Картезианский триптих I

Когда он пишет, что вокруг зима,
что в комнате свет, а снаружи тьма,
что в камине трещат дрова, но повсюду такие снега-снега,
что даже валлонская сталь замерзает в ножнах
(потому что, конечно, везде война и вполне возможно,
он и сам был из тех, кому она мать родна)
и что вот, мол - сидит он один в четырёх стенах,
ведь артисты уехали и с ними все дамы нах
(то есть отсель туда, где не так похоронны зимы,
где не только ватники, но и платья ещё носимы),
и что вот - даже в самой кромешной зиме
появляется что-то как бледный росток в земле,
как в зерне под снегом тяжелым, как во сне согретом,
когда он пишет так, и когда я читаю это,
то сам как зерно наливаюсь последним теплом и светом
и думаю тоже, что это не просто сны,
что холод и дрожь – только способ дожить до весны,
то есть верить, что это – жизнь, и нет, похоже,
иных наружу путей как расти напролом, раздирая кожу,
сквозь землю любую, но и сквозь эту тоже.