Пространство в один звонок...

ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬБОМ С КОММЕНТАРИЯМИ АВТОРА
Десять диптихов из цикла «Путешествие в Страну Оз»


ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Перед вами — собрание диптихов, созданных в период с 2020 по 2024 год. Каждый текст сохраняет свою первоначальную структуру: прозаическую часть, стихотворение и постскриптум-находку. Эти произведения — не главы единого романа, а скорее остановки в долгом путешествии к самому себе.

Все тексты представлены без изменений, как они были написаны изначально — со всеми их стилистическими особенностями, повторами и авторскими примечаниями.

А.Л.


ДИПТИХ ПЕРВЫЙ

ОПРОМЕТЧИВЫЙ ШАГ...
7.11 – 10.11.2020, Гавана, кафе "El Baturro"

Часть 1. ПРЕДЧУВСТВИЕ ОПРОМЕТЧИВОСТИ (проза)

Их встреча началась не со взгляда — с прикосновения. Небо хмурилось, и сентябрьский дождь в спешке загнал их под узкий козырек автобусной остановки. Руки сами потянулись к упавшей папке, нащупывая промокший картон. Пальцы столкнулись. Секунда — а вместила и вспышку узнавания, и паническое отведение глаз, и сломанную, непроизвольную улыбку.

Прощальный кивок отозвался вечером, как внезапная простуда, когда из рукава его пальто выпал смятый лист. Разгладив бумагу, он вчитался в строчки, выведенные сбивчивым почерком: «Устроена жизнь — виток по спирали...»

На следующее утро старенький Боинг уносил его в Гавану. В кармане пиджака, рядом с посадочным талоном, беззащитно мялась та самая нота. Где-то над Атлантикой, в мерной болтанке, он вновь вчитывался в строчки: «…А мы застреваем в пути. Ошибка!!? Но где?..» И думал, что гаванский ром куда лучше подходит для преодоления турбулентности — и той, что снаружи, и той, что внутри. Он чувствовал себя песчинкой в капризной ладони стихии, где даже сталь становилась податливой, как глина.

Письмо пришло через неделю. Конверт, найденный в ящике, пах океаном и чем-то неуловимо чужим. Внутри лежали не просто стихи — строчки, прожигающие кожу остротой обнажённого нерва. «Мой прелестнейший Ангел...» — начиналось оно, и в этой старомодной нежности сквозил надлом человека, вдруг ощутившего зыбкость привычного мира. Словно идешь по карнизу, а внизу — бездонный колодец собственных ожиданий, и кажется, ещё миг — и сорвёшься в эту пустоту.

Слова их переплетались в том самом старом танце, что помнился ещё со школьных вечеров, — где каждый шаг был одновременно и обещанием, и прощанием, а внезапно сжатая ладонь значила больше тысячи слов. Он описывал закаты, тонувшие в Карибском море. В его словах жил страх — нечаянно причинить боль неловкостью проснувшегося чувства. Но он продолжал эту игру, не замечая, как втягивается в неё с тем особым сладким отчаянием, когда ждёшь не просто письма, а приговора. «Иногда мне кажется, — писал он, — что эти письма — как спасательный круг в океане одиночества».

Письма давались мучительно. Он переписывал фразы, боясь, что откровенность станет ловушкой. Но в душные вечера обычная рассудительность отступала, и в письмо прорывались обрывки стихов: «Я, кажется, сдаюсь тебе в плен...» — чтобы тут же осечь себя: это всего лишь слова.

Когда он написал о возвращении, в письме появилась горькая нота. Перечитав его строки, она поняла — он боялся не встречи, а её будничности.

Мысленно повторяла его строчки: «Улетай... До завтра! Пока!» — в них не было магии, лишь выстраданная надежда.

В последнем письме накануне её дня рождения он пожелал задуть над тортом лукавые свечи, не считая! А потом добавил: «Самая большая смелость — не в опрометчивом шаге, а в умении удержать хрупкое возможное, не дав ему разбиться о реальность».

Их решение встретиться обрастало сомнениями. Был ли это продуманный шаг или прыжок в пустоту? Оба понимали: реальность может оказаться проще их бумажного мира.

Они не надеялись, что жизнь станет идеальным стихом. Скорее — сбивчивой речью. Хотелось пронести сквозь неё ту нежность, что родилась в разлуке. Получится ли? Никто не знал. Пока бился этот хрупкий росток — теплилось в них что-то большее, чем надежда, что-то похожее на веру.

И, сам того не ведая, он уже сделал свой опрометчивый шаг — не в будущее, а в вечное «застревание». Пока жизнь описывала новый виток, его сердце навсегда осталось под тем сентябрьским дождём — на зыбкой грани между ошибкой и судьбой.


Часть 2. ОПРОМЕТЧИВЫЙ ШАГ (стихи)

Устроена жизнь так – виток по спирали,
А мы застреваем в пути.
Ошибка!!? Но где? В середине? В начале?
Ответ на вопрос бы найти...

А.К.

