Ч. 2. Глава 12. Приглашение в Ад

Прошло несколько дней. Зацунэ, казалось, нашла в новой песне свой катарсис, но Паркер знал, что это лишь временное облегчение. И тогда он пришёл к ней с идеей — безумной, жестокой, но необходимой. С идеей, которая могла либо окончательно исцелить её, либо уничтожить.

— Я хочу, чтобы эту песню с тобой спела она, — сказал он прямо, без предисловий.
Зацунэ застыла, словно её ударили. Воздух в комнате мгновенно стал ледяным. Её глаза, только что бывшие тёплыми, потемнели до цвета запекшейся крови.
— Никогда, — отрезала она. Голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — Я не буду стоять с этой куклой в одной комнате. Я лучше умру.

— Ты и не будешь, — спокойно ответил Паркер, не отступая. Он ожидал такой реакции. — Ты будешь стоять со своим прошлым. Зацу, пойми. Пока ты её ненавидишь, она тобой владеет. Твой отец и тот продюсер использовали её образ, чтобы сломать тебя. И они до сих пор это делают. Каждый раз, когда ты слышишь её имя и чувствуешь эту ярость, — они побеждают. Снова и снова.

Он подошёл ближе, сокращая дистанцию, и заговорил тише, переходя на их сокровенный язык шрамов.

— Ты должна забрать у них это оружие. Ты должна посмотреть ей в глаза и понять, что она — не твой враг. Она — просто зеркало. То самое зеркало, в котором ты когда-то хотела увидеть себя, но вместо этого увидела монстра, которого в тебе создал твой отец. Я хочу, чтобы ты спела не с ней. Я хочу, чтобы ты спела для той маленькой девочки, которой ты была. Чтобы ты вернула ей её мечту.

Зацунэ молчала, её губы были сжаты в тонкую линию. Его слова были безжалостны, как скальпель хирурга, вскрывающий старую рану. Но они были правдивы. Она это знала. Разговор был окончен резко.

Чтобы воплотить в жизнь этот безумный план, Паркер обратился к единственному человеку, способному творить чудеса в лабиринтах музыкальной индустрии. Его звали Рё Ким. Их дружба была выкована не в переговорных, а в душных подвалах репетиционных баз ещё во времена института. Когда-то они вместе играли в группе, мечтая перевернуть мир рваными гитарными риффами. Группа так и не стала чем-то серьёзным и тихо распалась под давлением взрослой жизни, но их дружба осталась навсегда. Их пути разошлись кардинально: Паркер остался верен андеграунду и запаху озона от старых усилителей, а Рё надел безупречный костюм, научился хищно улыбаться и стал мастером убеждения в мире больших лейблов.

Они встретились в тихом кафе — на нейтральной территории между их мирами.

— Ну, здравствуй, призрак прошлого, — усмехнулся Рё, отпивая эспрессо.

— Судя по тому, что ты выбрался из своей пещеры в центр города, дело не терпит отлагательств. У тебя снова гениальная идея, которая не принесёт ни цента?

Паркер улыбнулся в ответ. С Рё можно было говорить без обиняков.

— Хуже. У меня гениальная идея, которая может стоить всем нам карьеры.

Он не стал говорить о выгоде или ротациях. Он заговорил на их старом языке — языке музыки, которая должна что-то значить. Он рассказал Рё историю. О растоптанной мечте, о ненависти, рождённой из любви, и о песне, которая должна была стать не коммерческим фитом, а актом экзорцизма.

Рё слушал, и его профессиональная маска медленно сползала, уступая место тому парню, с которым они когда-то до хрипоты спорили о значении музыки.

— Ты хочешь, чтобы Хацунэ Мику, идол нации, записала трек с девушкой, которая её ненавидит, — подытожил он, качая головой. — Паркер, мы уже не в институте. Это так не работает. Это безумие.

— Именно поэтому ты мне и нужен, — спокойно сказал Паркер. Он положил на стол небольшой плеер и наушники. — Просто послушай. Это первая версия.

Ким с сомнением надел наушники. Из динамиков полилась тяжёлая мелодия. Он узнал руку Паркера, его надрывный вокал. Но потом вступил второй голос. Ледяной, пронзительный, полный холодной скорби. А когда начался припев, и этот голос сорвался на первобытный, нечеловеческий вопль чистой боли, Рё замер. Он, давно привыкший к вылизанному студийному звуку, услышал то, что они оба искали в юности — правду. Сырую, неприкрытую, страшную правду.

Он снял наушники и долго молчал, глядя на Паркера.

— Чёрт возьми, Линк… — наконец выдохнул он. — Ты нашёл её. Ту самую настоящую музыку, о которой мы всегда говорили.

Профессиональный интерес в его глазах смешался с искренним восхищением. Он помогал не просто старому другу. Он помогал той части себя, которая когда-то тоже верила, что один трек может исцелить душу.

— Ладно, — решительно сказал Рё. — Я продаю истории. И это самая безумная и самая гениальная история, которую мне доводилось слышать. Я попробую.

Рё Ким действовал расчётливо: встречу он организовал с участием и Хацунэ, и её менеджера, но информацию разделил — менеджерам он подавал всё исключительно как арт инициативу. Им объяснили только формат и юридическую сторону — одноразовый некоммерческий трек в рамках разрешённых пиар акций компании; формальное согласие получил до того, как переходил к делу. Личную же сторону он оставил для приватного разговора с самой Хацунэ: в тишине комнаты он рассказал ей о Зацунэ и поставил ту самую запись. Услышав крик и услышав историю, Хацунэ не могла остаться равнодушной — для неё это было больше, чем чужая беда: Зацунэ была когда то её поклонницей, а сама Хацунэ прошла через собственные испытания и знала, что значит хранить мечту вопреки всему. Именно эта личная связь, а не согласование с менеджерами, стала причиной, по которой она согласилась участвовать.

В добавок она вспомнила талантливого парня с демо-записи, но теперь его музыка обрела для неё новый, трагический смысл. История, рассказанная Рё Кимом, легла на подготовленную почву. И она согласилась.

Приглашение в ад было принято.