Псков и псковский характер в поэме Колокола

Псков и «псковский характер» в поэме И.Н. Григорьева «Колокола»
 

Пителина Наталья Александровна,

старший научный сотрудник

научно-образовательной лаборатории

«Социогуманитарная регионика»,

Псковский государственный университет,

 

 В 2023 году исполняется 1120 лет с первого упоминания Пскова в летописи («Повесть временных лет», 903 год). За свою более чем тысячелетнюю историю город стал объектом художественной рефлексии поэтов, писателей, предметом изучения историков, археологов, филологов и других ученых. В современном литературоведении он уже традиционно рассматривается как феномен культуры, «сложный семиотический механизм», «мощный генератор новой информации»[1]. «Псковскому тексту» в литературе посвящены работы А.Г. Разумовской, которая ввела данный термин в научный оборот и обосновала его: текст Пскова «включает в себя все высказывания о Пскове, все знаковые манифестации "псковскости" и цельность этой совокупности. Явления разного порядка, принадлежащие к области истории, географии, объекты местной архитектуры, всем известные предания и легенды в сцеплении образуют "псковский текст"»[2]. Исследователем подробно рассмотрены природные символы (реки Великая и Пскова, Псковское и Чудское озера), знаковые средневековые архитектурные сооружения (Кром и Троицкий собор, оборонительные крепости и башни, храмы и монастыри, памятники гражданского зодчества), а также восприятие литературой роли исторических фигур (княгини Ольги, князей Александра Невского и Довмонта-Тимофея, Николы Салоса – спасителя города от расправы Ивана Грозного, Пушкина как культурного героя «псковского текста») и др.[3]

Псков занимает особое место в истории России. Несмотря на тривиальность данного суждения, современным подтверждением этому служит инсталляция весом более четырех тонн «РОССИЯ НАЧИНАЕТСЯ ЗДЕСЬ», появившаяся в 2016 году на набережной реки Великой на фоне древнего Кремля и сразу оказавшаяся в центре скандала и судебных разбирательств о ее смысле и уместности в окружающих тысячелетних декорациях. Суд постановил оставить артефакт на месте, и с тех пор многочисленные туристы на различных интернет-сайтах и форумах ведут дискуссию о том, «откуда есть пошла земля русская», имеет ли отдельный город право претендовать на это место и не является ли это признаком высокомерия и гордыни, почему именно здесь установили памятник, а не во Владивостоке, или Калининграде, или каком-либо другом городе. Большинство участников спора всё-таки признают особость судьбы и роли Пскова в истории становления государства и российской государственности.

Исторически Псков занимает пограничное положение между Западной Европой и Россией, поэтому, по мысли Е.П. Иванова, важнейшие его функции – быть передовым рубежом «в деле защиты русских земель» и посредником «в многогранных русско-европейских связях». Кроме того, «со времен великой княгини Ольги и великого князя Владимира – Крестителя, Псковская земля была одним из оплотов и форпостов православия»[4]. Считается, что первый храм на Руси, посвященный Живоначальной Троице, был основан Ольгой предположительно в 957 на месте слияния рек Великой и Псковы.

Устойчивый миф о том, что до присоединения в 1510 году к Москве Псков обладал суверенитетом и был вечевой республикой, самостоятельным экономическим и политическим центром, впоследствии постепенно к Петровскому времени утратил былое величие и превратился в глухую и даже не приграничную провинцию, глубоко укоренен в народном сознании и коллективной памяти псковичей, хотя историки уже развенчали подобные представления о независимости Пскова XV – начала XVI веков. «В летописях можно обнаружить сведения о том, что Псков задолго до 1510 г. считался вотчиной московских государей и управлялся их наместниками. Есть в них и данные об успешном сотрудничестве псковичей с московскими великими князьями. Это особенно наглядно прослеживалось во время нападения на город агрессивных соседей»[5] (ливонских рыцарей); кроме того, псковичи поддерживали военные походы Ивана III на своих соседей новгородцев. По данным Л.Е. Морозовой, в грамотах псковичей к Ивану III «прямо писалось, что Псков является великокняжеской вотчиной: "Псков – отчина ваша". Жители Пскова обращались к Ивану III как к своему государю: "Челом бьем своему государю великому князю"»[6].

