Часть 2. Глава 11. Зеркало для тени

Их творческий союз был похож на тёплый свет после долгой бури. Всё началось с Нашего Сна, — песни, ставшей их клятвой, их первым общим вздохом.

Однажды вечером в студии, после очередной репетиции, когда воздух ещё вибрировал от затихающих аккордов, Паркер молча протянул Зацунэ лист с текстом. Она взяла его, и пока её рубиновые глаза бежали по строчкам, её лицо постепенно становилось непроницаемой маской. Shattered Glass. Разбитое стекло.

— Это про меня, — тихо, почти беззвучно сказала она. Это был не вопрос, а констатация.

— Это про нас, — мягко поправил он, встречая её взгляд. — У каждого из нас есть своё разбитое зеркало. Я хочу, чтобы мы записали это. Мой крик и твой голос.

Они так и сделали. Так родилась первая, сольная версия Shattered Glass. В ней первобытный, рвущий связки скрим Паркера был его личной болью, его исповедью. А голос Зацунэ — чистый, пронзительный, полный холодной скорби, — был голосом вселенской печали, эхом всех разбитых душ. Это был мощный, до дрожи честный трек, который стал их вторым официальным релизом после Нашего сна.

Но когда Паркер слушал финальный микс, он чувствовал, что это лишь половина истории. Это была их история, но не её. Это был их общий шрам, но не её личный демон.

Потом, словно в противовес, родился Light of Freedom, — их личный гимн надежды, доказательство того, что даже из самой тёмной ночи может пробиться рассвет. В стенах старой репетиционной базы, среди потёртых усилителей, казалось, воцарилась хрупкая гармония, выкованная из боли и взаимопонимания.

Но Паркер стал замечать, что в моменты оглушительной тишины, когда музыка смолкала, то, как её плечи едва заметно напрягались, если по радио случайно звучала приторная поп-мелодия, отдалённо напоминающая её стиль. В её глазах, когда она думала, что он не смотрит, — в них всё ещё тлел холодный пепел старой войны. Её ненависть к Хацунэ Мику не была просто чертой характера или музыкальным снобизмом. Это была незаживающая язва, токсичное ядро её травмы, которое продолжало отравлять её изнутри, даже когда снаружи всё было залито светом.

Он понимал с безжалостной ясностью: пока Зацунэ не встретится со своим призраком лицом к лицу, она никогда не будет по-настояшему свободна. Она всегда будет лишь анти-Хацунэ, её тенью, определяя себя через отрицание. Чтобы наконец стать собой, ей нужно было посмотреть в глаза своему создателю-мучителю — не человеку, но символу, который её сломал.