Послесловие к книге стихов Сказочный город

Осетров С. Сказочный город. - М.:ТЦ Среда/Пряхин В.К.,2025 - 184 стр., илл.

                Послесловие к волне. (автор Татьяна Виноградова-Ян)
 
                "Поселившись в этом игрушечном городе,
                я словно вернулся в свои детские сны и мечты"
                Сергей Осетров

   Книга, которую вы только что закрыли, действительно немного сказочная. Но не только город, крошечный и уютный, гофманианский и чуточку андерсеновский Светлогорск-Раушен (по определению Сергея Осетрова, «Город-Свет», «Город-Плен», «Город-Сказка») является в ней генератором поэтического волшебства. Чарами пронизана сама ткань жизни, точнее – мы с вами ведь на Балтике, читатель! – её волна. "Ах, Светлогорск! Зелёная волна, что вожделеет берег твой песчаный, извечно набегая неустанно – почтительна к прекрасному…" («Ноктюрн») Стихи Сергея Осетрова льются, переливаются, напевностью своей (а перед нами книга не просто поэта, но барда, чья гитара вторит морской волне не только своей формой) обрисовывая мир добрый и гармоничный, хотя, конечно же, не лишённый противоречий и переживаний. Важно отметить, что, хотя это – первая книга, изданная автором, но является она итогом накопленного за жизнь опыта, тех самых «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», которые и составляют самую суть литературы. Alter ego автора – мыслитель и мечтатель, романтик, знающий, что такое разочарование и сумевший очароваться вновь этой изменчивой, лёгкой, беспечной и опасной волной жизни, которая так хорошо видна осенними штормовыми вечерами на зелёном холодном море. На обложке книги – знаковое, даже эмблематическое для Светлогорска здание старой, из немецких времён, водогрязелечебницы с водонапорной башней. Башня эта словно осеняет собой невысокий, утопающий в зелени городок, охраняя и – напоминая о вечном. О ней – и не только о ней, обо всём том, что порой чувствуешь, но на вербальный уровень оно не прорывается – строки одного из самых проникновенных стихотворений в сборнике, «Город-Плен»: "Башня старая плющ к тёплым дням приурочит. В сводах маленькой кирхи заплачет орган. И с божественных кущ – где визит наш отсрочен – слышит в небе сюиту свою Боэльман."
   Поэт приехал в Светлогорск из умеренно континентальной и совсем не приморской Перми – и обрёл здесь родину души. Сам он говорит об этом, кажется, намеренно сухо, почти протокольно: «Активный творческий период для меня наступил в 2018 году, когда я завершил профессиональную деятельность, не имевшую формальных пересечений с художественной литературой, и переехал из Перми в Светлогорск, что на балтийском побережье». На самом деле человек вернулся «в свои детские сны и мечты». И именно «балтийское побережье» стало катализатором поэтического дара. Побережье – берег – рубеж – оберег. Эти образы, переплетаясь, отражая и усиливая друг друга, становятся ключевыми для поэта, создают «опорную конструкцию» его текстов: «Бегом до берега – где синь целебная...», «Береговой маяк ночное сдал дежурство», «Город холодного моря. / Берег недобрых надежд...»... А ещё: "Лебедей перелёт тронет грань горизонта, где нежаркое солнце наметит ночлег, Завершая рефрен быстротечного рондо, мне янтарный оставит в песке оберег". («Город-Плен») Такое обострённое, чуткое внимание к красоте и хрупкости мира, стремление уберечь гармонию – хотя бы в стихотворных строках – быть может, находит свое объяснение в биографии поэта. В прошлой жизни Осетров был офицером ракетных войск, об этом он упоминает в автобиографическом стихотворном описании судьбоносного разговора с Евгением Евтушенко. Бережёт Осетров и чистоту российской словесности. Он убеждённый традиционалист, категорически предпочитающий классическую силлаботонику верлибру, рифмованные строки – всякого рода экспериментальностям. Есть у него даже вполне сатирическое стихотворение на данную тему – «Экверлибрист», само название которого, нарочито исковерканное, какое-то спотыкающееся (большая творческая удача автора) напоминает о цирке и прочих несерьёзных материях: "Объявлена старьём музЫка языка. Избитость рифм смешна – ату её на свалку! А провинилась в чём ритмичная строка, что - риторам милей, когда слова – вповалку?"  