Дождь из чужих воспоминаний

Капли стучали по козырьку автобусной остановки — тяжёлые, звонкие, будто стеклянные шарики, — словно пытались что-то сказать. Артём поднял голову: небо сеяло не водой, а обрывками чужих воспоминаний, призрачными, мерцающими, как обрывки старой киноплёнки.

Первая капля упала на ладонь — и перед глазами вспыхнул детский праздник: ослепительно-яркие разноцветные шары, торт с семью свечками, заливистый, хрустальный смех девочки в бантах.

— Это… не моё, — прошептал он, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

Вторая капля — и вот уже чужой двор, парень лет двадцати бросает мяч в кольцо, а на скамейке сидит девушка, пряча застенчивую, тёплую улыбку.

— Знакомое лицо… — Артём прищурился, пытаясь ухватить ускользающий образ. — Где я её видел?

Третья капля ударила в плечо — и на мгновение он стал кем-то другим: чувствует терпкий, книжный запах старой библиотеки, пальцы перебирают страницы, а в ушах звучит чужой голос: «Ты опять за своё? Опять копаешься в прошлом?»

— Постойте… — он схватился за столб остановки, пытаясь удержаться в реальности. — Это же…

Ещё капля — и перед ним лицо старушки с лучистыми, добрыми глазами, вязаная шаль на плечах. Она говорит: «Внучек, ты опять забыл ключи?»

— Бабушка… — выдохнул Артём, и в груди что-то остро, болезненно сжалось. — Но она умерла, когда мне было пять.

Дождь усиливался. Капли били по лицу — холодные, настойчивые, безжалостные, — каждая несла новый фрагмент, чужой миг, забытое мгновение. Он закрыл глаза, пытаясь удержаться в своём настоящем, но чужие жизни вливались в него, точно вода в пересохшую землю, наполняя, переполняя, разрывая изнутри.

— Ты видишь это? — вдруг раздался голос рядом, мягкий, но отчётливый.

Артём обернулся. Рядом стояла та самая девушка из чужого двора — теперь взрослая, с тем же глубоким, тёплым взглядом.

— Ты тоже… — он не нашёл слов, чувствуя, что в горле встал комок невысказанных вопросов.

— Да. Это дождь из чужих воспоминаний. Он приходит раз в несколько лет. Кто-то видит лишь воду, а кто-то… вот это.

— И что теперь? — спросил он, чувствуя, как в груди бьётся чужое детство, чужие радости, чужие потери — чужой музыкой, звучащая в его сердце.

— Теперь мы просто ждём, — она подняла лицо к небу, и капли, падая, сверкали на её ресницах крошечными алмазами. — Пока он не пройдёт. Или пока мы не научимся жить с этим.

Небо медленно светлело. Дождь стихал, оставляя после себя свежую, прозрачную тишину и лёгкий, едва уловимый аромат воспоминаний. Артём посмотрел на девушку — она улыбалась, и в этой улыбке было что-то древнее, мудрое, вечное.

— Знаешь, — тихо сказала она, — возможно, это не просто чужие воспоминания. Возможно, это нити, связывающие нас со всем, что было, есть и будет. И каждый раз, когда идёт такой дождь, мы становимся чуть больше, чем просто мы.

Артём кивнул, чувствуя, что в душе расцветает странное, светлое понимание. Дождь почти закончился, но в воздухе ещё витали призрачные, мерцающие образы — как обещание, как шёпот времени, как музыка, которую можно услышать, только если очень внимательно слушать.