Падаль Une charogne Шарль Бодлер

Перевод Романа Никитина

Любовь Моя! Живы ли те воспоминанья,
Прогулки летней в жаркий день?
Вы помните лежащее в траве созданье?
Труп лошади, познавший тлен.

Та падаль, словно женщина в своем пороке
Бесстыдно ноги развела.
Вверх брюхо выпятив, лежала на дороге,
Потея ядами нутра.

И солнце эту падаль жарило лучами,
Чтоб неживое сжечь дотла;
Дабы природа целое воззрев очами,
Разъединила и взяла.

Под взорами небес, куски ее скелета
Раскрылись, будто то цветы.
И на лугу от этого зловонья летом,
Едва не пала наземь ты.

На пир жужжали и слетались тучей мухи,
Ползла червей густая слизь.
Все это полчище роилось в гнилом брюхе
И придавало трупу жизнь.

Волной росло и тут же опадало тело,
Чтоб снова, снова вырастать!
Все двигалось, дышало и жужжаньем пело,
Жило, чтоб снова умирать.

Сей мир рождал в себе загадочные звуки:
Дыханья ветра по воде,
Иль шепот то зерна, что с веялкой в разлуке,
Кружился и летел к земле.

Размазались пятном причуды форм и линий,
Труп растворился словно сон.
Так на холсте художник пишет стан богини,
Что его мыслями рожден.

Из-за скалы на нас пес вперил один глаз свой.
Рыча и капая слюной.
В коростах, весь облезлый и как скелет худой,
Он жаждал падали гнилой.

Пробьет ваш час,  и вы, заразу источая,
Вы тоже станете гнильем.
Звезда очей моих! Вы ангел страсти рая!
Вы солнца ночью мне и днем.

Красавица, после обрядов погребений…
Оставив кости под травой.
В сырой земле, гния, от тленья до забвенья,
О, да! Вы станете такой!

Любовь моя! Когда же поцелуем нежным
Вас черви обратят во прах.
Скажите им, что я ваш образ безмятежный
Навеки сохраню в стихах…


Une charogne

Rappelez-vous l'objet que nous vimes, mon ame,
Ce beau matin d'ete si doux:               
Au detour d'un sentier une charogne infame      
Sur un lit seme de cailloux,
               
Les jambes en l'air, comme une femme lubrique,
Brulante et suant les poisons,
Ouvrait d'une facon nonchalante et cynique
Son ventre plein d'exhalaisons.

Le soleil rayonnait sur cette pourriture,
Comme afin de la cuire a point,
Et de rendre au centuple a la grande Nature
Tout ce qu'ensemble elle avait joint;

Et le ciel regardait la carcasse superbe
Comme une fleur s'epanouir.
La puanteur etait si forte, que sur l'herbe
Vous crutes vous evanouir.

Les mouches bourdonnaient sur ce ventre putride,
D'ou sortaient de noirs bataillons
De larves, qui coulaient comme un epais liquide
Le long de ces vivants haillons.

Tout cela descendait, montait comme une vague
Ou s'elancait en petillant;
On eut dit que le corps, enfle d'un souffle vague,
Vivait en se multipliant.

Et ce monde rendait une etrange musique,
Comme l'eau courante et le vent,
Ou le grain qu'un vanneur d'un mouvement rythmique
Agite et tourne dans son van.

Les formes s'effacaient et n'etaient plus qu'un reve,
Une ebauche lente a venir
Sur la toile oubliee, et que l'artiste acheve
Seulement par le souvenir.

Derriere les rochers une chienne inquiete
Nous regardait d'un oeil fache,
Epiant le moment de reprendre au squelette
Le morceau qu'elle avait lache.

— Et pourtant vous serez semblable a cette ordure,
A cette horrible infection,
Etoile de mes yeux, soleil de ma nature,
Vous, mon ange et ma passion!

Oui! telle vous serez, o la reine des graces,
Apres les derniers sacrements,
Quand vous irez, sous l'herbe et les floraisons grasses,
Moisir parmi les ossements.

Alors, o ma beaute! dites a la vermine
Qui vous mangera de baisers,
Que j'ai garde la forme et l'essence divine
De mes amours decomposes!