Сузге

                1.
Желанная ханша Кучума Сузге,
Султана казахского младшая дочка,
Все дни золотые проводит в тоске,
В слезах и мечтаниях — тёмные ночки.
Не люб ей слепой и беззубый старик,
И ласки Кучума мерзки и постыдны.
И молится ханша:
Аллах, ты велик!
Ну сделай такое, чтоб сгинул постылый.
Аллаху не трудно, Аллах бы и за...
Грустинка своя затаилась в — раскосых:
Над царством Кучума нависла гроза,
Неужто отдать эту землю Христосу?
Аллах не желает делиться ни с кем.
Привычное ухо вострится к моленной.
Но нет ему дела до бедной Сузге
И прочих козявок, прилипших к вселенной.
Иная козявка — ну сущая вошь,
Другая такое наделает в мире!
Вот слышно, гуляет повольничий вождь
С полтыщей казаков по дикой Сибири.
Кучум же сегодня немощен и стар,
И нет у батыров вождя и примера.
И мечутся в ужасе тыщи татар,
Бросая надёжные стены Искера.
Аллах бы помог правоверным, но как?
И ханше прекрасной помочь бы не лишне...
И носится грозное имя Ермак,
Страшнее чумы, по всему Прииртышью.
                2.
С гаремом Кучум покидает Искер.
Черна эта ночь, но черней его думы:
Любимая самая ханша Сузге
Идти наотрез отказалась с Кучумом.
В подушках прекрасная ханша сидит,
Мечтая, рассеянно внемлет веселью.
У ног её — старый казахский сеид,
Слуга её верный и собеседник.
- Скажи-ка, Ермак настоящий батыр?
- Увы, госпожа, нет сильнее батыра.
- А может ему покориться Сибирь?
- Допустит Аллах, завоюет полмира.
- Конечно, допустит! — смеётся Сузге
И хлопает, словно ребёнок, в ладоши.
Как горько на небе Аллаху-брюзге
От самомнения ханши дотошной.
- Козявка, хотя и султанская дочь,  —
Великий Аллах возмущён до печёнки:
Хотелось Кучумову войску помочь,
А вышло — помог сумасбродной девчонке.
- А ну их!  — решает смущённый Аллах,
На род весь людской затаивший обиду  —
Пусть сами решают земные дела!
А ханша улыбку бросает сеиду.
Сеид ей — и нянька, и друг, и отец,
Родного, пожалуй, намного вернее.
Он всё понимает, согбенный мудрец:
Надежда на счастье блеснула пред нею.
Надежда, что сбудется скоро оно,
Что ей предрекли звездочёты султана:
Однажды героя любить ей дано,
Могучего духом, прекрасного станом.
                3.
Неделя, другая проходит в тоске,
Когда же придёт он к ней, новый властитель?
- Да так ли уж важно, — решает  Сузге —
Кто первым объявится как посетитель?
Быть может, не знает Ермак обо мне
Или о моей красоте не наслышан?
И вот уж Сузге — на бухарском коне:
В Искер её поезд со слугами вышел.
На круп лошадиный стекают с одежд
Волос её иссиня-чёрные струи.
Всё слышит гордячка и шутки невежд,
И старых татарок угрюмую ругань.
Как стыдно! Впервые прошла сквозь позор —
Стерпела, но сердце наполнилось гневом.
И вот он постылый  Кучумов шатёр
Врезается шпилем в свинцовое небо.
Привычно откинула полог шатра,
Ступила хозяйкою смело и властно,
Но от неожиданности замерла
Под взглядом сидящего, добрым и ясным.
О, это был он, её мыслей герой,
Предсказанный ей звездочётом султана:
И взгляд соколиный, и плечи горой,
И духом могуч, и прекрасен станом!
Забылась, с руки уронила платок,
Лицо укрывавший от чуждого взгляда,
И шёлк изумрудный по стану потёк
Стремительно, словно струя водопада.
И задохнулась душа удальца,
И хмель разливался в расслабленном теле:
Просмолены  негой, глаза в пол-лица,
Бездонные, на атамана глядели.
- О мой повелитель, страны этой хан,
По воле возьмёшь ты меня, а не силой...
- Я  просто казак, — отрезвел атаман, —
И эта страна — только  доля России.
Не ради наживы и власти я тут,
Сюда привела меня горькая дума:
Довольно наплакался русский люд
От ваших племён, от набегов Кучума.
И нет мне досуга любиться с тобой,  —
И льдинкой подёрнулся взгляд его сильный, —
Одна у меня и печаль, и любовь,
Одна и забота большая — Россия.
И в пояс Сузге поклонился Ермак,
И молвил за доброе слово: "Спасибо"...
А юная ханша сходила с ума
От первой любви своей невыносимой.
                4.
И снова в Сузгуне — тоска и печаль,
Совсем охладела хозяйка к утехам:
Ни песни невольниц в шатре не звучат,
Ни бубна не слышно, ни звонкого смеха.
Лишь древний ахун методично бубнит,
Слипая слезами страницы Корана.
Настойчиво просит Аллаха сеид
Скорей исцелить этой женщины рану.
Три дня ожидала чего-то Сузге,
И взгляд её был неподвижен и странен.
Смотрела с Сузгуна-горы на Искер —
Не едет ли к ней её милый избранник.
И только лишь утром четвёртого дня
Прекрасная ханша повеселела.
Рабынь созвала и, ключами звеня,
Открыть сундуки и ларцы повелела.
Омыли её в благовонной воде,
Умастили тело и руки, и шею,
Надели красивейшие из одежд
И драгоценнейшие из украшений.
А прочее из сундуков и ларцов
Она раздала своим верным рабыням.
Красой небывалой сияло лицо,
Глаза ж и в улыбке печальными были.
- Сегодня мой праздник, добрейший сеид,
Сейчас ты увидишь мой танец невесты.
Увы, моё сердце, как бубен, звенит,
Но нет на земле этой музыке места.
И тут же невольнице знак подала,
И бубен запел мелодично и нежно,
А юная ханша по кругу пошла,
При каждом движении сверкая одеждой.
Печальные очи опущены вниз,
Парят её руки, подвластные танцу...
И горькие слёзы из глаз полились
Беду угадавшего мудрого старца.
- Как смеешь оплакивать, дерзкий ахун,
Меня раньше времени, я ведь живая!
                Под вечер заря обагрила Сузгун,
                А может быть, рана Сузге ножевая...
                2016 г.