С особым героико-патриотическим пафосом в литературе представлен «вольный» средневековый Псков. Однако анализ художественной литературы о городе показывает, что судьбоносное для Пскова и важнейшее для отечественной истории событие, связанное с собиранием русских земель вокруг Москвы и присоединением Пскова, оказалось практически не подверженным художественной рефлексии. Одним из немногих произведений, посвященных данной теме, является поэма И.Н. Григорьева «Колокола». Данная работа призвана восполнить существующий пробел в «псковском тексте», а также почтить память замечательного поэта в год столетия со дня его рождения.

Жизнь и творчество поэта Игоря Николаевича Григорьева тесно связаны с Псковским краем. Он родился в 1923 году в д. Ситовичи Порховского района Псковской области, во время Великой Отечественной войны возглавлял плюсскую подпольную организацию. После войны поэт побывал на Костромской земле, Вологодчине, в Прибайкалье, затем получил филологическое образование в Ленинграде, а в 1967 году вернулся в Псков, где основал региональную писательскую организацию и был ее первым руководителем. Как писал друг И. Григорьева, литературовед Вл. Шошин: «Творчество Игоря Григорьева разворачивается на многовековой перспективе истории России», которая как в зеркале, отражается в истории Псковщины. Поэтому Псков и Псковская земля занимают ключевое место в его поэзии и связаны с магистральными темами творчества поэта: России (Родины) и войны.

Работа над поэмой «Колокола» велась с 1950 по 1985 год. Она была опубликована в шести сборниках в разных редакциях и под разными названиями: впервые – под названием «Песни о вечевом колоколе» (сб. «Зори да вёрсты», 1962); затем «Песня о колоколе» (сб. «Листобой», 1962); «Колокола» (сб. «Горькие яблоки», 1966); «В колокола» (сб. «Отзовись, Весняна» и «Не разлюблю», 1972); наконец, «Колокола» (сб. «Дорогая цена (1987) и «Русский урок» (1991). Надо отметить, что постоянное возвращение к уже опубликованным текстам, их доработка / переработка – отличительная черта поэтического почерка И. Григорьева. В настоящей работе, текст поэмы цитируется по последнему прижизненному изданию (сборник «Русский урок»).

Центральная часть лиро-эпической поэмы посвящена присоединению в 1510 году Пскова к Москве, закату псковской вольницы и судьбе вечевого колокола, при описании которых поэт опирается на «Повесть о псковском взятии». Отметим, что исторические события этого периода по-разному представлены в источниках: автор летописной статьи в Псковской Третьей летописи интерпретирует происходящее с позиций коренного псковича-патриота, оплакивающего былую славу и суверенитет города, возмущающегося коварством Василия III и называющего князя «антихристом». Более мягким можно назвать взгляд автора повести, включенной в Псковскую Первую летопись: он признает историческую необходимость присоединения Пскова к Москве, но, как и первый автор, сожалеет о былой псковской независимости. Существует и московская повесть о присоединении Пскова, написанная с позиций Москвы и дающая совершенно иную оценку взятия Пскова, сформированную в окружении московского князя. Подробный историографический и текстологический анализ московской повести о присоединении Пскова представлен в статье А.Е. Жукова[7]. Автору поэмы, безусловно, близок взгляд и отношение к происходящему псковичей-летописцев. При этом И. Григорьев не следует «Повести о псковском взятии» точно, а лишь намечает пунктиром основные события, а именно: печальную судьбу Новгорода, покоренного еще Иваном III, выработку московским князем иной тактики взятия Пскова, основанной на опыте жестокого присоединения «старшего брата» Новгорода к Москве; прощание псковичей с былой вольницей и вечевым колоколом; затем символическую казнь колокола и отправку его в Москву.

