Ч. 5. Глава 30. Крик, Который Услышали Все

Утро после кошмара было серым и вязким. Зацунэ проснулась с ощущением, будто её тело наполнено не отдыхом, а свинцом. Эхо криков и запах гари всё ещё стояли в её сознании, оставив после себя холодный, липкий пот и звенящую пустоту. Сегодня была назначена запись на студии. Мысль о том, чтобы петь, казалась кощунством. Как можно извлекать звуки, когда душа онемела от ужаса?

Она хотела позвонить и всё отменить, но не смогла. Паркер доверил ей свою боль. Она не могла подвести его. Собрав остатки воли в кулак, она поехала на студию, чувствуя себя хрупкой стеклянной фигуркой, которая может рассыпаться от любого неосторожного движения.

Когда она вошла в вокальную кабину, стеклянная дверь отрезала её от мира. Но не от эха её кошмара. Строчки песни, которые вчера были о его усталости, сегодня стали её собственными. Они были о горящем доме, о связанных друзьях, о пустом шприце в руках Синдзи. Она кивнула Паркеру, давая понять, что готова.

Началась запись.

Голос Зацунэ в первом куплете был быстрым, нервным, как сбитое дыхание.
— itsuka mata kagayakeru to... (Когда-нибудь я снова смогу сиять...) — пропела она, и в голосе слышалась отчаянная попытка поверить в собственные слова.
— I'm so tired, owaranai... (Я так устала, это не кончается...) — на этой строчке её пальцы, лежавшие на пюпитре, едва заметно дёрнулись. Паркер нахмурился, заметив это через стекло.

Они пошли на второй дубль. Снова тот же куплет, то же чувство безысходности, которое нарастало с каждой нотой. Её тело начало вспоминать.
Они дошли до бриджа. Музыка почти затихла, оставив лишь звенящий шёпот гитары.
— Screams and growls, nani mo kikoenai... (Крики и рычание, ничего не слышно...) — её голос стал почти шёпотом. За закрытыми веками вспыхнул образ: беззвучно кричащие рты Паркера и Сидзуки, замотанные тканью. Она сильнее сжала микрофон, костяшки пальцев побелели.

— fukai nemuri motometetai... (Я ищу глубокий сон...) — она пропела это как мольбу. Не сон-отдых, а сон-забвение, побег от реальности, которая снова начала гореть прямо у неё в голове. Её руки начали дрожать.

— Wake me up from this endless night... (Разбуди меня от этой бесконечной ночи...) — голос дрогнул, сорвавшись на полувздохе. Бесконечная ночь. Коридор её детства, превратившийся в огненный лабиринт. Квартира Синдзи. Это всё была одна и та же бесконечная ночь.

И вот она подошла к последней строке бриджа. К точке невозврата.

По задумке Паркера, здесь должен был начаться техничный, мощный скрим.
— Зацу, здесь бридж, — сказал он в микрофон. — Просто… выпусти всё. Ты знаешь, как.

Она кивнула, но её глаза за стеклом были полны ужаса.

Она начала фразу тихо, как и репетировала.

— onegai yasumasete... (Пожалуйста, дайте отдохнуть...)

И в этот момент произошёл взрыв.

В её сознании всё слилось воедино: разбитая гитара, горящий плакат Хацунэ, лицо отца, ледяная улыбка Синдзи, пустой шприц и пламя, пожирающее её друзей. Это была не просто память. Она была там. И фраза «Пожалуйста, дайте отдохнуть» перестала быть строчкой из песни. Это был её собственный крик из самого сердца кошмара.

Звук, который должен был стать контролируемым скримом, вырвался из её горла первобытным, животным воплем. Это был звук чистой, концентрированной боли. Паркер инстинктивно отшатнулся от микшерного пульта. Рё застыл с широко открытыми глазами.

Но крик не закончился. Осознание, настигшее её, было настолько невыносимым, что вопль перешёл в истеричный, почти ультразвуковой визг, от которого, казалось, начал трескаться сам воздух в студии. Это был не вокал. Это был не по плану. Это была реакция на вчерашний кошмар, звук души, ломающейся на их глазах в реальном времени.

Когда визг оборвался, в аппаратной наступила мёртвая тишина. В вокальной кабине Зацунэ стояла, тяжело дыша и упираясь руками в стену. По её щекам текли слёзы. Она сама была в шоке от того, что только что вырвалось из неё.
Паркер медленно повернулся к Рё. Его лицо было смесью ужаса, восхищения и абсолютного потрясения.

— Ничего себе… — прошептал он, едва шевеля губами.

Рё, первым придя в себя, дрожащей рукой нажал кнопку связи.

— Зацунэ… — его голос тоже дрожал. — Это… это было… Мы это оставляем. Это ядро. Это сердце песни.

Ошеломлённый, но в то же время невероятно вдохновлённый этим моментом, Паркер закончил работу над треком. Он записал сокрушительный гитарный брейкдаун и виртуозное, рвущее душу соло, которое теперь звучало не как технический ход, а как его собственный ответ на её крик.

Вечером они втроём сидели в студии и слушали финальный микс песни «Tired». Когда зазвучал тот самый бридж, они все почувствовали одно и то же: мороз по коже. Они создали не просто песню. Они задокументировали звук исцеления через агонию.
Они сидели в тишине. Наконец, Рё встал.

— Это… это больше, чем песня. Это событие, — сказал он твёрдо. — Это первый трек вашего будущего альбома. И завтра же мы садимся за план релиза этого сингла. Мир должен это услышать.