Мокрый снег опоздавшим на сутки экспрессом пойдёт,
И погаснут все свечи, зажжённые в полночь о нервы.
В голове неродившихся слов завершится подсчёт,
И в строфе каждый слог превратится в ударный – и первый.

Станет миг уловимым едва, словно запах Dior
На запястьях безумно красивой и гордой испанки...
И под стук кастаньет оборвётся гитарный аккорд,
Растревожив, как SOS, безнадежьем отбитой морзянки.

Сновидением чуственным ночью приходишь ко мне,
Согревая дыханием ноты отыгранной встречи...
И на счастье расценки растут – экспонентой в цене! –
Чтоб упасть поутру, словно шаль на опавшие плечи.

Старый мир мой разбит – до строки стихотворной ужат!
Я сдаюсь тебе в плен и бросаю штандарты без боя!
И воскликну: «Виват!» – когда нежный и острый твой взгляд
Простынь в спальне разрежет на белые флаги покоя!

И поверю тогда, что зима не придёт никогда!
И холодный январь в наши двери стучаться не будет!
И семейств Капулетти – Монтекки – затихнет вражда!
И объявит Пилат: «Иешуа – суду не подсуден!»

Улетай, мой прелестнейший ангел! До завтра! Пока!
И назад возвращайся – Галлея озябшей кометой!
Сигаретным туманом растает глухая тоска,
И наполнится сон миллионом щемящих сюжетов...

Разрушай Карфаген... О минувших – годах не жалей!
И над тортом задуй, не считая, лукавые свечи!
Мы поверим в любовь – и сбежим из Театра теней! –
Даже если и скажет оракул, что шаг опрометчив...


P.S. Из кафе "El Baturro"

Этот текст сложился сам — в гаванском кафе с шаткими столиками и густым, как смола, кофе. Место это пахнет старыми книгами и ромом, а на стенах — выцветшие фотографии Хемингуэя.

Я подслушал обрывки чужого разговора. Мужчина — не старый, но уже с сединой у висков, женщина с потрёпанным томиком стихов. Они говорили тихо, но их пальцы на столе повторяли тот самый танец — случайное прикосновение, быстрое отведение руки, снова осторожное сближение.

Когда они ушли, под стулом остался смятый листок. Всего несколько строчек, но в них — целая история. Не стал возвращать. Может, это и было неправильно. Но в Гаване, знаете ли, многое прощается.

Теперь эта история отчасти и ваша. Если встретите в дождь двух незнакомцев с рассыпавшимися нотами — просто улыбнитесь. Возможно, это они.

Последний штрих

В этом кафе туристам с радостью предложат «знаменитый кофе арабика» — тот самый, что якобы пил Хемингуэй, работая над «Стариком и морем». Не верьте.

Не знаю, какой кофе пил старик Хем, но этот — точно не тот. Горький, пережаренный, с привкусом гаванской пыли и несбывшихся надежд. Местные его не пьют, предпочитая темный кубинский ром.

Берите ром. Или просто сок. Но этот кофе... нет. Лучше уж вспомните тот самый дождь, те ноты, тот случайный взгляд — в них куда больше правды, чем в этой горькой гуще.
— Хотя, возможно, с кофе мне просто не повезло…)))

А.Л.
Гавана, кафе "El Baturro"
7.11 – 10.11.2020

Комментарий автора:
Этот текст стал точкой отсчёта всего цикла. Найденный в гаванском кафе листок со стихами определил не только структуру будущих диптихов, но и их главную тему — «застревание» между витками жизненной спирали.

ДИПТИХ ВТОРОЙ (Я ПРОПАДАЮ БЕЗ ТЕБЯ...)
20.12.2021 – 26.02.2024

ДИПТИХ О ПРОПАВШЕМ БЕЗ ВЕСТИ

Часть 1. МЕТЕЛЬ В ФЕВРАЛЕ (проза)

Он пропадал в ней. Не физически — он по-прежнему существовал в пределах квартиры, где сумерки медленно крались по стенам, словно хитрый лис. Но с того самого вечера у лифта, когда она, смеясь, бросила небрежную фразу, а он не сумел подобрать ответ, с ним начало твориться нечто необъяснимое. Сначала его покинул сон. Затем утренний кофе стал горчить. А однажды утром он поймал себя на мысли, что не узнаёт собственное отражение.

Её смс приходили редко, сухие строчки, которые он разбирал на атомы, выискивая спрятанный смысл в каждом знаке препинания. Расстояние между ними измерялось теперь не километрами, а простыми, невысказанными словами: «привет», «как ты», «у меня скучно». Дистанция равнялась одному несовершённому звонку.

Иногда под утро ему чудились её шаги за дверью. Он замирал, прислушивался к тишине, но слышал лишь собственный кровоток и скрип старых половиц. Одиночество набрасывалось из каждого угла, и он чувствовал, как медленно, но верно приближается к какой-то окончательной черте.

Он писал ей длинные письма, чтобы сразу же их удалить. Слова казались предателями, не способными передать внутренний пожар. Они ложились ровными строчками, в то время как внутри бушевала метель, сбивающая с пути.

