

Не поднимаясь, Наташа на четвереньках поползла к скорчившемуся чуть поодаль. Почувствовав чьё-то приближение, красноармеец зашевелился. Его руки вцепились в бедро, сквозь пальцы сочилась багровая кровь, а в глазах читалась дикая боль. Ловким движение девушка извлекла из сумки жгут и бинты. Маленькие ладошки бесцеремонно перетянули бедро у самого паха. Однако руки красноармеец не разжимал.

- Кровь сейчас остановится, но нужно перебинтовать рану, – Наташа положила свои ладошки раненому на кисть, стараясь оттянуть её от раны, – помогай мне, давай родной, отпусти ногу, – приговаривала она, отрывая окоченевшие кисти. Руки солдата не слушались. С огромными усилиями ей удалось ослабить хватку, - теперь я накладываю повязку.

Закинув винтовку за спину, санинструктор Качуевская помогла раненому перекатиться на кусок брезента, служивший санитарам волокушами. Ухватившись покрепче за лямку, девушка потянула раненого в сторону пункта первой медицинской помощи. Несколько минут тяжёлого труда санинструктора, и солдата осматривал фельдшер, решая дальнейшую судьбу красноармейца. А доставившая его Наташа, положив ещё бинтов в сумку, отправилась назад, на поле боя.

На острие

Свист пуль сменился свистом мин и снарядов. Местами под пулемётным огнём и разрывами, красноармейцы попятились назад, останавливая наступление на высоту, перемещаясь от кочки к ямке. Танки сбавили скорость, а затем остановились, выцеливая вражеские огневые точки. Два-три фугаса и вражеский пулемёт умолкал. Однако заградительный огонь гаубиц заставил и их откатиться.

- Захлебнулась, атака. – Ворчал командир батальона на командном пункте. – Артиллерия пусть подавит миномёты. Где же танки обещанные? Такими калибрами они нас размотают.

- Товарищ майор, командир дивизиона реактивной артиллерии прибыл.

- Проходи, проходи. Гляди. – Командир полка показал на карту. – Вот здесь в этом районе между высотой 3.3 и 6.3 стоят гаубицы и миномёты врага. Сейчас они сильно мешают нашему наступление. Их нужно уничтожить. Приказ ясен?

- Так точно.


Группа санитаров перекатилась через бруствер линии траншей. Над их головами хмурилось серое неприветливое небо. От утреннего незначительного солнца не осталось и следа, садился туман, облака готовы были разверзнуться траурным плачем. Вдалеке гремел неутихающий бой. Слегка пригибаясь, сжимая в руках брезентовые носилки, бойцы красного креста, распределились по два-три человека и веером направились навстречу вражескому свинцу.

В очередной раз Наташа пересекала нейтральную полосу. Где-то там сражались её товарищи, и раненым необходима была помощь. Тысяча шагов отделяла жизнь от смерти, и она, не задумываясь, преодолевала их. Чем ближе к вражеским траншеям, тем ниже пригибались санитары. Вскоре они разделились, осматривая лежащих на земле товарищей.

Подобравшись поближе к остановившемуся танку, Качуевская припала к земле, озираясь по сторонам. Пули чиркают по броне, рикошетя в шальном беспорядке. Орудие Т-50 ухнуло, а корпус слегка вздрогнул. Наташа открыла рот и помотала головой, стряхивая лёгкое жужжание в ушах, но оно никуда не девалось, а перерастало в свист. И недалеко от прикрывавшего её танка упала мина, разбросав во все стороны смертоносные осколки. Танк ещё раз оглушительно выстрелил, и тихонько двинулся назад. За лязгом грозной машины свист мин различался только перед самым взрывом. С правой стороны танка в большой воронке устроился боец с ручным пулемётом. Каска, пробитая насквозь, валялась рядом, а волосы слиплись от густой крови. Парень то прятался, то вновь выныривал и бил очередью по траншее врага.

Санитар выскочил из-за корпуса тридцатьчетвёрки. До раненого было всего лишь метров десять. Позади застрекотали автоматы. Наташа оглянулась. Отделение красноармейцев огибало танк со всех сторон. Пригибаясь, ведя огонь на ходу, они спешили занять следующие вывороты земли. Секундный свист и Наташа прижалась к земле. Взрыв. Машина остановилась. Мина ударилась о наклонную броню, не причиняя сильного вреда машине. Взрывная волна сбила с ног всех, кто был с правого борта танка. Осколки большей частью ушли в землю, но тех, что достались ближайшим солдатам, хватило с лихвой.

В ушах гудело, Наташа попыталась тряхнуть головой, но быстро оставила попытки избавиться от последствий лёгкой контузии. Поднявшись на четвереньки, она поползла в сторону упавших товарищей. Ближайший к танку солдат был буквально изрублен осколками. Наташа поспешно отвернулась в другую сторону, смотреть на окровавленное изуродованное смертоносным металлом тело ей было невмоготу. Отвернув взгляд девушки заметили лежавшего поодаль санитара. Внутри у Наташи всё похолодело. Надежда теплилась, как уголёк в прогоревшем костре. Внезапно тело шелохнулось. Сердце её замерло и оборвалось, крупный осколок вошёл санитару под основание черепа. Из-под тела санитара поднялся на четвереньки красноармеец, тряхнул головой, подхватил автомат и на подгибающихся ногах нетвёрдой походкой побрёл вперёд. Рядом кто-то поднялся, она хотела его осмотреть, но тот отмахнулся, показывая куда-то правее.  Подобравшись к лежащим друг на друге бойцам, девушка облегчённо вздохнула. Эти были живы. Распахнув санитарную сумку, бегло осматривала, оценивая сложность многочисленных ранений. Лежащий сверху лейтенант буквально прикрыл товарища, получив большое количество ранений левой стороны тела.

