Бородинское

В тисках порока, порчи на краю
пыльцой рублёвой в маркете сорю,
как водится – последнее на водку.
Нет цели у обратного пути
отраву непочатой донести:
трёхкратный залп! – и кончено в охотку.

Потом диван, испорченный нарзан,
разбитая копилка, бабья брань,
рефрен, сухая ломка до получки.
Но между всем – исчёрканный листок,
на обороте двадцать новых строк…
Довлатов пил, но я умею лучше.

По трезвости вдох совести, как мёд.
Степашка в телевизоре не мёртв.
В цене – меню без примеси халяля.
Давай, Ахмат, без гнева и обид,
мне дорог свой уклад и аппетит,
пока прикладом в дверь не постучали.

Я – ортодокс с ермоловским ай-кью,
не ради случки женщину люблю,
не для издёвки Родиной расстроен.
И до войны не кушал этанол,
а после не случится всё равно,
лил на троих, но на лафете двое.

Теперь, Миколой раненный в нутро,
я возвратился на запасный фронт,
где Times New Roman – алый поневоле,
где стих на стих, безпека в кушерях
и вышиванок с ватниками прах
на А-четвёртом Бородинском поле.

2025