Он понимал: они замерли на пороге. Либо оттепели, либо окончательного холода. «Между нами — один звонок», — думал он, сжимая безмолвный телефон. Всего полшага. Но сделать их он не решался. Он лишь продолжал пропадать. Снова. Уже в который раз.

Часть 2. ТОЧКА КИПЕНЬЯ (стихи)

Без тебя пропадаю без вести — трёхтысячный раз,
На исходе зимы, на пороге весенней капели.
Замерзаю — без ласковых слов и сочувственных фраз, —
Заплутав, словно пушкинский путник, в февральской метели.

Темнота за окном заползает в квартиру, как лис.
Жар под кожей бушует, и голос дрожит от волненья.
И тот жар мне не сбить — ни на градус по Кельвину вниз, —
Даже если и взбесится ртуть перед точкой кипенья.

В чёрном небе фонарщик, хмельной, зажигает огни;
Шум утих городской — перекрёстки дорог опустели.
И тенями встают персонажи прочитанных книг
По углам тесных комнат, похожих на душные кельи.

Одиночество — волком — бросается из пустоты,
И слова из стихов о любви разрывает на слоги...
И клыками усталое сердце дерёт в лоскуты,
И в груди пробуждается чувство неясной тревоги.

Снова счётчик, незримый, считает Земли оборот,
И опять солнца диск устремился на запад с востока.
И поверить охота в премудрость — «что это пройдёт», —
И Надежда войдёт — с простодушной улыбкой пророка.

Мы для встречи повторной отыщем весомый предлог,
И сквозь пальцы песком — суета просочится, мирская.
Между нами — пространство в один телефонный звонок,
И каких-то — коротких — полшага от ада до рая.

Я дошёл до черты — за которой спасения нет,
А душевная боль превышает размер анапеста.
Между нами — дистанция в слово простое «Привет» —
Что прочтёшь между строк на конце торопливого жеста...

P.S. Из зала ожидания

Всё сложилось само собой в зале ожидания на вокзале, среди чемоданов и усталых лиц. Место, где все куда-то едут, а ты остаёшься, наблюдая, как увозят чужие жизни.

Он сидел у окна и вглядывался в потёмки, будто пытался разглядеть там что-то очень важное. В его руке был смятый листок. Он что-то нервно строчил на полях, потом скомкал и отправил в урну.

Когда он ушёл, поддавшись на очередное объявление, я подобрал тот листок. Всего несколько строчек. Но в них — вся горечь ожидания и страх так и не сделать эти полшага.

Теперь эта боль отчасти и моя. Если встретите на вокзале человека с пустыми глазами и сжатыми кулаками — просто кивните. Возможно, это он.

Напоследок

На вокзалах продают «фирменный кофе» — горький, как невысказанное, и густой, как тоска. Не пейте его.

Лучше купите билет. В любую сторону. Или просто подойдите к тому, кто ждёт, и скажите то самое простое слово — «Привет». В нём, быть может, куда больше спасения.

— Хотя, возможно, с кофе мне снова не повезло…

А.Л.
20.12.2021 – 26.02.2024


Комментарий автора:
Февральское одиночество и «пространство в один телефонный звонок» — возможно, самая пронзительная тема всего цикла. Этот текст сохранил ту особую интонацию, которая рождается на стыке надежды и отчаяния.


ДИПТИХ ТРЕТИЙ (ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ОЗ...)
6.03.2021 – 12.03.2024

ДИПТИХ О СПАСЕНИИ В ОЗ

Часть 1. ПЕРЕВРАННЫЙ ФЕВРАЛЬ (проза)

Февраль того года случился с подвохом. Не календарным — тем, что вскрывал подкладку реальности. Он перевирал не только стихи, но и саму память. Ударные слоги в старых письмах внезапно проваливались в безударность, даты расползались, как чернильные кляксы.

Огонь пришёл не внезапно — он тлел исподволь, годами, в виде недописанных фраз и недодуманных мыслей. А потом разом охватил все корабли, что ждали у причала. Они и не могли уплыть — все адресаты скрылись за грифом «Секретно», став призраками в собственном архиве.

В доме, где когда-то жили книги, теперь пахло пеплом и остывающей надеждой. Полки пошли на дрова — жестокий, но честный обмен: бумажное тепло взамен мёртвых букв. Осипшее эхо, единственный собеседник, вползало под плед, пытаясь согреться об остывающее тело. И казалось тогда, что самый страшный холод — это тишина после того, как смолкнет эхо.

Порой ему чудилось, что сквозь завывание ветра в печную трубу улетают не искры, а самые важные, так и не сказанные вслух слова. Они смешивались с дымом и таяли в чёрном небе, будто спеша в ту самую Страну Оз, где в зазубренном лесу уже занесён для удара топор Дровосека.

И он чувствовал себя последним хранителем карты, которую больше никто не мог прочитать. Одной лишь надежды шкатулка оставалась нетронутой — припасённой на тот случай, если вечность окажется к нему благосклонней, чем февраль.