Осторожно стащив лейтенанта, Наташа убедилась, что второй боец почти не пострадал, рваная шинель открывала пустяковую рану. Красноармеец вдохнул полной грудью, выдохнув что-то о тяжести своего командира. Ловкими движениям Наташа наложила бойцу повязку на предплечье, не домотав до конца, вручила хвост от бинта раненому.

- Давай дальше сам, мотай потуже, а то крови много потеряешь, – постращала она бойца, тот мотнул головой, - хорошо, а я займусь лейтенантом. Перебинтуешься, иди…

Девушка подняла глаза, а красноармеец уже бежал к вражеским траншеям, затягивая бинт зубами на ходу. Осудительно мотая головой, Наташа вынула из сумки свёрток металлической сетки с маленьким ножиком, чтобы распороть рукав шинели. Аккуратно вправив сломанную руку, начала накладывать негнущуюся сетку для фиксации кости. Где-то рядом упала мина. Наташа инстинктивно прикрыла раненного, защищая от падающих комьев земли. Закончив бинтовать опасные раны, вынув последний бинт, она подползла к краю воронке и скатилась в неё. На дне красноармеец трясущимися руками вложил последний патрон в диск и захлопнул крышку. Девушка остановила его механические действия и начала перевязывать жуткую рану на голове.

Поднявшись к раненому лейтенанту, Наташа осмотрелась. Неподалёку лежали оставленные брезентовые носилки. Не поднимаясь, поползла на коленках к ним. Разрывы мин отдалялись от неё, но горячие осколки с землёй всё ещё осыпали. Ухватившись за лямки, она заторопилась назад. Развернув брезент, Наташа стала переворачивать лейтенанта на бок, подкладывая носилки, сквозь которые просматривалась пожухлая трава. Раненый застонал.

- Потерпи, родной, - зашептала Наташа, впрягаясь в лямки, - потерпи, сейчас идём.
Упершись в раскисающую землю, девушка вцепилась покрепче в брезентовую лямку, потянула носилки. Через несколько минут сгорбленная спина затекла и начинала ныть. Распрямить её было рискованно, то и дело слышался свист шальных пуль.

В какой-то момент Наташа распрямилась и сильно дёрнула носилки, подаваясь вперёд. Послышался треск, и брезент лопнул, а тело продолжило двигаться вперёд, ноги не поспевали, и она уткнулась в горячую, как её показалось, землю. По раскрасневшемся лицу катились капли пота. Она оценивающе посмотрела назад, на свои позиции. Две трети пути были преодолены. Раненый товарищ открыл глаза и пристально посмотрел в небо.

Наташа встала, подняла автомат и закинула его себе за спину. Села у головы, упёрлась пятками в землю и потянула за ворот шинели на себя, потом снова чуточку отодвинулась назад, упёрлась и опять потянула. Левая рука красноармейца лежала на животе, освобождённая из рукава, а полу расстёгнутая шинель упиралась подмышку, образуя импровизированные носилки волокуши. Чтобы не думать о плохом, она начала считать свои тяжёлые шаги. «Ещё немного, ещё шаг.»,-  твердила она себе, - «и будут спасительные траншеи, а там и короткий отдых».

- Эй, - послышался хриплый голос. Наташа остановилась, – санитар… - Поправив мешавшийся на боку автомат, девушка придвинулась к раненому.

- Потерпите, товарищ лейтенант, ещё немножко.

- Как наши? – Прохрипел раненый.

- Скоро, скоро враг побежит. Всё идёт хорошо. Только не разговаривайте, берегите силы, – полушёпотом, переводя дух, тараторила Наташа, осматривая залитую кровью степь.


Десятки санитаров пересекали степь доставляя раненых в батальонные и полковые медицинские пункты. Десятки тысяч медицинских сотрудников по всему фронту трудились, спасая жизни солдатам. Её взор был направлен туда, где 105 гвардейский стрелковый полк остановился.

С дальних позиций холма показались силуэты танков, они медленно вырулили из укрытий и покатились в низ, а позади брони виднелись фигуры пехоты. Немцы решили перейти в контратаку, пользуясь заминкой в атаке советской пехоты.

Наташа отёрла рукавом лицо и потянула раненого к спасительным траншеям, где развернуты были первичные медицинские пункты. «Быстрее, быстрее», - подгоняла она себя. Тяжесть безвольного тела вдвойне наваливалась на её хрупкие плечи. «Ещё чуточку», - думала Наташа, - «вот она насыпь». Руки слабели, намокшая шинель выскальзывала из озябших пальцев. С каждым раненым расстояние до пунктов сбора раненых становилось всё дальше и дальше.

- Санитары! – Выкрикнула она, упершись в холодную земляную насыпь. Из-за бруствера выскочило двое мужичков. Они ловко уложили лейтенанта на носилки. Наташа попыталась встать, но ноги не слушались и предательски не разгибались, словно деревянные. Наташа нахмурилась. Всего четвёртого доставила, а силы уже на исходе. Помотав головой, она заставила себя встать.

Передав в медицинский пункт документы и оружие раненного, Качуевская положила в сумку бинты, фиксирующие сетки. Выдохнув усталость, Наташа припала к брустверу, глядя на разгорающееся сражение.