Данные события организуют текст поэмы с пятой по девятую песни.

В Пятой песне «Похмелье» сопрягаются две точки зрения на стремление великого князя покорить город. Первая позиция – Псков и псковичи глазами московского князя Василия, который размышляет о том, как «Плесков в наши руци взять». Город представлен как неприступный («А пред Псков – идя с Москвы / Есть гора одна, / Длань Великой и Плесквы / С той горы видна»), который «взять мудрено», потому что, во-первых, колокол не позволит приблизиться к городу незамеченными, а во-вторых, псковичи – известные своей доблестью воины, которые не сдадутся без боя. «Чешет колокол-смутьян, / Бьёт, сполошный грех – / Баламутит псковитян, распаляет, брех». Колокол называется здесь смутьяном и брехом. Вторая позиция – взгляд повествователя на московского князя и его коварные планы.

Как прибил предобрый князь

Вольный Новоград –

Жил бескровно, не грозясь:

Не тому ль не рад?

Пировалось – ну хоть брось –

Всевладетелю.

В час урочный не спалось

Благодетелю.

Основной прием, использованный при создании образа Василия Иоанновича, – ирония: он называется всевладетелем, благодетелем, предобрым князем, прибившим вечевой Новгород. Известно, что присоединение Новгорода было кровопролитным и жестоким, поэтому для Пскова был выбран другой, «бескровный» способ взятия, о чём повествователь сообщает так же иронично: «Силой стать родным отцом! – / Всуе не говеть. / Вкрасться к ним с разрыв-словцом – / Дипломатья ведь. / – Йихней драчке порадеть – / Вставить ключ в замок. / – Разделить – и овладеть. / Побросать у ног!» То есть было принято решение брать псковичей их собственными руками, внеся распрю между ними. Восхищение городом («Как Париж! Что Рим») сопряжено с желанием захватчиков получить богатую добычу: «Во где позарим[8]: / И лабазов, и церквей, / И палат полно, / И людишек, и ларей!..» Здесь выстраивается оппозиция Москвы и Пскова, их методов управления, соблюдения договоренностей: вероломство, хитрость, обман Москвы противопоставляется доверчивости и честности псковичей, привыкших открыто отстаивать свои права на вече, независимости перед лицом иноземного захватчика, но в то же время раздираемых внутренними противоречиями и обидами друг на друга. Поэтому Москва, хоть и русская, православная, видится таким же врагом, как шведы и немцы, однако псковичи, давшие слово московскому князю, держат его ценой собственной свободы и смиренно принимают собственную судьбу.

Шестая песня «Заплачка» и следующие за ней части «Калики перехожие» и «Гусляры» посвящены сообщению о казни колокола и прощанию горожан с ним. Эпиграфом к песне взяты строки из Псковской летописи: «И начаша псковичи на колокол смотря, плакати по своей старине и по воли. Как очи со слезами не выпали? И как сердце не оторвалось от корени?». Эти части поэмы наполнены глубоким лиризмом, чувством осознания неизбежности подчинения Пскова Москве и бессмысленности какого бы то ни было сопротивления и по форме напоминают народный плач-причитание. Образ колокола олицетворяется: псковичи именуют его «князем», обращаются: «честен колокол, / Вольный наш отец», «сточтимый колокол», просят прощения за свою слабость, вспоминают славные прошлые времена:

Ты служил нам правдой-верою:

Скликал на сечь.

 

Лиходей едва заявится –

Бил тревожный глас.

Без тебя бы нам не справиться

В погиблый час.

Под твои кричанья зычные

Гуливали мы!

Помнят вдовы горемычные

Плакун-холмы,

 

Без хозяев нивы-сироты,

Чужак в дому,

Веси срыты, клады вырыты –

В дыму, в дыму...