Часть 2. ТАЯНИЕ (стихи)

Високосный февраль переврал все стихи о любви,
Перепутал ударные слоги — и рифмы, и даты.
И огонь, охватил у причала мои корабли,
И за грифом «Секретно» укрылись мои адресаты.

В доме книг не осталось — и полки пошли на дрова,
И под плед, отогреться, вползает осипшее эхо.
И в печную трубу улетают Гингемы слова,
И в лесу «Страны Оз» зазубрился топор Дровосека.

Бал метелей ночных завершился — сезоном дождей,
И растаяли снегом вчерашним печали мирские.
И бумажные яхты поплыли по талой воде,
Такелаж подобрав — и отдавшись на волю стихии.

Вырывается мысль — из-под текста прерывистых строк,
И неспешно жизнь метит маршрут из сплошных многоточий...
И в шкатулку я прячу надежды мгновения впрок,
Чтоб однажды достать их на свет — если вдруг обанкрочусь.

Полюблю — и в труху превратится сомнений стена,
И молчанье нарушат едва различимые звуки...
И шагами бессонниц тревогу измерит весна,
И плененных тоской — из острога возьмёт на поруки.

И тогда, лишь завидев до боли родной силуэт,
Бесконечно уставший от стужи фальшивых объятий,
Прошепчу: «Может, хватит вопросов? Известен ответ!
И не нужно ни клятв на крови, ни псалмов, ни распятий...»

Ты — в душе, как тату: бесполезно срезать и скоблить,
И покоя искать, и не веровать в Miss Неизбежность...
Я не знаю, когда догорят все мои корабли,
Но я знаю — ладони, в которых усну безмятежно.


P.S. С чердака на Малой Бронной

Этот текст нашёлся в жестяной коробке из-под леденцов, за пыльным фолиантом на чердаке старого дома. Там пахло временем, сухими травами и чужой жизнью.

Коробка была полна обрывков: билет в кино на несостоявшийся сеанс, засушенный цветок, схема метро с отмеченной станцией «Октябрьская» и эти строчки, написанные химическим карандашом на обороте квитанции.

Не стал искать хозяина. Дом расселяли, вещи вывозили на свалку. Возможно, это был единственный способ спасти эти слова — дать им уплыть в чужие ладони, как те бумажные яхты из стихов.

Если найдёте на чердаке подобную коробку — откройте её. Вдруг внутри окажется ваше давно забытое, чьё-то самое важное февральское стихотворение.

Для полноты картины

На том чердаке, в углу, стоял глобус с треснувшим меридианом. Кто-то старательно заклеил трещину полоской газеты с датой — 6 марта 2021 года.

Я не стал смотреть, что было в той газете. Некоторые даты должны оставаться просто датами, без доказательств и подтверждений.

— Хотя, возможно, зря. Вдруг там был ответ на все вопросы?

А.Л.
6.03.2021 – 12.03.2024

Комментарий автора:
Февраль, который «перевирает стихи» — здесь впервые появляется образ Страны Оз как метафоры иного измерения. Жестяная коробка с обрывками чужой жизни стала символом всей последующей работы.


ДИПТИХ ЧЕТВЁРТЫЙ (БЕЗОТВЕТНЫЙ ЗВОНОК...)
13.04.21 – 18.04.2024

ДИПТИХ О БЕЗОТВЕТНОМ

Часть 1. ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК (Проза)

Апрель пришёл не с капелью, а с тихим отчаянием. Тот особый звук пустоты, что слышится сквозь апрельский дождь, когда капли отсчитывают секунды между гудками в трубке. Тонкий лёд на лужах не трещал под ногами — он впитывал шаги, как промокашка впитывает чернила неотправленного письма.

Он набирал номер, уже зная, что трубку не поднимут. Пальцы помнили эту последовательность цифр мышечной памятью, лучше, чем собственное отражение в зеркале. Каждая клавиша отзывалась глухим щелчком — отсчёт последних сантиметров до дна.

В прихожей, на подзеркальнике, лежали долговые расписки прошлого. Не денежные — те, что пострашнее: совместные билеты в кино на несостоявшийся сеанс, засушенный цветок, схема метро с отмеченной станцией «Октябрьская». Коллектор из памяти звонил ежедневно, требуя вернуть то, чего уже не существовало. Иногда этим коллектором был он сам — просыпался среди ночи и начинал мысленный допрос: а что, если бы тогда, в тот вечер у лифта...

Всё вокруг превратилось в сплошное междустрочье. Фразы, которые они не договорили, висели в воздухе, как гирлянды из осколков. Он пытался читать их, как когда-то читал её мысли по изгибу губ, по движению ресниц — но шифр был утерян вместе с последним «прощай», сказанным не вслух, а спиной, уходящей в мартовскую слякоть.