Успевшая окопаться на рубеже артиллерия открыла по немецким Т-IV (Panzerkampfwagen IV) прицельный огонь. Ручные пулемёты Дегтярёва полоснули по скопившейся позади танков пехоте врага. Под головным танком поднялось облако дыма, он стал разворачиваться, подставляя борт, сноп иск полетел в разные стороны и двадцати пяти тонный монстр остановился. Идущий следом тоже остановились открыв беглый огонь по склону. Пехота поползла назад в траншеи. Через несколько минут, задымил второй танк, экипаж спешно покинул его, а оставшиеся четвёрки дали задний ход. Срыв контратака воодушевил красноармейцев, солдаты поднялись в очередную атаку на высоту. Однако через сотню метров опять залегли, остановленные заградительным огнём гаубиц.


Дивизион реактивных миномётов пока туман ещё не улёгся, вырулили к Хулхуте и пока немцы не опомнились от такой наглости, на полной скорости по степи постарались проскочить малочисленные сторожевые посты. Гул моторов далеко разносился, упреждая врага, но бой у высот приковывал их внимание туда. Когда машины появились в поле зрения, по ним открыли огонь, пули застучали по кузовам, броневым листам, закрывавшим стёкла и рельсам. Водители кидали свои ЗИСы то влево, то вправо, петляя. Из под капота первой машины пошёл белый дым и она ушла в сторону, вторая накренилась, и на спущенных скатах последовала за ней, назад в тыл. Прорваться получилось только двум машинам. Добравшись до места стрельбы, миномётчики стали разворачивать свои «Катюши» для нанесения залпа.

Ручка катушки в руках командира расчёта завертелась, замыкая контакты для запуска реактивных зарядов. Ракеты громко и протяжно зажужжав, заскользили по направляющим рельсам и одна, за одной понеслись вдаль, оставляя за собой белый шлейф дыма. Тяжёлые пылевые облака волнами расходились от машин, а между холмов поднялось чёрное облако. В небо взвились языки пламени от попадания реактивных ракет и детонации полевых складов немцев.

- Всё, товарищ майор, – тихо себе проговорил старшина, - задание выполнено. Надо сниматься с позиций. Сань, дай прикурить, а то что-то рука не слушается.

Однако водитель ничего не ответил. Откинувшись на спинку, он крепко сжимал руль автомобиля, смотря опустевшими глазами сквозь щель в бронелисте.

Через несколько минут, с высоты отмеченной как 4.9 по месту нахождения машин реактивной артиллерии произвёл залп немецкий ишак «Nebelwerfer». Осколочно-фугасные 158-мм мины ложились с большим разбросом, однако расчёты катюш выехать из зоны поражения не успели.


Молоденький лейтенант, выглянув из воронки, огляделся. Где-то в низине продолжали рваться боеприпасы приготовленные для идущих в атаку красноармейцев. Его взвод залёг, пулемёт врага нещадно лупил по степи, не давая поднять головы. Проклятья вперемешку с мыслями, «что же делать», метались в голове. Сплюнув, он приподнялся на локтях и во всё горло заорал.

- Третье отделение, слушай мою команду! Готовим гранаты! Делаем рывок на расстоянии броска! За мной!!!

Ползущий недалеко танк по-прежнему не замечал злополучное пулемётное гнездо, прижавшее солдат к земле. Надеяться наудачу не приходилось, разве только на себя и на снайпера, идущего где-то позади, если он ещё был жив. В его воронку скатилось пара бойцов с автоматами, секунды тянулись, а минуты казались вечностью. Взводный вскочил на ноги, матеря фрицев, на чём свет стоит, стремительно кинулся вперёд, ведя огонь из автомата по быстро приближающимся траншеям. Следуя примеру командира, с земли поднялись сначала кто побезрассуднее да посмелее, а затем и все остальные. Кто мог, стреляли по ячейкам и бойницам. Прицельность стрельбы сейчас была неважна, главное -  подавить врага, чтобы он спрятался в своих укрытиях и не высовывался.

Лейтенант бежал со всех ног. Перекопанные артиллерийским огнём траншеи приближались всё ближе и ближе. ППШа в последний раз дёрнулся в руках и, опустев, затих. Не сбавляя темпа, молодой парень закинул его за спину и потянулся к гранатам. Примолкший пулемёт и ответный град свинца заставили фашистов залечь за бруствером, где он ещё был. Пули жужжали в обе стороны, что бы подняться в атаку, или высунуться над бруствером, необходимо было иметь железные нервы.

Рядом кто-то вскинул руки и повалился на землю. Лейтенант пригнулся, траншея была совсем рядом, дёрнул рукоятку на себя, поверну и выпрямившись, швырнул гранату. Не останавливаясь, он  сделал два широких шага, метнул ещё одну, а затем плюхнулся в воронку на перемешанную степную землю.

Вражеские укрепления содрогнулись. Молодой парень лежал на спине, судорожно хватая воздух ртом. Руки ощупывали автомат, пытаясь нащупать защёлку магазина. Металлический крючок лязгнул, барабан выпал на грудь, а озябшие трясущиеся пальцы полезли в подсумок.

Красноармейцы перевалили через бруствер. Там, где разорвались гранаты, ни живых, ни раненых не было. Те же, кто уцелел, торопливо бежали по ходам сообщения во вторую линию траншей. Бежавшим приходилось подниматься над осыпавшимися траншеями, попадая под огонь наступающих красноармейцев, а закрепиться на разрушенных фортификациях, бегущим в панике залихватским воякам третьего рейха было втройне сложнее.