 

В Седьмой песне «Казнь» колокол предстаёт символом псковской независимости и величия и сравнивается с другой псковской святыней – Довмонтовым мечом: «вольности ось – / Крепок, как моржия кость! / Чтим, как Довмонтов булат!» А еще «князь»-колокол — это символический соперник московского князя, власть которого в Господине Пскове необходимо ликвидировать. Дальнейшая судьба вечевого колокола согласно псковской летописи состоит в том, что сначала его помещают на подворье Снетогорского монастыря, а затем везут в Новгород. А когда Василий Иоаннович лично прибывает в Псков, он забирает с собой в Москву ещё один колокол. Григорьев даёт иную интерпретацию судьбы колокола: его сразу отправляют в Москву, псковичи сами вызываются везти его через «ямы и города – / Старорусскую непролазь», «извечную грязь», а на Валдае московский гонец передаёт им княжескую грамоту (Восьмая песня «Кончина»):

Повелел всемилостиво великий князь

Колокол опальный сломать на куски!

До сме;рти прибить! И развеять в прах!

Раскидать-затерять на валдайских буграх!

Затем осколки колокола «до крохи» собираются и псковские мастера льют из него маленькие валдайские колокольчики (Девятая песня «Воскресенье»), которые хранят в себе частицы большого брата и тревожат звоном и мечтами о свободе и былом величии всю необъятную Русь и вечно беспокойную русскую душу (Десятая песня «Припев»).

Припомнятся были и сказки,

Припевки певуньи Псковы,

Мечей забубённые ласки

И плач безутешной вдовы,

Тягучие вопли набата —

Далёкого вольного брата.

 

Зальётся, по-русски бескраен,

Душа переполнена вся:

Заходит, как в хату хозяин,

И кровь горячит, не спрося.

В нём ласка, укор и тревога,

Дорога, дорога, дорога.

 

Завьёт, заколдует с размаха

Нехитрый валдайский звонец.

—Ах, вещая пылкая птаха,

Да будет ли мчанью конец?

— А вихрь: — Это только начало:

В сторонку — кого укачало!

(это последние строки поэмы)

Такая интерпретация судьбы вечевого колокола встречается в народных легендах и преданиях, причем здесь переплетаются легенды о Новгородском и Псковском колоколах.

Однако исторический сюжет «о псковском взятии» занимает только половину поэмы и служит поводом для более масштабных авторских размышлений о Пскове как колыбели российской государственности, городе-воине – страже русских границ, духовном центре и оплоте нравственности, «вечном» городе, судьба которого неразрывно связана с историческим развитием страны, о национальном характере.

История и судьба города формирует основные черты характера псковича, который, по мнению многих исследователей[9], лег в основу русского национального характера и национального идеала. Так, Н.Л. Вершинина, размышляя о проблеме типологии «псковского характера», отмечает, что «в числе других, "псковский характер" создал предпосылки для формирования концепции национального идеала, идеального (курсив Н.Л. Вершининой) национального характера»[10]. Представитель древнего Пскова вызывает «ассоциации с монументальным героическим образом защитника Отечества»[11]: основные черты псковичей в поэме – смелость, самоотверженность, бесстрашие, осознание своей особой исторической миссии: «Смерть или воля, быть аль не жить: / Наша доля — Русь сторожить». И в то же время псковичам присущи природная скромность и смирение, исходящие из самодостаточности и отсутствия заносчивости и честолюбия, что также находит отражение в «Колоколах». По мнению академика А.М. Панченко, Псков достоин «чрезвычайного уважения» за то, что «Псков не "выскочка", как другие города», в нем нет «претензии на вселенское знание, на первенство», он «уступал пальму первенства суеты мирской…» [12]