Он закрывался в ванной, прижимал ладонь к холодному кафелю и смотрел, как капли воды оставляют следы на стекле. Они стекали вниз, повторяя маршрут его собственных слёз — тех, что так и не были пролиты, а остались где-то внутри, тяжёлым осадком на дне души. Курок был взведён — не буквально, конечно. Просто в какой-то момент стало ясно: тишина после звонка гуще и беспросветнее, чем любая тьма.

Оставалось только положить трубку и слушать, как в тишине уплывает куда-то последний пароход, оставляя за собой полосу неразбавленной безысходности. Не было в этом ни театральности, ни пафоса — только простая, почти бытовая пустота, в которой тонули последние надежды.

Часть 2. ВРЕМЯ ОТЗВОНЕННОЕ  (стихи)

Отступает зима... На толкучке распродан весь снег,
И апрель тонкий лёд не пытает на прочность и целость.
И, превратно толкуя сплошных недомолвок подтекст,
Набираю твой номер — ругая проклятую смелость.

И вдогонку звонку рассыпаюсь осколками фраз,
И с химерой быть нужным прощаюсь в конце многоточья...
И, не видя себя в глубине твоих пристальных глаз,
Не могу прочитать засекреченный код междустрочья.

Жизнь прошла — и стучится коллектором прошлое в дверь;
Не удастся сбежать — превратилось в тюрьму бессезонье.
Кровоточат стигматы на тощих запястьях потерь,
И душевные раны зажать невозможно ладонью.

Остаётся немного — взвести до упора курок,
Без печальных речей, и надрывов, и нервных истерик...
И закрыться — да так, чтоб никто достучаться не мог,
И себе приговор не отмерянной мерой отмерить.

Бесконечность конечна — и стойкость имеет предел,
И дорогу к Голгофе осилит не всякий идущий...
Не споткнётся не каждый, узнав, что он взят на прицел,
И спасительный шанс всё исправить — досадно упущен.

На часах поцелуем Иуды две стрелки сошлись,
И на храмовый сбор три полшекеля выдал меняла*.
Наш недолгий роман — это кадром застывшая жизнь,
Согревавшая наши сердца под одним одеялом...

Нескончаемый ливень стучит в окончании строк,
Я тону... В трюме течь, а все шлюпки пришли в непригодность.
Безответным остался полночный, надрывный звонок,
И на гроте свой флаг приспустил адмирал «Безысходность»...

*По обычаю перед дневной молитвой Минха (в канун праздника Пурим) в храмах дают 3 монетки достоинством в половину шекеля (прим. автора)

P.S. Из телефонной будки

Этот текст родился в телефонной будке на вокзале. Той самой, из которой когда-то звонили междугородние, прижимая трубку плечом к уху и крича в хрипящий динамик: «Я тебя слышу!»

Теперь будка стояла с разбитым стеклом, а вместо телефонного аппарата внутри лежала смятая тетрадная страница. Кто-то аккуратно вырвал её и оставил, будто зная, что здесь её найдут.

На обороте — три монетки, прижатые камешком. Не полшекеля, конечно. Простые русские рубли, отполированные временем до блеска.

Я не стал их брать. Некоторые долги лучше не трогать. Как и некоторые номера — не набирать.

Для памяти

Телефонная будка пахла мокрым металлом и старыми разговорами. Таким запахом пахнет прощание, которое длится дольше, чем встреча.

— Хотя, возможно, это просто пахла ржавчина. Кто их разберёт, эти запахи…

А.Л.
13.04.21 – 18.04.2024

Комментарий автора:
Апрельское отчаяние и телефонная будка с разбитым стеклом. Этот диптих продолжает тему коммуникативных провалов, но добавляет к ней важный элемент — «коллектора памяти», требующего вернуть то, чего уже не существует.


ДИПТИХ ПЯТЫЙ (НАД ПРОПАСТЬЮ ВО РЖИ...)
04.09.2021 – 11.09.2024

ДИПТИХ О НЕСБЫВШЕМСЯ ПОБЕГЕ

Часть 1. ДО НАЧАЛА ЗИМЫ

Они так и не уехали. Зима наступила раньше календаря — тихим утром, когда он проснулся и понял: поезд ушёл. Не в метафорическом смысле, а самый что ни на есть настоящий, ночной, с синими вагонами и стуком колёс, который слышится сквозь сон.

Билеты лежали на столе, смятые в комок. Два билета до условной «Страны Оз», которая в реальности оказалась Воронежем. Они смеялись тогда, выбирая направление наобум, ткнув пальцем в расписание. «Главное — вместе», — сказала она, и он поверил.

Фарватер, который они обозначали, занесло первым снегом. Костры, что собирались разжигать в ночи, потухли, не успев разгореться. Он нашёл в кармане старой куртки её записку: «До начала зимы». И дату — то самое 4 сентября, когда всё ещё казалось возможным.

Очки Фараманта так и остались лежать на полке в магазине. Он проходил мимо каждый день, смотрел на них через витрину. Не ослепнуть от великолепия — какая ирония. Ослепнуть можно только от слёз, да и то метафорически.

Пропасть во ржи оказалась не между ними, а внутри него. Та самая, что скрыта до поры, пока не сделаешь неверный шаг. Он его сделал. Или она. Или оба сразу, просто в разные стороны.