Нельзя не согласиться с автором: как же много среди стихотворцев самого разного толка именно самозабвенно токующих «риторов»... В ткань осетровского стиха вплетаются намеренные архаизмы – «зане», «пиит», «грёзы и слёзы», слышится порой даже нечто державинское: "нетленные духовные сужденья – послания в грядущие века, стяжающие возглас восхищенья потомков просвещённых…" («Не стреляйте в поэта») Интересно, что сейчас, когда верлибром не пишет только ленивый, в поэтическом море возникает своего рода возвратное течение (есть такое, кстати, и у светлогорских берегов, между прочим, опасное очень, многие неопытные пловцы с ним не справляются). Но тяготеют авторы нынче к неточной рифме. Ещё Александр Сергеевич предупреждал об исчерпаемости точных рифм – а у нас и по сей день «море» тянет за собой «горе», «небо» почти обязательным атрибутом имеет «небыль» etc. Не свободно от такого привычного рифмования и данное издание, но... «разве это – сокрытый двигатель его?» ...Тем временем авторитетнейший исследователь верлибра Юрий Орлицкий формулирует понятие гетероморфного стиха, в коем рифма свободно может присутствовать посреди нерифмованного массива, а последние тексты одного из отцов-основателей русского верлибра Вячеслава Куприянова обладают всеми признаками силлаботоники. Налицо возврат к хорошо забытому старому – к классике стихосложения (с учётом деканонизации точной рифмы). Так что Осетров тут, можно сказать, в тренде.   
   Пушкин и Уайльд, Ахматова и Оден, Евтушенко, Протоиерей Серафим Слободской и – внезапно – Хичкок властвуют в эпиграфах, расширяя и микшируя поэтическое пространство, и начинается бесконечная игра отражений, поиски автором и читателем себя – в несчётных зеркалах. О чем же пишет Осетров? Да о том, о чём всегда писали и будут писать поэты: о смене времён года, о маленьком городе, с которым теперь связана судьба, о поэтическом ремесле. И конечно же, о море. И, разумеется, о любви. Одно из лучших стихотворений в книге название имеет нарочито скромное, почти ироничное: «Совсем немного о любви». Здесь сравнения работают на актуализацию внутренних нюансов, на создание суггестивной образности, мягко вовлекающей читателя в свою орбиту. И замечательна при этом почти незаметная градация, восхождение от частного – к всеобщему. Примечателен и виртуозный лаконизм, почти лапидарность этой удивительной и глубокой миниатюры. Вот её фрагмент:  Оба даём. Оба крадём. Оба молчим – словно поём – Трепетность губ. Знание глаз. И целый мир – за нас. Интересно, что портретных деталей в любовной лирике мы почти не встретим, эта «Она» – скорее, Муза и воплощение Вечной Женственности, наследница (а может, реинкарнация?) булгаковской Маргариты, «непомерной красоты женщина», как в стихотворении «Мне ты – свет в бесприютных потёмках...»: "Мне ты – свет в бесприютных потёмках и ладонь на горячечном лбу, нежность флейты, поющей о чём-то, утешенье в ответ на мольбу". Не лишённая, при всей своей светоносности, земных примет, эта Вечная Женственность оказывается вписанной в пейзаж (а возможно, и повелевающей им):
"В такт каблучкам подстроилась капель, укладывая в скерцо птичий гомон. А неба бирюзового пастель ласкает лица встречных незнакомок..." («Встречным») Да и лирический герой у Осетрова не наделён внешне яркими личностными характеристиками. Пожалуй, основополагающими его чертами можно назвать склонность к анализу и самоанализу. Недаром несколько стихотворений содержат знак вопроса в названии: «Кто он мне?», «Зачем я вам?», «Какой цвет у ливня?», «Для чего на земле ноябри?». Присуща лирическому герою и защитная самоирония: "...счастливой улыбки не в силах сдержать, по лужам бреду я, смешной и нелепый..." («Какой цвет у ливня?») Читающий может свободно отождествить себя с ним. Автор тут не на пьедестале, не в позиции всезнающего ментора. Он, как и каждый из нас, вглядываясь в морской простор, такой живой и одухотворённый, задумывается над смыслами бытия, над своим местом в этом зыбком, непонятном и волшебном, волнообразно меняющемся, но остающемся неизменным мире: "…море – ждёт. Оно – соскучилось. Оно волнуется – что нет тебя…" («Сказочный город») Видно, есть что-то такое в негромких стихах этого, как он, всё с той же самоиронией, выражается, «ступившего на путь стиходеянья» автора, что привлекает, заставляет возвращаться к простым строкам и вновь перечитывать их в поисках – чего? Наверное, не ответов, а правильно поставленных вопросов. Поэт, как уже было сказано, не осознаёт себя неким особенным, редкостно творческим созданием. Нет, он часть огромного и гармоничного (даже в кажущейся дисгармонии) мира: «Мне думается, море – навсегда, / как насовсем – и мы, и это небо...» («Я посмотрю на море!», одно из программных стихотворений сборника.) И зримым примером, наглядным воплощением этого мира, его жизненной метафорой становится образ моря, образ волны, волнообразного движения, родственного Вечному Возвращению, цикличности мифологического времени и закольцованности человеческой жизни.

 Татьяна Виноградова, поэт, канд. филологических наук, член Союза писателей Москвы и Московского союза литераторов