- Не давайте им закрепиться, гони фрицев! – Буквально ревел лейтенант. Его взвод занимал оборону у первой линии укреплений, а нужно было идти дальше, вперёд, зачищать высоту.

Где-то справа затрещал пулемёт. Страшный треск пилы Гитлера затих в ушах молодого Лейтенанта. Секунду назад он вёл вперёд своих товарищей, глядя врагу в лицо, а сейчас почему-то серые облака медленно плывут перед глазами. Шума боя не слышно. Странная тишина окутала его. В ушах кроме глухих ударов больше ничего не слышно. Вот чей-то расплывающийся образ заслонил часть неба, нависая над его лицом. Он что-то говорит, потом куда-то лезет, что-то достаёт, и опять что-то говорит. «Кто это», -прикосновение небольших ладошек. Но странно, он не слышит и почти ничего не чувствует. Образ постепенно проясняется: это девушка, перепачканная грязью и бурой кровью. Вот она снова склонилась над ним, чуть вьющийся локон выскочил непослушно из-под шапки. Сознание стало уплывать. Он почувствовал, как её ладони вцепились в шинель, и лёгкое волочение стало отдавать болью, всё нараставшей и нараставшей. Тьма сгущалась, в этом сумраке девичий голос шептал «Держитесь, товарищ лейтенант, всё будет хорошо».

- Сестричка… - всё, что он смог вымолвить.

Нелёгкий труд

Лёгкий Советский танк взобрался над траншеей, вертя башней. Как только машина остановилась, последовал выстрел из башенного орудия. Клубы пламени и пороховых газов вытолкнули осколочный снаряд куда-то вправо. Холмик в сотне метров поднялся в воздух, разбрасывая в разные стороны куски плоти и окровавленные остатки пулемёта.

Т-50 дрогнул, гусеницы, лязгнув, потащили сырую землю в траншею, обрушая края. Машина начала набирать ход, закапываясь в распаханном артподготовкой укреплении. Гусеницы поползли вверх, поднимая корпус высоко в небо. Солдаты обходили с разных сторон ревущий танк. Но тут мотор зачихал и заглох. На позициях рядом с машиной на секунду воцарилась тишина. Танк грузно шлёпнулся, преодолев траншею. По корпусу, словно в колокол стучали зенитные подкалиберные пули. Добрая половина рикошетила, другая пробивала, оставляя небольшие дырки на броне. Красноармейцы открыли по зенитке ответный огонь, но бронированный щит надёжно скрывал врага. Из огромной воронки рядом с орудием поднялся боец, широким размашистым движением метнул за станину зенитного орудия гранату и упал ничком на землю. Взрывная волна метнула комья в щит, с обратной стороны, поражая осколками орудийный расчёт врага.

Вперёд на полном ходу вырвалась тридцатьчетвёрка, влетая во вражеское орудийное укрепление, сминая покорёженную пушку. На её корпусе держалось отделение автоматчиков. Смяв гусеницами на развороте пулемётное гнездо, танк остановился, давая штурмовой группе спрыгнуть с брони. Бойцы молниеносно реагировали на движение в траншеях, предугадывая действия фашистов. Граната летела в сторону сорванной маскировочной сетки в проём укреплённого дота. Очередь направо по траншее, рывок вперёд, и вновь граната за дверь блиндажа, очередь по кидающимся врукопашную стрелкам. Тридцатьчетвёрка медленно продолжает движение вдоль траншеи, выискивая вдалеке врага. Выстрел из башенного орудия метров в ста с землёй подбрасывает в воздух группу убегающих немцев.

Крышка люка остановившегося Т-50 откинулась, из танка показалась окровавленная голова в шлемофоне. Осмотревшись, танкист стал выбираться из машины, помогая себе одной рукой. Вторая безвольно болталась. Пехота уже обошла его танк и ушла вперёд, тесня оставшиеся очаги сопротивления, оставляя убитых и раненных позади, развивая успех.

Парень с красным крестом на сумке, перемахнув через разрушенный бруствер, заторопился к грозной машине. Вскочив на корпус, санитар подхватил за пояс раненного танкиста, помогая выбраться из стальной коробки.

- Есть ещё кто?

- Мехвод, ещё… - выдохнул танкист, опираясь спиной о катки своего танка. Санитар перебинтовал серьёзные раны, останавливая кровотечение, после чего юркнул в башенный люк танка.

Механик водитель был жив, санитар попробовал дотянуться до рычагов и откинуть люк на лобовой броне. Дотянуться до рычагов получалось с трудом, а откинуть тяжёлую крышку не вышло. Изорванное осколками тело третьего члена экипажа сковывало движение санитара. Парень тяжело выдохнул, переводя дух, дневной свет тонкими полосками проникал сквозь 37 миллиметровую броню башни, словно через дуршлаг. Ещё раз, глубоко выдохнув, он высунулся из люка, осматривая первую линию оставленных врагом траншей, внимательно выискивая кого-то пристальным взглядом. Чуть поодаль мелькнула шапка.

- Санитар! – Выкрикнул он, - Здесь у танка! Помогай!

Наташа пробиралась по развороченным траншеям, пригибаясь от шальных пуль. Девушка старалась не наступать на мёртвых, поскользнуться на мертвеце и упасть к нему, было жутковато. Перебравшись через нейтральную полосу, санитары и санинструктора организовывали медицинские пункты в уцелевших блиндажах. Из такого вот пункта Наташа вышла на поиск нуждающимся раненым. Бой гремел совсем рядом. Враг был сломлен и отступал, но панического бегства не было. Мысли об эвакуации тяжелораненых крутились у Наташи в голове. Теперь уже на руках их не отнесёшь, нужен был транспорт. Окрик остановил её. Встрепенувшись, санинструктор Качуевская приподнялась над краем траншеи. Никого не было видно, как второй оклик притянул её взгляд. Из башенного люка, высунувшись, махал ей рукой парень, а рядом сидел уже перевязанный танкист.