Осталось только многоточие. Не вместо точки, а вместо всей остальной жизни.

Часть 2. ФАРВАТЕР (стихи)

Мы уедем с тобой в «Страну Оз» до начала зимы,
И неспешно постигнем премудрость беспечности буден.
И в случайном знакомстве найдём неслучайности смысл.
И раскроем сердца — без ненужных и долгих прелюдий.

Горьковато-непрожитой осенью станем дышать,
Будет вдох ожиданием счастья безумного соткан.
И не смогут очки Фараманта* глазам помешать
Распознать безошибочно то, что виднелось нечётко.

Я тебе подарю все богатства мятежной души,
Безграничную кротость и страстность возвышенной строчки.
Мы по краю минуем ту пропасть, что скрыта во ржи,
Многоточие выбрав взамен разделяющей точки.

Обозначим фарватер, в ночи разжигая костры,
И в друг-друге умрём — без неловких и грустных прощаний.
И холодный сентябрь безутешно заплачет навзрыд,
И прискорбие дат календарь оборвёт без терзаний.

Мы у райских ворот не найдём на посту часовых,
И в груди растечётся теплом безграничная нежность.
И на кончиках пальцев волной запульсирует стих,
И не будет в тех строфах намёка на фальшь, безнадежность.

Ты коснись меня взглядом — тревогу помножив на ноль,
И проникни в пространство разбитого надвое сердца.
И «походкою лунной»** уйдёт одиночества боль,
Без высоких речей, и псалмов, и аят*** иноверца.

Мы с тобой загадаем желанье одно на двоих,
Без досмотра и пошлин минуем полсотни таможен.
И за счастьем сбежим до прихода туманов седых,
И назад — «во вчера» — никогда возвратиться не сможем...

 *Фарамант — Страж Ворот в Изумрудном городе. Всем желающим попасть в город Фарамант выдавал зелёные очки, чтобы гостей не «ослепило великолепие Изумрудного города» (прим. автора)
  ** «Лунная походка» (от англ. moonwalk), или «скольжение назад» — танцевальная техника, когда танцор движется назад, при этом имитируя движения ног как при ходьбе вперёд. Техника стала популярна по всему миру после того, как Майкл Джексон исполнил танцевальные движения во время исполнения «Billie Jean» на Motown 25 марта 1983 года (прим. автора)
  ***аят — стих в Коране (прим. автора)

P.S. С вокзала

Этот текст нашли в камере хранения на Киевском вокзале. Две сумки стояли там с сентября, оплаченные до конца года. Когда их вскрыли, внутри оказались только эти стихи и два неиспользованных билета до Воронежа.

На обороте одного билета — её почерк: «Мы всё успеем». На обороте другого — его: «Успеем ли?»

Сумки отправили в архив невостребованных вещей. Стихи — в этот диптих.

Для памяти

Вокзал пахнет надеждой и одиночеством. Первое выдыхается быстрее.

— Хотя, возможно, это просто пахли булочки из вокзального буфета. Кто их разберёт, эти запахи…

А.Л.
04.09. 2021 – 11.09.2024

Комментарий автора:
Несостоявшийся побег и два билета до Воронежа. Здесь впервые появляется тема несбывшегося, которая будет развиваться в последующих текстах. Образ «пропасти во ржи» получает новое прочтение.

ДИПТИХ ШЕСТОЙ (ИДОВСКИЕ АЛЛЕИ)
25.09.2021 – 01.10.2024

ДИПТИХ О НЕЗАЖИВАЮЩЕЙ РАНЕ

Часть 1. БЕСКРОВНАЯ ВОЙНА (Проза)

Война началась в тот момент, когда они перестали слышать тишину между словами. Не громкая, с выстрелами и окопами, а та, что тише шепота — где каждый взгляд становится разведкой, а пауза между фразами превращается в ничейную землю.

Он стоял у окна и смотрел, как осень плачет громче ребенка. Может, потому что у детей есть право на слёзы, а у взрослых — только на туман, разорванный в клочья, как пульс. Ночь действительно была изъедена страхом, но не тем, что заставляет кричать, а тем, что разъедает изнутри, как ржавчина жестяного Дровосека.

Он вырывал любовь из души, как страницу из книги. Получалось неровно — оставались клочья, чернильные пятна, обрывки фраз, которые невозможно собрать в целое. Хотел остыть Хиросимой, но получалось проще — просто пустым местом за столом, где когда-то ставили второй стакан.

Дом стал окопом. Он поднимался с колен, но не мог найти дорогу назад — в тот потерянный рай, где указатели ещё не стёрлись. Боялся, что однажды холод придёт не с улицы, а изнутри, и тогда в безликой толпе навсегда исчезнет её силуэт. Хотя, возможно, он уже исчез — просто память отказывалась в это верить.

Оставалось только черпать темноту из колодцев зрачков и идти по тёмным аллеям, собирая покрасневшие листья — те самые, что когда-то были зелёными.

