Невозможно что в жизни понять, пока всю до конца н

                *     *     *
Невозможно что в жизни понять, пока всю до конца не истратишь. -
И чего б ей испрашивать сердце, с его трепетным счастьем: быть всем!?
Так, предзимней осенней порой опадает листва и у страсти,
когда голой пред зеркалом всмотрится, за морщинами в коже осев.

За окном где-то катится жизнь - молодая, - её ж - не касается...
И уже, почему-то, с усердием, бьётся сердце при пылких словах,
как предметно, с натуры, в руках, перед ней кто рванётся касаткой... -
а она, с подмороженной улицы, - вроде воблы, с ведра б кто сливал.

Ничего тут зазорного нет! - Просто возраст сменил свои функции. -
И уже папарацци-фотографы бьют в подъезды у свежей красы,
что помпезно предстанет в анфас, взяв на бровь: она шанс не профукает,
нуминозной соперницей подиумов, всех небесных, вчерашних, сразив.

Эволюция тёмной души ищет выход свой в степени точности,
расфасованной в скрепах наследственности, чтобы выявить новый накал,
где, угасший вулкан прежних чувств, не желающий с ней обесточиваться,
отразился б в подборке посредников, чтобы каждый той тьмой навыкал.

Так, теория струн на дворе, - иль абстрактные числа, - с идеями, -
не вселяют надежды средь падчериц, необученных - чем ворожить,
пока скальпель в умелых руках несусветное чудо проделает, -
или ангел защитником выступит, или Вечный не встретится жид...

Мифология шага проста, - но что скрыто за каждым движением?..
Подкаблучникам легче быть в действии, ибо с ними, дозором, их мать.
Но когда некий бог под крылом вдруг решится все пары разженивать -
за древесной полемикой с листьями, можно б йога за Брахму принять.

Чашка ль риса - водицы ль глоток, - и висит себе, плут, - левитирует.
И какого б рожна ему счастье, государство и прочий приют!?
Кто там брал Фермопилы в строю? Кто Брундизий? Кто бился с Аттилой?
Под покровом обманчивой Майи лишь монеты им вес придают...