Парень вновь спустился в танк и потянул механика водителя в открытый люк. Худощавое тело танкиста, словно налитое свинцом не желало покидать своего кресла. С трудом он подтянул его чуть выше и отчаянным рывком потянул на себя, раненый застонал. «Живой», промелькнуло у санитаров в голове, удерживая раненного у командирского люка, где маленькие ладошки ухватились за комбинезон, и потянули дальше. Упершись плечом в пропитавшиеся кровью штаны танкиста, парень медленно подталкивая его из стальной братской могилы. Девушка аккуратно приняла раненого, перебирая пальцами его форму, чтобы уцепиться поудобнее. Уставшим рукам необходимо было надёжно держать, чтобы израненное тело не выскользнуло в решающий момент. Вытянуть на свежий воздух из душного железного заточения безвольного танкиста даже для двоих было тяжело.

Наташа туго стянула последний виток бинта и завязала узелок на повязке тяжело раненного танкиста.

- Ну, вот и всё, теперь нужно к медпункту, – девушка тяжело вздохнула, – пора идти, – Больше для себя говорила Наташа, нежели сидевшим рядом.

Санитар помог подняться командиру боевой машины на ноги, а затем подхватил импровизированные носилки, и они заторопились к блиндажу, где была возможность в скором времени покинуть передовую на спасительном транспорте.

Виляя то вверх, то вниз по заваленным траншеям врага, они вышли к уцелевшему большому блиндажу. На шум их тяжёлого дыхания они услышали оклик: «Стой, кто идёт!». «Да свои!» -  был ответ санитара. И вооружённый боец медицинской службы облегчённо вздохнул, опуская оружие. Бой гремел уже где-то в за высотами, вдалеке от них, но санитары и санинструктора не оставляли раненых без присмотра. Тот, кто приходил с раненым, оставался, а немного отдохнувший покидал блиндаж, уходя в степь на поиск тех, кому нужна была помощь.

Войска Красной армии продвинулись глубоко в оборону врага. Облачное серое утро после промозглой непогоды ночи не позволило люфтваффе подняться в воздух. Ослепшее командование не представляло масштаба наступления. Тем самым не смогло организовать быстрой переброски сил для контратак. Оборонительные рубежи были прорваны во многих местах. Разрозненные группы в панике бежали из своих укреплений под натиском советских солдат.

Девушка дышала на озябшие ладошки, пытаясь их согреть, но они отзывались лишь покалыванием. День ещё не закончился, а пальцы у Наташи уже немели и отказывались сгибаться. Она прятала их подмышки, ёжась на холоде от усталости. Ногам хотелось подогнуться, а телу улечься поудобнее, но она заставляла себя стоять, хотя бы опершись о насыпь траншеи.

Из блиндажа вышел санитар.

- Товарищ санинструктор, побудьте пока с ранеными. Вам необходим отдых.

- Я в порядке, – возразила Наташа, но парень остановил её.

- Конечно в порядке, но кто-то должен остаться с ними. Помочь словом, если придётся. Вскоре сюда приедет транспорт, его необходимо встретить. Наш сержант уже отправил за машинами. Передадите раненых и вернётесь.

Наташа качнула головой. Раненых солдат было действительно много. А женский голос успокаивал намного лучше мужского. Боль и тревога быстрее проходили, если их будет снимать женская рука, словно рука матери.

Санитар закинул сумку за спину и одним рывком выскочил из траншеи туда, где отгремел бой, где всё ещё воздух пах гарью и порохом. Качуевская провожала усталым взглядом ушедшего к передовой парня. Тот пригибался, медленно пробираясь по изрытой степи, нырял в воронки, а то в полный рост поднимался и бежал куда-то вперёд. Наташа отвернулась, подняла уставшие руки и вновь попыталась согреть их своим дыханием. Отдых с удвоенной силой навалился усталостью на плечи, прижимая её голову к земле. «Нужно взбодриться», - подумала Наташа,- «не время отдыхать, ещё много дел». Многие ждут её помощи, на поле боя и за дверью в тёмном блиндаже. Наташа подняла взгляд над траншеей, провожая изрядно уменьшившуюся фигуру санитара, повернулась лицом к блиндажу, собираясь войти, как автоматная очередь оглушительно пронеслась над разрытой степью.

Сердце сжалось в груди так сильно, что она не могла дышать, а потом заколотилось, предчувствуя беду. Обернувшись, Качуевская стала искать вдалеке ушедшего парня, но его фигуры нигде не было видно. Сердце Наташи остановилось совсем, когда справа от их медицинского пункта появились фашисты. Они были ещё далеко, и направятся ли в их сторону, было не понятно. Однако страх уже медленно пополз по спине. Мысли сумбурно бились в голове. «Бежать, спрятаться!» «Нужно затаиться, авось пройдут мимо!» Первые шальные мысли санинструктор гвардейского полка немедленно отогнала от себя. «Тебе доверены жизни советских людей, тяжелораненных солдат. Бежать -  значит предать товарищей, предать себя, предать страну.» Трезвый расчёт возражал надеждам девушки и её решимости. «Нет, раненых много, и кто-нибудь да застонет в бессознательном забытьи.» Наташа пригнулась, из такого положения следить за фашистами уже не могла, но и выдать себя тоже. А значит и привести врага к раненым не сможет. «Что же делать? Что же делать??» Задавала уставшая девушка себе один и тот же вопрос. Ответ возник сам собой, словно молния, ударившая в сухое дерево.

