На кухне всегда было тесно

На кухне всегда было тесно — не от людей, а от запахов.
Лук медленно золотился на сковороде, наполняя дом тем особым ароматом, который появляется только в еврейских семьях, будто передаётся по наследству вместе с фамилией.
В большой кастрюле тихо булькал куриный суп — прозрачный, терпеливый, будто знающий, что его всё равно будут ждать.
Казалось — он лечит ещё до того, как его попробуешь.
На столе лежала свежая хала — только что заплетённая, смазанная яйцом, чтобы стать золотистой и блестящей.
Скатерть под ней была старой, выцветшей, но родной — такой, которую не выбрасывают, даже если она уже давно пережила всех своих сестёр.
В этой кухне всегда было что-то неизъяснимо тёплое.
Не только еда — разговоры, паузы, шаги, тень Мамы, которая когда-то стояла у плиты и тихо напевала себе под нос.
Казалось, что стены помнили её голос и берегли его, как пряный запах жареного лука.
Теперь кухня стала тише.
Плита работает реже, разговоры короче, а аромат супа появляется только по особым случаям.
Но стоит зажечь свет, поставить кастрюлю и услышать первое бульканье бульона — и дом будто вздыхает, оживает, вспоминает.
Иногда кажется, что всё прошлое ещё здесь, где-то между паром от кастрюли и тёплым хлебом.
И что стоит только закрыть глаза — и снова услышишь мамин голос:
«Когда на кухне пахнет правильно — в доме всё будет хорошо».