При этом отрицательной региональной чертой псковичей, входящей в национальный общерусский характер можно считать «безудерж», «несчастье русских: это во всем доходить до крайностей, до пределов возможного»[13]. «Кривь-разгульники» «идолюги», «богохульники» — такую характеристику псковичам в поэме даёт князь московский и его сподвижники: «Кривичане исстари / Кривь-разгульники, / Идолюги, скобари – / Богохульники. / Хватит скопу вахлаков[14]  / Лаптем щи хлебать…» И далее: «Все они едина рать. / У-у, безбожние». При этом врагом признаются и достоинства псковичей: сплочённость и смелость («едина рать»), гордость и самоуважение («не привычны гнуть колен»). Потому и вступать с ними в открытую борьбу опасно. «Безудерж» наряду с фатализмом проявляется во время «казни» колокола руками самих горожан и при исполнении княжеской воли разбить колокол на мелкие кусочки («Федот – за кувалду: / Сломать так сломать, / Благо силы не занимать»). А затем эти же умельцы «Собрали – до крохи – куски, / Прибрали в надежное место» и «не выгоды ради», «не ради полушек да гривен» превратили их в колокольцы. Здесь проявляется еще одна черта псковичей: художественный талант, творческая одаренность. Это позволило Ст. Золотцеву рассматривать поэму с историко-эстетической точки зрения, «как свидетельство мастерства псковских древних умельцев-художников», в золотых руках которых «ожила и запела на чародейном языке старинная бронза»[15].

В качестве эпиграфа ко всей поэме взяты строки Ф.Н. Глинки «И колокольчик, дар Валдая, / Гудит уныло под дугой» и М.Ю. Лермонтова «…Как колокол на башне вечевой / Во дни торжеств и бед народных» (стихотворение «Поэт»). Такое соседство колоколов, вечевого и валдайского, неслучайно. Поэма заканчивается упоминанием «былей и сказок» легендарных, давно прошедших эпох, мотивом бескрайней дороги, в котором конец и начало сливаются в одну точку. Так организуется циклическое время и пространство в народном сознании и фольклорных произведениях. Начинается произведение также с звона валдайского колокольчика в Первой песне «Запева»:

Поёт валдайский колоколец,

Гремит, гудит — в ушах, в душе —

У горько плачущих околиц,

У памяти на рубеже.

И только во Второй песне «Пригревка» появляется главный герой поэмы – псковский вечевой колокол: «Вечный колокол, / Вещий колокол, / Вольный колокол», который не одно столетие созывал псковичей на борьбу с иноземными захватчиками. Здесь упоминаются «лютый ливонский пёс», осада Пскова Стефаном Баторием, события Великой Отечественной войны.

И. Григорьев свободно обращается с историческим временем, намеренно избегая четкой хронологии. Будучи человеком двадцатого века, автор ощущает свою причастность к многовековой российской истории. В части «Обелиск под звездой», отсылающей к событиям Великой Отечественной войны, есть слова:

…О, сколько тех звёзд человек простёр

В горючей русской золе!

Все суше глаза у братских могил:

Становится старью новь...

И я там был. И я её лил –

Свою и чужую кровь.

А крови не мерили в ту страду,

Шалело с неё воронье:

Двадцать семь миллионов в военном аду

До капли пролили её.

В книге Станислава Золотцева «Зажги вьюгу», посвящённой творчеству Игоря Григорьева, есть слова последнего о тысячелетней Руси: «Если бы нам перед войной настоящую историю преподавали, а не "пролетарскую", если бы мы тогда ощущали, что такое – Тысячелетняя Русь, нам бы, наверное, не было б так жутко в начале войны. Знали б тогда, что это не первый снег нам на голову. Знали б тогда с первого же дня, что – сдюжим!»[16] В поэме «Колокола» Григорьев смотрит панорамным взглядом на тысячелетнюю историю России, в которой ключевую роль играет Псков и один из главных символов его государственности – вечевой колокол. В поэме идея цикличности и повторяемости жизни, смерти, русской истории воплощена в кольцевой композиции, когда исторический сюжет включается во вневременной дискурс лиро-эпического повествования.

