Сад земных заблуждений

Сад земных заблуждений

* * *
Колокол. Звон раздался в тиши.
Конец наступил человека души.
С блуждающей тени начнётся мой сказ,
В котором быть может каждый из Вас.
 
Жизнь на земле – сад наслаждений,
Но в нём существуют свои заблужденья.
И дан неспроста на земле только век,
Чтобы прожил свою жизнь человек.
Из райского сада изгнанье свершилось:
Злобному змею искусить получилось
Плод красный вкусить с древа познанья
Первых людей. И вот – наказанье:
Жизнь на земле – человеческий бой
Веры святой с глухой ворожбой.
Цветёт с давних пор не сад наслаждений,
А самых безликих, слепых заблуждений,
Кружащих над разумом, как истязанье.
О них и начнём повествованье... 

I
В саду, где мудрейший филин сидит,
Опасно: филина шут норовит
Словить, ощипать, повеселиться
Да поиграть, закинув в петлицу.
Верхом на осле он мчится за птицей,
Держащую в лапах из книги страницу,
Которой проказник осла накормил,
А книга о чём – он и забыл.
В руках шут ехидный сжимал погремушку
И время в часах, как простую игрушку.
Свой дурный нрав совсем не тая,
Резвится он бурно, словно дитя.
Земля, где бежали копыта осла,
Корни познаний из себя изжила,
Что спали, питались сея чернозёмом,
А ныне – гниют в нерадивых ладонях.
 
II
Рядом – дева в парике из наук
Плетёт кружева из тумана вокруг.
Она вес собаки в двух верстах измеряет,
На верность суждений всем напевает.
Цифрами меряет душу людскую,
Суждения черпая находу и вслепую.
Повязкой закрыла очи свои,
Пытаясь закрыть и твои, и мои.
И повествует свои всем науки:
“Кот двухголовый, семь месяцев в сутках,
Мёртвое море убила гроза,
Даёт сладкий сок из вымя коза”.
Далёка от истины, но о ней говорит,
А в общем – не ведает, что и творит.
Хоть опытом кажется мудрой сестрой,
Но это лишь возгласы думы мертво'й.
 
III
Дальше лишь хуже. Пороком свиньи,
Крадущейся тихо в глубокой тени,
Явилось грабительство лица должностного
Прохожего, ближнего – не важно какого.
Смысл сего – свет себе подарить,
Чужим свой очаг огнём затеплив.
Без совести он и без всякой проблемы
Льёт всем на уши: "Есть одна тема..."
Улыбку крадёт, надежду, покой,
Оставив взамен осколок пустой.
Тенью ушёл, опорочив доверье,
С товарищем, имя чьё "лицемерье".
Приятного мало ему самому.
Но почему? А всё потому,
Что верит в добычу и что стал богаче,
Не видя дыры в своём сердце свинячьем!
 
IV
В хрустальном бокале, на постели ковра
Лежит раб довольный с утра до утра.
Размером велик, не может и встать,
Прикован к блаженству, свой разум отдав.
Цепочкой он кубок с вином удержа'ет,
Свой рот едкой дрянью веками питает.
"Я волен уйти!" – он шепчет в тоске,
Но ложь его манит в сладком глотке.
Тянет его на донье бокала,
Чтоб исчерпать всё, а дальше – с начала.
Ему тяжело: живот уж не держит
Столь наслажденья. Живёт он без стрежня.
И будто уже он не так и доволен,
Но выбраться боле теперь не изволен.
Влачит свою жизнь себе на обман,
Где нет в ней ни завтра, ни боли, ни ран.
 
