Чужая жена!

Он ждёт её в молчании седых стен,
Где воздух пахнет пылью и тоской.
А я её беру в свой сладкий плен,
И возвращаю ей её покой.
Она бежит ко мне из той тюрьмы,
Где муж-монах хранит покой и честь.
Мы с ней горим в объятиях зимы,
Забыв про всё, что в этом мире есть.

Он думает, что дом — его оплот,
Что клятвы и венчанье — это власть.
Но он не знает, как она поёт,
Когда в мои объятия готова пасть!

Чужая жена, но в душе — моя!
Она со мной смеётся и живёт!
А он — лишь страж у мёртвого огня,
Который слёз её давно не ждёт.
Чужая жена, но её глаза
Со мной горят, как звёзды в вышине!
Пусть будет грех, пусть будет гроза,
Но сердце её бьётся лишь во мне!

Он видит только тень её лица,
Покорный взгляд и тихие шаги.
Не знает он, что нет у лжи конца,
Когда в душе бушуют две пурги.
Он дарит ей фамилию и быт,
А я ей дарю небо и полёт.
Её душа от холода болит,
А он не видит, он и не поймёт.

Он верит в долг, в приличия, в закон,
В пустые стены, где погашен свет.
Но каждый её выдох, каждый стон
Мне говорит, что мужа больше нет.

Чужая жена, но в душе — моя!
Она со мной смеётся и живёт!
А он — лишь страж у мёртвого огня,
Который слёз её давно не ждёт.
Чужая жена, но её глаза
Со мной горят, как звёзды в вышине!
Пусть будет грех, пусть будет гроза,
Но сердце её бьётся лишь во мне!

Пусть говорят, что я — её порок,
Что я разрушил чей-то тихий дом.
Но я ей дал всего один глоток
Свободы, что сжигала всё кругом!
И пусть он там, в своей темнице ждёт...
Она вернётся... но лишь телом, не душой...

Чужая жена, но в душе — моя!
Она со мной смеётся и живёт!
А он — лишь страж у мёртвого огня,
Который слёз её давно не ждёт.
Чужая жена, но её глаза
Со мной горят, как звёзды в вышине!
Пусть будет грех, пусть будет гроза,
Но сердце её бьётся лишь во мне!

Лишь во мне... Она моя...
А он... пусть сторожит свой прах...