В поэме упоминаются следующие знаковые места Пскова – Кром, Детинец, церковь Василия на Горке, Василий-стрельница (думается, что это Власьевская башня. – Н.П.), реки Великая и Пскова (Плескова), а также топонимы Псковской области: Белые Струги, Великие Луки, Гдов, Опочка, Серёдка, Кресты, Остров, Зрякова Гора. На последнем топониме и его символике остановимся подробнее. Ю. Степанов в главе «Каменный страж» «Легенд и преданий Псковщины» пишет об этом месте следующее: «Деревенька как деревенька, только название у неё несколько чудное – Зряковская Гора. <…> Во времена, может быть, и не совсем давние, когда сама деревня была побольше, а гора, приютившая деревню, повыше, на самой круче стоял каменный исполин, высеченный из огромной глыбы в незапамятные, дохристианские столетия нашими прадедами-язычниками. Считался он у пращуров идолом, изображением какого-то божества, и как случится празднование или победа над врагом, или обет кто какой даст, так шли к нему всей деревней, приносили всевозможные дары и складывали у его ног. Идол же, в свою очередь, должен был охранять деревню от врагов, болезней, стихийных бедствий и прочих неприятностей». После принятия православия «реже стали приходить к нему, пока окончательно не перестали обращать на него внимание. Идол же со временем прекрасно приспособился к новой жизни и новой вере, любуясь в ясные и солнечные дни блеском куполов окрестных храмов и слушая неповторимый перезвон колоколов. <…> в деревне зрела новая легенда – о каменном воине.

...Случилось это в те поры, когда псковская земля пограничной была. <…> Однажды выставили в дозор на той самой горе совсем молодого воина, наказали ему: "Стереги крепко, пока тебя не сменят". Вот и встал он дозором в полном боевом облачении. День стоял дозором, два, неделю, месяц... Вот уж год стоит, смена всё не приходит. И пост свой оставить не может, клятву на то давал: а ну как враг проскочит. Так и остался он навечно стоять и "зреть" на страже родной земли, превратившись в каменного воина. А гора с тех пор, а вместе с нею и деревня стала называться "зряковской" – дозорной то есть[17]. В поэме «Колокола» от Зряковой горы всходит солнце, пробуждая природу, человека, Она же является и свидетелем казни колокола. Проявляется двойственность данного места: с одной стороны, как стража и дозорного земли псковской, с другой, как безмолвного наблюдателя заката псковской республики и многих других событий, свидетелем которых мог быть каменный воин. Изменение первоначального названия поэмы «Песни о вечевом колоколе» на «Колокола» может трактоваться как стремление автора придать повествованию больший эпический размах, расширив его в пространстве до границ всего государства Российского и во времени до Русской Вечности, символом которой можно считать тысячелетний Псков.

Таким образом, художественное осмысление И. Григорьевым образа Пскова и псковича, интерпретация «Повести о псковском взятии», событий 1510, псковского характера года демонстрирует знаковые манифестации «псковскости» и органично дополняет «псковский текст» и мифологию города.

 

Список литературы

Вершинина Н.Л. Концепция национального характера и национального идеала в современном литературоведении и проблема типологии «псковского характера» // Образ псковича в контексте национальной культуры: коллективная монография / Отв. Ред. Н.Л. Вершинина. Псков, 2017. С. 5-28.

Григорьев И.Н. Колокола // Григорьев И.Н. Русский урок: Лирика и поэмы. Л., 1991. С. 166-195.

Жуков А.Е. К истории текста московской повести о присоединении Пскова // Novogardia. 2019. № 4. С. 393-419. DOI: https://doi.org/10.25797/NG.2019.4.4.018

Золотцев С.А. Зажги вьюгу. Очерк о жизни и творчестве поэта Игоря Григорьева. Псков, 2007.

Иванов Е.П. Псковский характер в контексте исторического процесса // Псков в российской и европейской истории (к 1100-летию первого летописного упоминания): [междунар. науч. конф.: в 2 т. Т. 2. М., 2003. С. 8-14.

Лихачев Д.С. О национальном характере русских // (дата обращения - 10.09.2023)

Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001.