V
В низменный сад, где страсти законы,
Дорогу ведут лягушачьи стоны.
Слепы, хоть их взгляд устремлён в небеса;
Жабы раскрыли для змей пояса.
Не видят себя, не чувствуют счастье,
Удушены крепко с такою напастью.
Томно блуждают выцветшим оком
С желаньем одним в душе одиноким.
Дарят огонь, не согревая
Души ничьи. Для них страсть бытовая.
Любовь превратили в бездушия цирк,
Себе создавая лживый кумир.
Жар и огонь сменили на чувства,
Что не способны постичь всё искусство.
И ниже в падении, теряя свой лик,
Где тело – алтарь, а душа – просто крик.

VI
Всё глубже и глубже, в холодных палатах,
Лежит там царица в железном халате.
Скрещены руки у неё на груди:
Ко сну поддалась, не разбудить.
Сколько сквозь стены не шла бы мольба,
Верной щиту остаётся она.
Слёзы струятся по льду и по плитам
О прошлых несчастьях, что не забыты,
Но пальцы халата прижаты к ушам.
Не слышит она, не открыта к душам.
Читает трактат всем вслух про себя:
"Мой мир ограничен". На чувства скупа...
А сердце не бьётся, покинув её,
Как льдина, пробито тёмным копьём,
И ныне царица на мольбы молчит.
Ничто её сердце теперь не пронзит.
 
VII
В рясе запачканной, кровью облитой,
Идёт ворон тёмный по гла'вам невинных.
С маком он в клюве, с лезвием-взглядом.
Шакал на цепи скалится рядом
И топчет живое цветившего сада.
Им раны души – святая отрада,
Приятное дело во веки веков.
Такой уж их принцип. Он очень жесток.
Еже день ворон свой меч поднимает
И душам невинным пути преграждает,
Смотрит в глаза, убивая в них дух,
Чтобы огонь их силы потух,
А псу отдаёт на растярзанье
Их души несчастные на веки страданья.
И ворон гогочет, жуя в клюве мак,
Не зная, что сердце своё поедает он так.
 
VIII
В ветхие хаты, в души людей
Тюрьмой обездоленным ходит злодей.
Его не увидеть, не дать и отпора.
В мгновенье он станет причиной раздора.
Но в лицах несчастных его увидать
Возможно. Взгляни на бедную мать,
Что стара и бедна на простую возможность
Встать и пойти! Её держит лишь трость.
Вокруг сего горя рвы безнадёги,
Воздвигнуты страхом стены, пороги,
Замков навешано всюду, не счесть.
Порочит спасенье, порочит и честь.
И хочется людям лишь каплю взглотнуть,
Утолить свою жажду, чтобы не утонуть.
А тюрьма ся на всё отвечает лишь: "Нет!"
Вбирает корявыми пальцами свет.
 
IX
И вот на краю, где паденье души,
Где нет и покоя, где нет и тиши,
Встаёт ангел смерти всем апогеем,
Образом дыма и грома злодеем.
Его одеяние – чёрные латы;
Его алтари – сожжённые са'ды;
Его колыбель – снарядов оскал.
Из черепа – чаша, из стонов – хорал.
Его идеал – стервятников пир,
Его упоение – жатвенный мир,
Выстрелы, смерти – музыка зла.
Венец его – пепел, мантия – тьма.
Касается всех, от него не сбежать.
Намерен он всеми всех истреблять.
Последнее слово, что скажет он нам:
"Не будет пощады, прощения вам!"
 
* * *
А в центре кружащих пороков души
Гордыня сидит, разум свой заглушив.
Битое зеркало слепо царит,
Но делает вид, что она монолит
Жажда терзает власти и силы,
Что разрушает в покоях могилы.
Венец из шипов, трон из костей,
Мёртвый взгляд у гордыни очей.
Её порождения – все заблужденья,
Что кажутся садом земных наслаждений.
Те девять пороков, кружа и терзая,
Бьют по душе, её ниже пуская.
 
Таков о пороках случился мой сказ.
Без счастья и воли, без всяких прикрас.
Но знай: у людей свои заблужденья,
И каждый из них слеп в своих наслажденьях.
Но сам разрушь крепость из спеси и лжи,
Чтоб в сердце расправились крылья твои...