стихи

         
                1.

         ...Подобного не помню я приёма:
         Ни рёва бурь, ни молнии, ни грома.
         Впервые мне такое непочтенье.
         Тут явное пренебреженье.          
         Ни мрак ночной не всколыхнётся,   
         И даже лист не шелохнётся.
         Не воют волки, филин спит.
         Но - полночь: колокол звонит.
         Как поэтичны и как милы
         В тумане старые могилы, - 
         Итог печальный бытия,               
         Грехов  верховный судия.
         О, этот мир! Уж он не тот.
         Здесь, у кладбищенских ворот,
         Всё так к любви располагало.
         Влюбленных парочки, бывало,
         Условный поджидая час,
         От посторонних скрывшись глаз,
         Брели, обнявшись, в сладкой грусти.
         Как мило в сельском захолустье.
         Но всякий век не без потерь:
         То было прежде – не теперь.
         И всё же странно: ни души.
         Ни шепотка в ночной тиши.
         Где те лобзанья, ласки, клятвы? -
         Туман над полем смертной жатвы.
         Мир омертвел. (Да и вообще…)Уныло, серо…
         Творенье духом одряхлело.
         Бредут по жизни, бедолаги, -      
         В них ни величья, ни отваги.
         И воля в них не твёрже дыма,
         И души, как под слоем грима.
         Нет тех страстей, и ласки грубы,
         И холодны и лживы губы.
         На всём проклятье скуки злобной,
         Холодной мудрости подобной,
         Кичливой спеси нищих духом,
         Сих регентов с медвежьим ухом.               
         И всюду ложь, корысть, злословье. 
         Людское скотское сословье!
         О, как на варварство похоже       
         Это христовое безбожье.
         Тот Древний мир - он был суров,
         Но обходился без костров.
         Мда. Древность - мудрость простоты.
         Хоть не пылали там костры,
         Безбожников – о, да, казнили.
         Но умилялся я не раз,
         Как благородно уходили,
         В назначенный судьбою час.
         Им, несмотря на все невзгоды,
         Величие души и годы
         Не позволяли унывать,
         И перед тем, как умирать,               
         Напутствуя, – из роды в роды, -
         За жизнь и смерть (свою и нашу)
         С цикутой поднимали чашу,
         Произнося эти слова, -       
         И повторяла их молва 
         Из века в век, из века в век...
         То был великий человек.
         Пусть старый мир и вам "не тот",
         Вкушайте от его щедрот!
         Я ни о ком так не тоскую,
         И чашу выпил бы любую
         С Сократом, даже и с цикутой.
         Мда. Вечность дорожит минутой!
         Я вижу свет за той решёткой.   
         И хлесткий звук – удары плёткой:
         Так согревается зимой
         Монах Тартини, крестник мой.
         Немало лет прошло с тех пор,
         Как наш последний разговор, -
         В забавном споре с ним сойдясь,
         Прервал я, в том лишь утвердясь,
         Что честолюбец и гордец               
         Породы редкой образец.
         В нём демонизм – не эфемерность.
         Его я испытал на верность
         Тщеславью, зависти, гордыне -
         Они в монашеской личине.
         Всё тот же он, и страсти в нём
         Пылают яростным огнём.
         Я не подвержен вероломству,
         И по давнишнему знакомству
         Не мог ему я отказать:
         В ту ночь пришлось кой-что сыграть:
         Заклятье, что играл Орфей,
         Стоя у адовых дверей.
         Природы явно неземной,
         Неуловимой красотой
         Мелодия пленяла души, -
         Но слышит то душа – не уши.
         В ней то, чем можно лишь дышать, 
         Но невозможно передать
         Пергаменту живую душу:
         Где крови нет - перо не властно,
         Как не пытайся – всё напрасно.
         Уж петухам пора б пропеть.
         Ага, ну,  вот и смолкла плеть.
         Его назначенной тропой
         Веду я с детства за собой,
         И никогда его не брошу,
         Как драгоценнейшую ношу.         
         Ну, так и есть, - монах в той келье.
         Ему давно не до веселья:
         Всё тщится вспомнить, повторить   
         Чтоб светом Ад мог озарить.
         Мне надоело ему сниться.
         Пора настала появиться.
         Безумцам счастье не подвластно.
         Когда-то был влюблён он страстно.
         Но вёл себя так безрассудно!
         Конец предугадать не трудно.
         Печально было новоселье:
         Затворником он в этой келье,
         Весёлый, шумный кинув свет,
         Без малого пятнадцать лет.
         А вот бедняжка - в старом склепе.
         Такая жалость! Что нелепей
         На алтаре любви закланной,       
         Во мраке мертвой, бездыханной 
         Могилы мерзкий этикет
         Улечься чтить в цвете лет...
         Земные чувства мне знакомы -
         Все проявленья и симптомы. -
         Своей природе вопреки,
         Пожатье нежное руки,
         Слезинки на щеках, смущенье
         Меня приводят в восхищенье.
         Жестокосердья не терплю -