Наташа вошла в блиндаж, прикрывая аккуратно дверь, чтобы та предательски не хлопнула. Глазами она искала, чем можно было бы вооружиться. Проходя рядом с ранеными, чья-то рука ухватила её запястье. Боец слабо потянул девушку к себе. Наташа склонилась, чтобы разобрать скрипучий шёпот парня.

- Во-во-дицы бы, сестрич-ка, – прерывисто прошептал раненый. Наташа открутила крышку фляги и, быстро смочив тряпицу, она приложила намокшую ткань солдату к губам, смачивая их.

- Потерпи, немножко нужно потерпеть. Скоро вас отправят в госпиталь, – Рука Качуевской опустилась раненому на лоб, смахивая слипшиеся волосы и успокаивающе поглаживая. – Будь сильным, всё будет хорошо. Ты поправишься. – Она хотела пойти дальше, но рука раненого вновь уцепилась.

- Ещё…

- Нельзя, миленький, с твоим ранением нельзя. – Наташа отняла руку просившего и осторожно отложила её. Пальцы наткнулись на подсумок с гранатами. – Потерпи, всё будет хорошо, я обещаю, - утешала Наташа, сама же осторожно вынула из подсумка пару гранат и переложила себе.

Тех, кто мог передвигаться, в блиндаже было крайне мало. Организовать сопротивление в траншее против фашистов они бы не смогли. Обойдя ранененых, санинструктор Качуевская подхватила винтовку, и направилась было к выходу.

- Ты что задумала, сестричка? - Голос был тихим, но крепким. Обладатель преградил путь санинструктору. Говорил так, чтобы никто ненароком не услышал его.

- Так нужно, - нахмурилась девушка. В голосе была твёрдая решимость.

- Нужно, так нужно, - кивнул преградивший, им был раненый танкист, пришедший с ней. – Возьми лучше автомат. В траншеи сподручней будет. – Танкист указал на прислоненное к лавке оружие. – Стреляй короткими, а не то быстро останешься без патронов, – добавил он, протягивая ей здоровой рукой подсумок с магазинами.

Очутившись на воздухе, Наташа сняла шапку, чтобы та не слишком поднималась над траншеей, привлекая внимание, стала осматриваться. Ужас объял её, когда она поняла, что ненавистный враг совсем рядом с ней. Каски то и дело мелькали в разрушенных траншеях меньше, чем в сотне метров.

Трясущимися руками она прижала автомат к груди, закрыв на секунду глаза. Решение было принято. Одев поплотнее шапку, Качуевская выскользнула из траншеи и по-пластунски кинулась подальше от блиндажа с ранеными. Каждую секунду девушка ожидала встретить смерть, но выстрелов в спину не было. Перекатившись в воронку, она попыталась отдышаться, но сердце колотилось, как сумасшедшее, подливая кровь к щекам. Сделав последний выдох, Наташа сняла автомат с предохранителя и дёрнув затвор, дослала патрон в ствол, встала в полный рост.

Пули звонко стукнули по каске, попавшей в Наташин прицел. Неожиданная очередь заставила немцев остановиться и залечь в укрытие. Прерывисто нажимая на спусковой крючок, она отходила дальше и дальше, не давая подняться врагу. Автомат глухо щёлкнул и затих. Сердце у девушки остановилось. Недолго думая, она повернулась спиной к опасности и побежала в сторону разрушенного орудийного укрепления, подальше от блиндажа с ранеными. Искуроченная пушка валялась в траншее чуть поодаль, а часть насыпи из мешков была всё же цела и давала хорошую защиту и обзор.

Рывок, ещё рывок. Наташа боялась обернуться и увидеть нацеленное в неё оружие, ожидая каждую секунду встретить неминуемую гибель. И вот раздался позади стрекот шмайсеров. Пули зажужжали над головой, а под ногами расцветали фонтанчики земли. Девушка упала в спасительную воронку, не добежав до цели. Руки уже не чувствовали холода. Затаив дыхание, Наташа старалась успокоить колотящееся в груди сердце, одним движением она отсоединила магазин, потянулась за подсумком. Ей казалось, что делает это она слишком медленно, и фашисты вот-вот появятся над её укрытием. Запасной барабанный магазин словно не хотел доставаться, зацепляясь за что-то. Вновь затаив дыхание Наташа вынула его и спокойно приладила к автомату. Защёлка ППШ щёлкнула, и только после этого девушка, шумно выдохнув, продолжила дышать.

Подобравшись к краю воронки, аккуратно высунула поверх земли автомат и дала короткую очередь наугад, куда-то в сторону поднимавшихся из траншеи врагов. Затем поднялась на колено и длинной прицельной очередью прошлась по не успевшим укрыться немцам. Наташа готова была бежать дальше, уводя фашистов от беззащитных раненых, но тяжёлый свинец просвистел над головой, и что-то тёплое обожгло висок, а шапку сорвало с головы, растрепав волосы. Широким прыжком она пересекла расстояние до полу-заваленной траншеи, скрывшись в ней. До желанного укрытия оставалось метров пять по открытому пространству. Такой рывок скорее всего стоил бы ей жизни.

