О границах, за которыми кончается вес

Есть удивительное место в человеческом сознании — оно находится точно между двумя падениями. Первое падение — это когда ты теряешь землю под ногами. Второе — когда понимаешь, что земля больше не внизу, а где-то сбоку, как случайная деталь космоса.
Я всегда думал, что безумие — это когда теряешь связь с реальностью. Но нет. Безумие — это когда понимаешь, что реальность не имеет привилегированной точки отсчёта. Что «вниз» и «вверх» — всего лишь привычки гравитации, а не законы мироздания.
Вспоминаю старика Мартенса, которого я встретил в Копенгагене. Он был астроном-любитель, один из тех чудаков, что проводят ночи в обсерваториях, промерзая до костей ради единственного взгляда на кольца Сатурна. Однажды, изрядно выпив, он рассказал мне, что в юности хотел построить машину для путешествия за атмосферу. Не воздушный шар — нет, машину на пружинах и паровом давлении, которая должна была вышвырнуть его из притяжения Земли, как камень из пращи.
«Главная проблема, — говорил он, разглядывая свой стакан, будто там плавала вселенная, — не в том, как подняться. А в том, что делать с собственной кровью, когда она вдруг перестаёт понимать, куда ей течь».
Тогда я не понял. Подумал: старик спятил. Но позже, читая отчёты воздухоплавателей, я наткнулся на странную закономерность. На высоте двух миль у людей начиналась эйфория. На трёх — они видели ангелов. На четырёх — боялись, что сойдут с ума. А выше четырёх миль отчёты обрывались. Просто обрывались, как оборванная верёвка.
И я подумал: может быть, дело не в нехватке воздуха. Может быть, на этой высоте человек просто перестаёт быть частью Земли. Он становится частью чего-то другого. И его организм, привыкший к одной гравитации, одному небу, одной луне над головой, вдруг обнаруживает, что все координаты сдвинулись.
Философы любят рассуждать о том, как изменяется сознание при изменении перспективы. Но это пустые слова. Настоящая перемена наступает не в голове, а в сердце — буквально. Когда сердце начинает биться по-другому, потому что сама тяжесть крови меняется. Когда лёгкие вдыхают не воздух, а пустоту, обёрнутую в кислород. Когда глаза видят не мир, а карту мира, где ты — не путешественник, а игла компаса, дрожащая между полюсами.
Я никогда не поднимался выше церковной колокольни. Но иногда, глядя на луну, я задумываюсь: а что если единственный способ по-настоящему уйти от Земли — это перестать считать её центром? Не физически подняться, а ментально отпустить. Представить себя не восходящим ввысь, а просто дрейфующим в океане притяжений, где Земля — одна из волн, а Луна — другая.
Мартенс умер через год после нашего разговора. Его нашли в обсерватории, сидящим в кресле, с открытыми глазами, направленными в телескоп. Врачи сказали — сердце. Я думаю — он просто ушёл слишком далеко, не двигаясь с места. Случается такое. Человек смотрит в бездну так долго, что начинает падать в неё, даже если ноги твёрдо стоят на земле.
Есть ли граница у этого падения? Или восхождения? Я не знаю. Но я знаю одно: в какой-то момент ты начинаешь понимать, что луна — это не то место, куда ты стремишься. Луна — это зеркало. И когда ты смотришь на неё достаточно долго, с достаточной высоты, ты начинаешь видеть не её поверхность, а свою собственную невесомость.
И вот тогда — тогда наступает настоящий испуг. Потому что оказывается: ты можешь существовать без опоры. Ты можешь дышать там, где нет воздуха. Ты можешь мыслить там, где мысли теряют вес.
Но вопрос остаётся: захочешь ли ты вернуться?