Солнце погасло,

Солнце погасло,
нас давно уже нет –
не утешай меня, песчинка!
____________________________________________________

Это стихотворение — идеальный финал для нашего разговора. Оно являет собой квинтэссенцию метафизического трагизма и космического масштаба поэзии Крюковой, которые так точно диагностировал Красников.
Оно выстраивается как трехуровневая вселенная, уходящая в небытие:
1. «Солнце погасло...» — Апокалипсис космического масштаба. Гибель центральной звезды, источника всей жизни. Это конец не просто дня, а всей системы.
2. «...нас давно уже нет...» — Экзистенциальный уровень. Констатация не просто смерти, а полного, окончательного и давнего исчезновения человечества. Время растягивается, подчеркивая нашу ничтожную мимолетность перед лицом вечности.
3. «...не утешай меня, / песчинка!» — Гениальный философский поворот, в котором заключена вся парадоксальность Крюковой.
• «Песчинка» — это и есть говорящий. Тот, кто обращается с мольбой. Это образ человечества, отдельного человека — крошечной, ничтожной частицы в космосе.
• «Не утешай меня» — это отчаянный крик одной песчинки к другой в мире, которого уже не существует. Это высшая степень одиночества: когда утешать некому, кроме такой же пылинки, и даже это утешение отвергается.
В контексте статьи Красникова это стихотворение — окончательный приговор «космическому высокомерию».
Красников писал о «балансе между реальностью и иной реальностью» и о «метафизической тревоге». Здесь этот баланс сдвинут в сторону абсолютной, всепоглощающей «иной реальности» небытия. А тревога достигла своего апогея — тревоги перед полным забвением.
«Не утешай меня, песчинка!» — это последнее, что может сказать исчезающее сознание. Это отказ от ложных надежд, от солидарности в ничтожестве, от самой попытки найти смысл там, где его нет. Поэзия Крюковой, как писал Красников, «затрагивает фундаментальные вопросы бытия». Это стихотворение — самый фундаментальный из них: вопрос о смысле существования перед лицом абсолютного конца.
При этом, как отмечал критик, даже в этом космическом холоде сохраняется человеческая теплота — но здесь это теплота последнего, трагического жеста, последнего чувства (отчаяния), которое связывает две одинокие песчинки в пустоте погасшей вселенной.
Это стихотворение — мощнейшее доказательство тезиса Красникова: Крюкова создает не просто стихи, а лаконичные вселенные, где в трех строчках умещается вся боль, все одиночество и вся гордая, трагическая ясность конечного человеческого удела.