Яга. Волчий След

В лесах, где сумрак вязкий бродит,
Где топь туманами седа,
Избушка на ногах исходит,
И в ней Яга черней, чем мгла.

Не оттого, что гость незваный
Нарушил вековой покой,
А от тоски, слепой и странной,
Что сердце жжёт стальной иглой.

Её племянница, Алёна,
Чей смех звенел, как ручеёк,
Вчера ушла тропой зелёной —
И след её навек заглох.

Сидит Яга, костями хрустнув,
Глядит в хрустальный шар одна.
Лишь тень по шару вьётся грустно,
Но в нём не видно и следа.

«Уж не Кощей ли, старый ворон,
Её в темницу заманил?
Иль Леший, чей язык проворен,
В трясине девку утопил?
Иль Змей Горыныч трёхголовый,
Что падок на младых девиц,
Унёс её в свой край суровый,
За грань нехоженых границ?»

Платок на брови сдвинув круто,
Забыв про печь и котелок,
Яга, отринув злую смуту,
Ступает за лесной порог.
Не в ступе — нет, то слишком шумно,
Пешком, как сыщик, след ища,
Она идёт вперёд бесшумно,
Ветвями тёмными треща.

Вот сломан куст, вот лента смята,
Что украшала русу прядь.
Здесь кровь? Нет, ягода проклята,
Что любит соком след пятнать.
А дальше — пёрышко совино,
И чей-то коготь, остр и крив...
Картина скорби и кручины,
Безмолвный, тягостный мотив.

Она дошла до перепутья,
Где старый дуб, как страж, стоит,
И видит — в сумрачном уюте
Седой Волхв-отшельник там сидит.
«Скажи, мудрец, свидетель вечный
Лесных путей, немых полян,
Не видел девы быстротечной,
Чей взор был светел и румян?»

Волхв поднял взгляд свой утомлённый,
Где мудрость с хитростью сплелась:
«Я видел след, росой омытый,
И слышал, как душа рвалась.
Но не Кощей её похитил,
И Леший здесь ни при чём, нет.
Её иной ловец приметил,
Чей в мире славен тёмный след.

Ищи того, кто в полночь бродит,
Кто лунным светом опьянён,
Кто в человечьем теле ходит,
Но волчьим духом заклеймён».

Яга кивнула, всё поняв,
И злобой вспыхнули глаза.
Свой древний гнев в кулак зажав,
Она промолвила: «Гроза...
Гроза придёт на волчью стаю!
Я их по следу отыщу.
Я небо травами взболтаю,
И за племянницу отмщу!»

И тень её легла на тропы,
Как предвещание беды.
В лесу завыли волкотропы,
Почуяв запах злой вражды.
И в этой драме полудикой,
Где месть и скорбь сошлись в одно,
Судьбе, как мстительнице дикой,
Вершить свой суд предрешено.

Яга пошла, где пахнет псиной,
Где мох примят тяжёлой лапой,
Тропой звериной, тропой длинной,
Под елью, сумрачной и косматой.
Вот логово. Вход в тьму пещеры
Увит плющом, как саваном седым.
Здесь пахнет кровью, пахнет серой,
И тянет холодом сырым.

Она вошла без колебанья,
Неся в руке сухой пучок
Травы, что будит заклинанья
И гонит нечисть за порог.
И видит: в сумраке глубоком,
На ложе из звериных шкур,
Лежит Алёна, и жестоким
Сном скован девичий амур.

Бледна, как первый снег в низине,
И на плече, белее мела,
След от укуса — знак кручины,
Печать, что ставит стая смело.
А рядом, у огня чадящего,
Сидит их князь, их вожак седой,
В глаза Яги глядит пытливо,
С усмешкой дерзкой и худой.

«Зачем пришла, лесная ведьма?
Нарушить наш полночный пир?
Твоя племянница отныне —
Моя раба, мой эликсир.
Её душа мне станет силой,
Её краса — усладой глаз.
Ступай назад, к своей могиле,
Пока твой не пробил час!»

Но старая Яга не внемлет
Пустым угрозам хвастуна.
Её душа отмщенья дремлет,
Но пробуждается она.
«Ты взял дитя, волчонок подлый,
Ты думал, кары не придёт?
Но мой расчёт — прямой, свободный,
И он тебя сейчас найдёт».

Она метнула пук свой травный
В огонь, что теплился в печи.
И дым пошёл, густой и странный,
Меняя лунные лучи.
И в том дыму, как в адской муке,
Закричал оборотень-князь.
Его свело и ноги, и руки,
Со смертной немощью борясь.

Он падал, корчась, на колена,
Теряя облик, силу, власть.
И шерсть его спадала пеной,
И разверзалась волчья пасть.
Но не для воя, а для стона,
Для хрипа, полного тоски.
Так месть Яги, страшней закона,
Рвала злодея на куски.

А дева вздрогнула, очнулась,
Открыла ясные глаза.
К своей спасительнице потянулась,
И по щеке стекла слеза.
«О, тётушка! Я знала, верила...
Он обернулся молодцом,
И я ему судьбу доверила,
Не зная, что он был лжецом...

Не зная, что под маской лести
Скрывался хищник, а не князь,
Что речи о любви и чести —
Лишь паутины вязкой грязь».
Яга племянницу обняла,
Вздохнув, как много лет назад:
«Ты слишком юна и мала,
Чтоб видеть, где таится яд.

Но мир жесток. И в нём уроки
Порою пишутся бедой.
Забудь его пустые строки,
Пойдём, дитя моё, домой»