Разговор в промежутке

Орфей
Почему ты не смотришь на меня?

Мнемозина
Потому что здесь смотреть незачем. Ты еще не привык — думаешь, что у тебя глаза. Но их нет. То, что ты принимаешь за зрение, это всего лишь память о зрении. Ты видишь меня, потому что помнишь, как видел.

Орфей
Значит, и тебя нет?

Мнемозина
Меня нет в том смысле, в каком я была. Но я есть — как ты, как всё, что ушло и не может уйти до конца. Мы застряли между забвением и воспоминанием. Кстати, это и есть вечность — не бесконечное время, а его отсутствие. Здесь нет "после". Здесь только "вместо".

Орфей
Я не понимаю. Я помню последний миг. Боль. Холод. Звук — такой низкий, что я перестал его слышать, и он превратился в вибрацию костей. А потом... тишина. Но не пустая. Тишина, которая звучит. И ты. Откуда ты знаешь, что я должен привыкнуть?

Мнемозина
Потому что я пришла сюда раньше. На тридцать лет раньше, если переводить в твои координаты. Но здесь это не имеет значения. Время — это частная эмоция живых. Они придумали его, чтобы различать вчера и завтра, а потом забыли, что это только договоренность. Мы больше не связаны этим договором.

Орфей
Тогда что нас связывает?

Мнемозина
То, что мы знали друг друга там. Ты пел на моих похоронах. Я слышала — хотя меня уже не было в гробу. Твой голос шел сквозь землю, сквозь дерево крышки, сквозь шелк подкладки, и я поняла: ты не веришь, что я умерла. Ты пел так, словно я могла услышать. И я услышала. Это и есть связь.

Орфей
Значит, смерть — это не конец памяти? Я думал, здесь всё стирается. Чистота. Белый лист. Молчание без эха.

Мнемозина
Нет. Смерть — это музей памяти. Она сохраняет всё, но лишает смысла. Ты помнишь каждую секунду своей жизни, но не помнишь, зачем она была прожита. Помнишь лица, но не помнишь, любил ли их. Помнишь слова, но не помнишь, были ли они ложью. Здесь всё равноценно: твой первый вдох и последний обман, утренний кофе и ночь, когда ты предал себя. Это ад для того, кто искал иерархий. Рай для того, кто устал выбирать.

Орфей
Тогда что я теперь? Если я не тело, не время, не выбор — кто я?

Мнемозина
Ты — то, что осталось. Интонация без голоса. След без ноги. Имя, которое произносят, не зная, кого называют. Живые думают, что помнят нас. Но они помнят только свою версию нас. А мы здесь — без версий. Чистые, как математика. Пустые, как ноль, который всё же число.

Орфей
Это страшно.

Мнемозина
Нет. Страх — это тоже эмоция живых. Они боятся, потому что могут потерять. Но здесь нечего терять. Мы уже потеряли всё. Это свобода, понимаешь? Когда нет собственности, нет и кражи. Когда нет будущего, нет и тревоги. Мы существуем без усилий. Не дышим, не едим, не защищаемся. Нам не нужно доказывать, что мы есть. Мы есть — и этого достаточно.

Орфей
Но тогда зачем мы разговариваем?

Мнемозина
Потому что последнее, что остается, — это привычка. Мы привыкли говорить, чтобы не быть одинокими. Теперь одиночество невозможно — здесь все растворены друг в друге. Но привычка сильнее смерти. Мы говорим, хотя больше не одиноки. Мы помним, хотя больше не нуждаемся в прошлом. Мы существуем, хотя больше не можем умереть. Это самый странный парадокс: бытие после конца бытия.

Орфей
Значит, мы застряли?

Мнемозина
Нет. Застрять можно только в движении. А мы стоим. Навсегда. В той самой точке, где закончилось время и началась вечность. Это не промежуток между жизнью и смертью. Это третье состояние, у которого нет имени. Живые называют его загробным миром, но это неправда. Мир — это что-то с границами, с горизонтом, с центром тяжести. А здесь нет ничего подобного. Здесь только... присутствие. Бесформенное, бескрайнее, беззвучное. Мы присутствуем. И этого достаточно.

Орфей
Я начинаю привыкать.

Мнемозина
Я знаю. Скоро ты перестанешь спрашивать. Перестанешь искать границы. Перестанешь пытаться понять. И тогда станешь тем, чем стали все мы. Не мертвым. Не живым. Просто — бывшим. Глаголом в прошедшем времени, который больше никто не произносит.

Орфей
А что дальше?

Мнемозина
Дальше нет. Есть только это. Навсегда. Но навсегда здесь — не приговор. Это всего лишь... состояние. Как температура воздуха. Как цвет неба. Мы не страдаем от вечности. Мы просто в ней. И это, знаешь ли, не так уж плохо.

Орфей
Почему же тогда я чувствую грусть?

Мнемозина
Потому что ты еще помнишь, что значит — чувствовать. Пройдет время — хотя времени нет — и ты забудешь. Забудешь, что такое грусть, радость, любовь, ненависть. Останется только воспоминание о том, что когда-то ты мог это чувствовать. Воспоминание без содержания. Форма без наполнения. Сосуд, из которого выпито всё.
И знаешь, что самое странное? Это не трагедия. Это всего лишь следующая глава. После жизни, после смерти — эта тишина. Эта невесомость. Этот разговор, который мы ведем, не открывая рта.
Добро пожаловать, Орфей. Ты теперь один из нас.
Ты теперь — был.