         Я нежность, чувственность ценю, -
         Незамутнённый бриллиант,
         Души ценнейший адамант.
         Но зависть, злоба, месть, злорадство -
         Определённо, святотатство!
         Ну, что за пагубная страсть –
         Любовь. Проклятая напасть.
         Казалось бы: зачем страдать,
         Коль всё равно всем умирать!
         Дотоль я скрипки не касался,
         Но скрипачом Тартини звался,
         И перед ним тогда на спор         
         Открыв замок на дверях Ада
         Ключом скрипичным, и как вор,
         Я выводил овцу из стада.
         Хоть тем же силам я служу,
         Занятье то ещё, скажу.
         В Аду ужасные места
         Есть: стынут даже голоса, -
         Свет застывает налету! -
         Там даже мне невмоготу.    !
         Застывших, точно налету,
         Те сонмы сонм теней в Аду
         Сравнил бы с птицами без гнёзд, -
         Их ровно столько, сколько звёзд.
         Им тоже б в вечности лететь, 
         Но никуда уж не поспеть.
         Сказать, что я играл сонату...
         Ну, как назвать - я не знаток,
         Но помню, другу Меценату
         Понравился мой пустячок, 
         Когда мы с ним...            
         ......................
         ......................
         Что ж, тишиною умудрён, -
         Решил покинуть келью он...
         Мда… в ложной мудрости своей
         Он сделался ещё мрачней.
         И вижу ясно, что гордыня 
         И по сей час царит в нем ныне.
         Себе не смея в том признаться, -
         Собой не прочь полюбоваться, -
         На свой, конечно, пошлый лад, -
         Вдохнуть мечтает славы смрад.
         Отшельником в миру прослыв,
         Жестоким нравом поостыв,
         Он, всё и вся предав хуле,
         В Рим хочет въехать на осле.
         Мы замысел его расстроим 
         И в лучшем виде всё подстроим.
         Езжай! Скучать тебе не дам,
         Урок хороший преподам!
         Какой-то пасквиль на меня 
         Он сочинил при свете дня.
         И напустив в него туману,
         Решил представить Ватикану.
         Ну, в добрый путь. Что ж, Рим так Рим.
         За ним мы следом поспешим!
         ......................
         В своём намерении благом
         Чуть не забыл я о другом.
         Мои любимцы, - их лишь двое
         Я не оставлю их в покое.
         В этой истории они
         Как друг для друга рождены.
         Один весь чёрен, худ и зол,      
         И нравом дик был, как монгол.
         Но толст другой, безумец рыжий,
         Признаться, мне он даже ближе:
         Святого Витта пляской часто
         Он потешал меня, горласто
         Звериным рёвом иль совой
         Кричал и бился головой.
         Они и есть вся суть моя, -
         Как узнаю себя в них я!
         Я сам был при его рожденьи:
         Та ночь - как светопреставленье.
         Ревела буря, всё сверкало
         И твердь как будто разрывало.
         Комет горящие хвосты,
         Вдруг появившись в полном мраке,
         Чертили огненные знаки,
         И били молнии в кресты,
         Круша их оземь с высоты.
         Мне было ждать невмоготу,
         Когда мерзавка соизволит
         Освободить нас из неволи,
         И пятимесячным, младенца,
         Раздвинувши свои коленца,
         Произведёт без опазданья      
         В проклятую юдоль страданья.
         Под гром, как сотня колесниц,
         Он мёртвый выплыл из водиц,
         Весь синий, мерзкий, безобразный,
         И пролежав в корзине грязной, -
         Труп без души, бежавшей прочь, -
         Он с крысой, здохнувшей в ту ночь,
         Ждал выброшенным быть в канал,
         Но вдруг ожил и заорал...
         Так, ласку смерти ощутив,
         Дыханием моим он жив:
         Не божье в нём - моё дыханье,
         Во всём моё он достоянье!         
         В него вдохнул своих страстей, -
         Он даже внешностью своей
         Соседям, матери, родне
         Напоминал всем обо мне.
         Когда б прожить хотел я смертным,
         Чтобы вкусить от смертных мук,
         Я сторонился бы наук, 
         И опытом своим экспертным
         Я б выбрал лишь один талант:
         Коль не поэт, так музыкант!       
5-9.12.24 Ночи у обелиска Santa Maria Maggiore.

                2.
       Со всех сторон, куда не кину взор, -
       Бесславие корыстных побуждений,
       Бездушие, ничтожность и позор
       Новых рабов ничтожных устремлений.
       Веков нарушен благодатный ход.
       Дух божий, источив себя, дряхлеет, 
       Людская кровь мутится и чернеет
       Под бременем духовных нечистот.
       С недавних пор, соблазнами затмлен,
       Мир на пороге страшных перемен.         
       Бессмертных подвигов былых героев лихость! –
       Когда и смерть не знала с ними сладу!
       Теперь не то, и в душах глушь и тихость –
       Им даже мысль страшна - взойти на баррикаду…
       …………………………………………………….
       …………………………………………………….
       И душ гниющих вонь стоит, подобна смраду!