Стараясь быть как можно меньшей целью для врага, Наташа ползком пересекла осыпавшуюся часть, удаляясь от блиндажа. В голове билась лишь одна мысль: «необходимо увести фашистов как можно дальше от раненых товарищей». Проходя мимо стрелкового гнезда, она произвела несколько одиночных выстрелов. Ответный огонь быстро заставлял её покинуть позицию. Выстрелы противника слышались всё ближе и ближе. Дистанция сокращалась, ещё несколько минут, и скорее всего она окажется в кольце. Всё реже ей удавалось задержаться на одном месте. Всё чаще враг распознавал её движение, не давая стрелять прицельно. Осознавая безвыходность, Качуевская двинулась назад, откуда она уводила врага. Пройдя несколько стрелковых гнёзд, девушка остановилась у следующего, осторожно приподнялась над бруствером. Метрах в двадцати пяти, из огромной воронки высунувшись по пояс, выцеливал её появление немец. Затаив дыхание, Наташа подняла автомат и совместила мушку с целиком, ППШ громогласно шмыгнул. Не задерживаясь над окопом, она пригнулась и выскочила из укрытия, уткнулась в широкое тело мужчины преградившего траншею. От неожиданности и страха палец сжал спусковой крючок. Свинец буквально разорвал серую шинель фашиста в клочья, откинув тело назад. Магазин опустел, девушка от страха кинулась дальше по траншеи. Крики окружавших её врагов звучали совсем рядом.

За вторым поворотом траншея оказалась заваленной. Наташа, как можно ниже прижимаясь к земле, поднялась. Монотонный звук МП 40 ударил по барабанным перепонкам, что-то больно кольнуло её в бок и чуть выше колена. Кубарем она скатилась в траншею. Пули рвали землю за её спиной.

Подкрепление

Вдалеке затихал бой. Оборона была смята, а враг бежал, оставляя позиции и всю материальную базу. Гвардейцы 107-го полка следовали во втором эшелоне для того, чтобы закрепиться на ключевых позициях, оказывая поддержку, способствуя развитию успеха операции. Красноармейцы бодро шагали по степи к указанным высотам. Третья рота первого батальона была на острие движения, когда во вражеских траншеях послышалась перестрелка одинокого ППШ и нескольких МП 40.

- Первый взвод, прибавить шагу! – Отдал команду взволнованный командир.

Все, как один красноармейцы прибавили темпа, ожидая неизбежной схватки. У некоторых руки чесались до драки. Позади послышался звук быстро приближающегося автомобиля.

- Василий, а ну, тормози малахольного! – Скомандовал лейтенант.

Боец перегородил путь полуторки, размахивая карабином, принуждая водителя остановиться. Машина осторожно затормозила, водитель старался остановиться так, чтоб порожнюю машину не занесло. Лейтенант запрыгнул на подножку, осматривая кабину.

- Кто таков, куда на рожон прёшь?

- Рядовой Еремеев. Санитарный батальон, товарищ лейтенант. Еду забирать раненых.

- Твою ж… - сплюнул взводный, - впереди идёт бой. Слышишь? Возьмёшь моих людей, они закрепятся возле вашего пункта до прихода остальной роты. Понял? Валерьянов! – Гаркнул, не дожидаясь ответа. – Слушай приказ! Бери отделение и на полуторке мчитесь до медицинского пункта. Там занимаешь оборону. Обнаружишь противника, сковываешь огнём, держишь до нашего подхода. Понятна задача?

- Так точно!

- Исполнять.

Спрыгнув с подножки, лейтенант освободил бойцам место для погрузки. Солдаты быстро запрыгнули в кузов, ощетинившись, как ёж перед лисой. Водитель нажал на педаль газа, и полуторка помчалась туда, где располагался медицинский пункт, и слышалась стрельба.

А будет ли завтра

Острая боль прошла по всему телу, выбивая из глаз слёзы. Наташа немного повернулась, поправляя свою санитарную сумку. Откинув клапан, девушка сунула руку внутрь. Совсем рядом послышалась непонятная чужая речь, голоса медленно приближались к месту её падения. Девушка пыталась заставить себя двигаться, но ноги упорно не желали этого делать, отдавая в голову резкой болью. Слёзы вновь покатились из глаз, а пересохшее горло застыло в немом крике. Дрожащая рука потянула холодный метал из сумки. Голоса были совсем рядом метров в пяти, а сердце от страха и боли готово было выпрыгнуть из груди. Прижимая гранату, Наташа сняла с предохранителя и взвела механизм взрывателя в боевое состояние. Напрягла остатки сил, в глазах плыло от слёз. Неуверенным махом, Наташа метнула её в сторону ненавистного врага. Взрыв не заставил себя ждать, земляная крошка осыпала её, а голоса приближающихся фашистов смолкли.

Воспользовавшись передышкой, она взвела оставшиеся гранаты, приготовив иххх к броску, отсоединила магазин и вынула последний. Усталость убаюкивала, тело расслаблялось. Мысли плыли в голове, перелистывая значительные события её короткой жизни, но не задерживаясь ни на одном, унося сознание куда-то вдаль. Тяжёлая поступь сапог вырвала девушку из забытья, возвращая в жестокую реальность и острую боль. Морщинистый человек в серой шинели выглянул из-за поворота. Расслабленное положение тела, осыпанное землёй, ослабило его внимание, глаза врага на секунду поднялись, осматривая траншею впереди. Палец прижал спусковой крючок, автомат подбросило от длинной очереди, а свинцовый град раскроил голову врагу, как арбуз, уходя вверх. Страх перед близкой смертью вбросил в кровь адреналина, заставляя подниматься с холодной земли, заставляя бороться с костлявой.

