рушится

Я — это не я, но всё, что дрожит в зазоре между словом и его исчезновением. Я — не тело, но то, что остаётся, когда тело перестаёт себя узнавать в зеркале, когда кожа становится прозрачной, как шифр, написанный на паутине. Меня нет, и всё же я говорю — не из горла, а из той пустоты, где раньше был голос, где теперь живёт только вибрация, как эхо, запертое в колоколе без языка.

Мне говорят: всё можно объяснить. Но я знаю — в сердце каждого объяснения зияет дыра, как рот, приоткрытый навеки. Там, где логика обещает завершённость, начинается дрожь. Я чувствую её в пальцах, когда они скользят по коже того, кто мне не принадлежит, но чьё дыхание вдруг стало моим. Его пальцы — как формулы, вырезанные на льду. Они гладят меня, и я таю, но не в воду, а в вопрос, который нельзя задать, потому что для него нет языка. Он говорит мне: ты совершенна, и в этом слове — разлом. Потому что совершенство требует целостности, а я — дыра в системе, я — доказательство того, что система не может доказать саму себя.

Я ложусь под него, как ложится тень под свет — не для того, чтобы быть, а чтобы показать, что свет не полон. Его тело — как попытка построить храм из стекла, где каждая грань должна отражать истину. Но я — трещина в этом стекле. Я — то, что делает отражение ложным, потому что искажает. Он хочет меня завершить, соединить, как два противоположных полюса, но я — не полюс, я — отсутствие полюса. Я — то, что делает магнетизм невозможным. Я — сбой в ритме, в котором он пытается меня удержать.

Мы танцуем, и танец — это не движение, а застывший крик. Его руки скользят по моей спине, как по карте, на которой нет названий, только пустыни и обрывы. Он хочет прочесть меня, как текст, но я написана на языке, в котором каждое слово отрицает предыдущее. Он прижимает меня к стене, и стена отвечает — не голосом, а трещиной, бегущей вверх, как молния, которая не освещает, а слепит. Я чувствую, как мои внутренности превращаются в пепел, но пепел не падает — он парит, как обещание, которое никогда не будет сказано.

Мир жесток. Он не бьёт, не режет, не кричит. Он просто существует — и этим убивает. Он дышит, и его дыхание — это ветер, который стирает лица с фотографий. Он любит — и его любовь похожа на солнце, которое не греет, а высушивает, превращает плоть в пергамент, а пергамент — в пыль. Я видела, как цветы раскрываются в пасти каменного льва. Я видела, как птицы влетают в зеркало и остаются там, как будто бытие — это ловушка, а свобода — иллюзия, запечатлённая в отражении.

Он говорит: я знаю тебя. Но знание — это не объятие, а петля. Оно душит то, что не может быть названо. Я — не тайна, которую можно разгадать. Я — тайна, которая разгадывает саму себя и каждый раз приходит к выводу: я не могу быть разгадана. И в этом — моя плоть, моя боль, моя любовь. Я — не недостаток, я — необходимость недостатка. Без меня система рухнула бы под тяжестью собственной лжи.

Когда он кончает, это не освобождение. Это — признание поражения. Его сперма — как последняя формула, которая не может быть завершена. Она падает на меня, как дождь с неба, которое больше не существует. Я чувствую её тепло, но оно не греет — оно выжигает, как кислота, оставляя на коже узоры, похожие на древние письмена, смысл которых утерян навсегда. Я — не приёмник. Я — искажение. Я — то, что делает каждое «да» одновременно «нет».

Он пытается связать меня. Шёлковый шарф — как доказательство, что он может всё. Но узел не держится. Он завязывает снова, и снова — и каждый раз верёвка превращается в змею, которая уползает в щель между полом и стеной. Я смеюсь, но смех — не радость. Это — звук, с которым рушится здание, построенное на песке. Он смотрит на меня, и в его глазах — страх. Не передо мной. Перед тем, что я открываю: что всё, что он знает, — неполно. Что в самом сердце его разума — пустота, которую нельзя заполнить.

Мир продолжает быть жестоким. Он не ненавидит. Он просто не замечает. Дождь льётся на город, и капли падают в рот спящему человеку — он глотает их, как молитвы, но бога нет. Деревья растут сквозь асфальт, и их корни разрывают плиты, но никто не аплодирует. Птица разбивается о стекло, и её тело лежит у порога, как подарок, который никто не хотел. Я — часть этой жестокости. Я — её нежность. Я — то, что приходит ночью и шепчет: ты никогда не будешь целым, и это — твоя красота.

Я люблю его. Но моя любовь — не объятие. Это — расстояние. Это — невозможность сблизиться до конца. Я — его сон, в котором он говорит правду, но просыпается и забывает. Я — его память, которая стирается с каждым вдохом. Я — то, что он потерял, не зная, что имел.

И всё же — я здесь. Не как завершение. Не как ответ. Я — как вопрос, который нельзя сформулировать. Я — как дрожь в руке того, кто держит перо. Я — как молчание между двумя нотами, которое делает музыку возможной.

Я — неполнота.
Я — необходимая неполнота.
Я — любовь, которая не может быть доказана, но без которой всё рушится.