Часть 2. ТЁМНЫЕ АЛЛЕИ (стихи)

Ночь изъедена страхом, как ржой жестяной дровосек.
Словно пульс, белый саван тумана разорван и тонок,
И скрывает глаза за опухшими тучами век
Осень, ливнем всплакнувшая громче, чем малый ребенок.

Я от фальши в словах изнемог и хочу тишины.
Вырываю любовь из души, как из книги страницу,
И мечтаю ожить после нашей бескровной войны,
И остыть Хиросимой, собрав своё «Я» по крупицам.

Из окопа подняться с разбитых до крови колен
И не ждать, когда время затянет сомнений ожоги;
И в себе не плутать пилигримом в удушливой мгле;
И в потерянный рай отыскать указатель дороги.

Но, покинув свой дом, одиноко бреду не туда,
И мерилом не тем на лету всё вокруг измеряю.
И боюсь, что однажды нагрянут в наш край холода,
И в безликой толпе силуэт твой навек потеряю.

От меня до тебя — бесконечность из тысяч звонков,
Из отчаянных «SOS», что уставшее сердце отбило.
Мне бы лишь зачерпнуть темноту из колодцев зрачков,
Повторившись с тобой из того, что исчезло, но было.

И отправиться вновь в незаконченный ранее путь —
Собирать покрасневшие листья по «Тёмным аллеям».
Написать «никогда», но влюбиться опять… И рискнуть,
И поставить ва-банк, от предчувствия встречи хмелея.

Мы проводим на алый закат улетающий клин
И простимся с остывшей звездой эмигрантского лета.
Не найдём для разлук и печалей весомых причин
И, поверив в судьбу и надежду, дождёмся рассвета.


P.S. Из парка

Эти строки нашли в старой беседке в парке Горького. Кто-то аккуратно положил исписанный лист между страницами бунинских «Тёмных аллей», оставленных на скамейке.

Книга была мокрой от дождя, чернила расплылись в причудливые узоры, словно сама осень пыталась дописать то, что не договорил автор.

Я не стал искать хозяина книги. Возможно, это был тот самый пилигрим, заблудившийся в удушливой мгле. Или просто человек, который поставил ва-банк и проиграл.

Для памяти

Осенние парки пахнут влажной листвой и несбывшимися надеждами. Иногда кажется, что каждый опавший лист — это чья-то невысказанная фраза.

— Хотя, возможно, это просто пахнет грибами и сырой землёй. Но кто знает наверняка?

А.Л.
25.09.2021 – 01.10.2024

Комментарий автора:
Осенний парк и «бескровная война» — возможно, один из самых психологически точных текстов цикла. Диалог с Буниным здесь не случаен: традиции русской психологической прозы становятся важным ориентиром.


ДИПТИХ СЕДЬМОЙ (ОТКРЫТАЯ ДАТА)
2.10.2021 – 8.10.2024

Часть 1. НИЧЕЙНЫЙ ОКТЯБРЬ (проза)

Октябрь затянулся, как плохой спектакль. Не тот, что смотрят до конца из вежливости, а тот, где зрители расходятся после первого акта, оставляя в зале лишь шелест программок. Он остался один в пустом театре, где время мчалось, не разбирая дороги, точно лошадь с закушенными удилами.

На столе лежали белые фишки — те самые, что остаются, когда все козыри уже разыграны. Он перебирал их, и они холодно стучали о дерево, отсчитывая секунды до зимы. За душой действительно не было ни копейки, если не считать той мелочи, что звенит в кармане, когда идешь по осеннему парку и пытаешься вспомнить, куда делось лето.

Иногда он ловил себя на том, что считает дни до некой «открытой даты». Не той, что в календаре, а той, что существует где-то между вчера и завтра. В той дате не было числа, только чистое поле возможностей, где поезда ещё не ушли, а билеты действительны в обе стороны.

Он садился в трамвай и ехал в «Никуда». Это было единственное место, где весна хоть чем-то отличалась от самой себя, а вьюги задерживались до лета. В том трамвае пахло мокрым сукном и несбывшимися планами, а за окном мелькали огни той самой страны, которую на картах обозначали странным словом «Оз».

Может, она и вправду существовала. Может, именно туда уходили все несказанные слова и несделанные шаги. Туда, где осень раздает цветы вместо листьев, а на перронах из прощаний складывают оригами.

Часть 2. ПОЛУСТАНОК «МЕЧТЫ» (стихи)

Послезавтра, по сводкам секретным, наступит зима,
И летят календарные сутки, как желтые листья.
Удила закусив, время мчится, не слыша команд,
И к обрыву меня приближает размашистой рысью.

За душой — ни копейки, и нет в «рукаве козырей»,
И лежат на сукне исключительно белые фишки*.
Я застрял навсегда в бессердечном, пустом октябре,
И мечтаю забыться, — октябрь – это личное слишком.

На небесной палитре погасли ночные огни,
И нервозно мерцает в открытом окне сигарета.
И на землю роняются пеплом сгоревшие дни,
И секунды вливаются болью в минуты рассвета.