Наташа привстала, в боку страшно жгло от боли. Цепляясь за край траншеи, попыталась шагать, опираться на раненную ногу было нестерпимо больно. Повесив автомат на шею, одной рукой она зажимала кровоточащую рану в боку, другой помогала себе держаться. Санинструктор Качуевская прижалась спиной к стенке траншеи и поковыляла прочь, волоча раненую ногу.

Каждый метр девушка останавливалась и, подняв окровавленными руками автомат над траншеей, делала несколько выстрелов в разные стороны. «Только бы враг не пошёл к блиндажу с раненными. Только бы задержать их, сбить с выбранного маршрута.» Подумала Наташа, траншею преградил вал из брёвен и досок вперемешку с землёй. Забравшись повыше, она направила автомат, и тяжёлый сапог пнул по рукам, выбивая оружие. Кисть онемела, а ремень ППШ перетянул шею, боль в боку сильно отозвалась парализуя тело. Не успев вскрикнуть, Наташа почувствовала, как её схватили за ворот и с страшной силой рванули вверх и вбок. Пуговицы отлетали от шинели, когда её безвольное тело оторвалось от земли, а через секунду мёрзлая земля больно остановила её полёт. В глазах потемнело.

Сознание вернулось от сильной боли. Стоявшие над ней фашисты, что-то громко говорили, срываясь на крик и плевали в неё. «Видимо оскорбляют меня», пронеслось у Наташи в голове. В промежутках своих тирад, кривя зло гримасы, немцы пинали девушку, посмеиваясь над её муками. «Лёгкой смерти ждать не придётся. Сколько костлявая ни бегала за ней по траншее, а умереть ей придётся здесь, страшно и мучительно». Что с ней хотели сделать озверевшие нацисты, она гнала прочь от себя. Сквозь дыры в разорванной шинели холодный ветер немного успокаивал ноющее, немеющее тело. Почувствовав под собой медицинскую сумку, Наташа постаралась незаметно опустить в неё руку. Увидев шевеление девушки, особо скалящийся немец, снова пнул её в живот. В глазах потемнело, но боль тут же вывела мутное сознание из-забытьи, рука проскользнула под клапан сумки. Холодный металл приятно лёг в ладонь, из глаз брызнули слёзы радости. Пинок перевернул её на спину, кисть потянула металлическую рукоятку, взводя взрыватель гранаты. Двадцатилетний санитарный инструктор Наташа Качуевская широко улыбнулась своим врагам, говоря, что они не сломили её, не победили, пальцы отпустили рукоятку, раздался слабый щелчок удара иглы по запалу. Фашист занёс свой сапог, чтобы ударом стереть с лица улыбку, как взрыв гранаты перебил осколками ему обе ноги, раскидывая стоящих рядом, забирая Наташину жизнь.

Спасённые

Машина подъехала, к месту расположения медицинского пункта. Красноармейцы ещё на ходу стали спрыгивать, торопясь занять оборону, и обнаружить врагов, с которыми вёл неравный бой одинокий ППШ. Дверца блиндажа приоткрылась, и из темноты на подошедших, кто-то пристально смотрел. Убедившись, что подошли свои, дверь открылась полностью, и из неё показался парень в танковом промасленном комбинезоне, подмышкой перевязанной руки он держал связку наспех стянутых меж собой гранат, лицо немного расслабилось.

- Поторопитесь. Патроны у неё на исходе.

Взрыв прокатился под серыми облаками, и над этим участком поля боя повисла тишина, только пара десятков сапог застучали по промёрзлой, обожжённой, перекопанной снарядами земле. Бойцы торопились, молчание ППШ подстёгивало гвардейцев. Они бежали туда, где оседала пыль, туда, откуда тянуло свежим запахом гари и пороха.

Гвардейцы 107-го полка построились в цепь охватывая место оседающей пыли, прочёсывая траншеи. Командира окликнули и бойцы сгрудились возле девушки, что отвлекла врага от раненых, приняв последний бой здесь, в этих степях. Вокруг лежало несколько истекающих кровью немцев, свежие раны фашистов говорили, что они не ошиблись, и это та, владелица ППШ. Хрупкая девушка медик, отвела неминуемую смерти от раненых товарищей. Пожертвовав собой, она повторно спасла два десятка бойцов Красной армии. Выполняя свой долг, возможно, она выполнила и своё предназначение, перечеркнув карьеру актрисы, уйдя на фронт, взяв в руки оружие, спасая жизни тем, кто не мог за себя постоять.

Эпилог

Вечная память тем, кто своими малыми или большими поступками привёл к краху нацизм третьего рейха, даровав народам мир в 1945 году. Хоть ненадолго, но мировые войны утихли на нашей планете. Потомки должны знать и чтить, передавать из уст в уста их подвиги. Что бы дети знали о жертвенности своих пращуров. О цене, что была положена во имя победы и мира.

Санинструктор Наталья Качуевская была похоронена на месте гибели недалеко от села Хулхута в калмыцкой степи.

После войны останки Натальи Александровны были перенесены в братскую могилу посёлка Яшкуль, где захоронено 593 советских солдат, которые погибли во время Великой Отечественной войны.

Указом Президента Российской Федерации от 19.02.1996 № 212 «О награждении государственными наградами Российской Федерации активных участников Великой Отечественной войны 1941-1945 годов», награждена посмертно медалью «За отвагу».

Звание Героя Российской Федерации Качуевской Наталье Александровне присвоено посмертно Указом Президента Российской Федерации от 12 мая 1997 года № 472 за «мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».