Морозова Л.Е. Роль Пскова в геополитических планах Василия III // Псков, русские земли и Восточная Европа в XV-XVII вв. К 500-летию вхождения Пскова в состав единого Русского государства: сб. тр. междунар. научной конференции, 19-20 мая 2010 г. / Псковский гос. пед. ун-т им. С.М. Кирова; Европейский ун-т в С.-Петербурге. Псков, 2011. С. 140-151.

Панченко А.М. Псковский характер // Псковская правда. 1997. 3-4 октября. С. 2.

Разумовская А.Г. Город на горах. Мифология Пскова в литературе. Псков, 2021.

Разумовская А.Г. Древности Пскова в пространстве литературной памяти // Псков в российской и европейской истории (к 1100-летию первого летописного упоминания): [междунар. науч. конф.]: в 2 т. Т. 2. М., 2003. С. 305-313.

Степанов Ю. Легенды и предания Псковщины. Псков, 1993.

 

 

[1] Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001. С. 325.

[2] Разумовская А.Г. Древности Пскова в пространстве литературной памяти // Псков в российской и европейской истории (к 1100-летию первого летописного упоминания): [междунар. науч. конф.]: в 2 т. Т. 2. М., 2003.  С. 305.

[3] См.: Разумовская А.Г. Город на горах. Мифология Пскова в литературе. Псков, 2021.

[4] Иванов Е.П. Псковский характер в контексте исторического процесса // Псков в российской и европейской истории (к 1100-летию первого летописного упоминания): [междунар. науч. конф.]: в 2 т. Т. 2. М., 2003. С. 9.

[5] Морозова Л.Е. Роль Пскова в геополитических планах Василия III // Псков, русские земли и Восточная Европа в XV-XVII вв. К 500-летию вхождения Пскова в состав единого Русского государства: сб. тр. междунар. научной конференции, 19-20 мая 2010 г. / Псковский гос. пед. ун-т им. С.М. Кирова; Европейский ун-т в С.-Петербурге. Псков, 2011. С. 140.

[6] Там же. С. 141-142.

[7] Жуков А.Е. К истории текста московской повести о присоединении Пскова // Novogardia. 2019. № 4. С. 393-419. DOI: https://doi.org/10.25797/NG.2019.4.4.018

[8] Примечание: одно из значений слова «зарить», «позарить» - разорять, ломать, вводить в убытки (Словарь русских народных говоров. Вып. 10 (Л., 1974. С. 383-384), Вып. 28 (СПб., 1994. С. 318).

[9] Можно упомянуть следующие работы: Лихачев Д.С. «Национальный идеал и национальная действительность», «Псков», «О национальном характере русских»; Егоров Б.Ф. «От Хомякова до Лотмана», «Развитие Д.С. Лихачева о национальном характере: о двух ментальностях»; Панченко А.М. «Псковский характер», Лощиц Ю. «Псковский норов» и др.

[10] Вершинина Н.Л. Концепция национального характера и национального идеала в современном литературоведении и проблема типологии «псковского характера» // Образ псковича в контексте национальной культуры: коллективная монография / Отв. Ред. Н.Л. Вершинина. Псков, 2017. С. 12.

[11] Там же. С. 8.

[12] Панченко А.М. Псковский характер // Псковская правда. 1997. 3-4 октября. С. 2.

[13] Лихачев Д.С. О национальном характере русских // (дата обращения - 10.03.2023)

[14] Примечание: Неопрятный человек, неряха. Такое значение с пометой «Пск. 1850» дано в «Словаре русских народных говоров». Вып. 4 (Л., 1969. С. 74). Слово также употребляется в значении «грубый, невоспитанный, невежественный человек, лентяй».

[15] Золотцев С.А. Зажги вьюгу. Очерк о жизни и творчестве поэта Игоря Григорьева. Псков, 2007. С. 23.

[16] Там же. С. 62.

[17] Степанов Ю. Легенды и предания Псковщины. Псков, 1993. С. 8.