Ухожу, выбирая трамвайный маршрут в «Никуда»,
Где весна на весну не похожа, и вьюги — до лета.
В том краю по ночам звонче сердца стучат поезда,
Оставляя на память в душе два плацкартных билета.

У страны той на картах название странное – «Оз»,
Чтоб её обойти — целой жизни окажется мало!
Там зима – не зима, холода и мороз – не всерьёз,
И не слышится грусть в голосах на платформах вокзала.

Там красавица осень разносит букеты цветов,
И перроны плетут из прощаний и встреч оригами.
И в толпе из случайных прохожих не молвит никто
Про беспутное счастье, которое ходит кругами.

Виртуальные чувства на ощупь наводят мосты,
И, боясь опоздать, мы спешим на рубеж невозврата,
Где экспресс отправления ждёт к полустанку «МЕЧТЫ»,
А в билете надежды любовью — «открытая дата»...

*фишки минимального ценового номинала (прим. автора)

P.S. Из трамвая №6

Этот текст нашли в трамвае, следующем по маршруту «Вокзал — Никуда». Кто-то оставил исписанный блокнот на сиденье, прижав его белой фишкой.

В блокноте были стихи и одна настоящая трамвайная карточка с просроченной датой. Кажется, её купили как раз в том октябре, когда всё пошло не так.

Я не стал сдавать находку в бюро. Некоторые вещи должны продолжать свой путь — пусть даже в кармане незнакомца.

Для памяти

Трамвай пахнет одиночеством и мокрым асфальтом. Иногда кажется, что все они едут в одну и ту же страну — ту, что на старых картах обозначали как «Оз».

— Хотя, возможно, это просто пахнет махоркой и осенней сыростью. Но разве это не одно и то же?

А.Л.
2.10.2021 – 8.10.2024


Комментарий автора:
Октябрьский трамвай №6 и маршрут в «Никуда». Этот диптих развивает тему пространственных метафор, выводя её на новый уровень — от конкретных мест к абстрактным локусам души.


ДИПТИХ ВОСЬМОЙ (НИСХОДЯЩИЕ ОКТАВЫ)
11.10.2021 – 18.10.2024

Часть 1. ИНТЕРВАЛ МЕЖДУ НОТАМИ (Проза)

Они искали друг друга по тем нотам, что остались от старой симфонии. Той, что когда-то звучала так громко, что заглушала прибой. Теперь же слышны были только отдельные звуки — те, что пробиваются сквозь стену, когда соседи включают забытую мелодию.

Он перебирал в руках свинцовые клише. Те самые, что штамповали воздушные замки. Они лежали тяжёлыми слитками, и каждый был похож на другой — ровные, гладкие, без изъянов. Совершенные в своей безжизненности. Руины оказывались живее — в них хоть трещины были, хоть шероховатости памяти.

Иногда он пытался сосчитать, сколько боли помещается в нисходящую октаву. Не по нотам, а по тому, как тишина между ними становится всё гуще, плотнее, пока не превращается в ту самую свинцовую пластину, что лежала у него в руках.

Он готов был сдать все химеры — те, что копились годами, как ненужный хлам на антресолях. Отдать бессмертную душу в убыток, лишь бы услышать те три несказанных слова, что застряли где-то в горле, как кость.

Осень торговала снежным крошевом с колёс, как дешёвым товаром. Мороз разрисовывал город бисерной пастелью, но красота эта была холодной, безжизненной. Как те ноты, что спускались вниз по октаве, теряя с каждым шагом тепло.

Надежда ушла «по-английски» — не хлопнув дверью, не оставив записки. Просто в один день перестала отвечать на звонки. А в опустевшей душе поселилось одиночество, которое невозможно измерить никакими мерами.

Часть 2. ТОНАЛЬНОСТЬ РАЗЛУКИ (стихи)

Мы искали друг друга по нотам, звучащим в душе,
И, не слыша прибой, разбивались о рифы рутины.
Штамповали воздушные замки свинцовым клише,
Но они, обветшав, всякий раз превращались в руины.

Сколько входит в набат тишины нисходящих октав*?
Сколько боли и страсти в стихах на обрывке страницы?
В сотый раз переплавить наполненный нежностью сплав?
Или льдом остудить, чтобы счёт достигал единицы?

На вопросы простые не будет ответов простых,
Можно только гадать — и неясностью сердце тревожить.
Согласимся на «МЫ» вместо «Я» и упрямого «ТЫ»,
Иль друг другу навстречу пройти — и полшага не сможем?

Сдам химеры без торга в оплату несметных долгов,
И бессмертной души соглашусь на продажу в убыток,
Чтоб извлечь из загашника тройку несказанных слов,
И любимой шепнуть про любовь — пару фраз не избитых.

Снежным крошевом осень со скидкой торгует с колёс,
И мороз красит город мелками бисневой пастели.
И, не в силах принять отрешенность холодную звёзд,
Брошу крылья иллюзий к изножью остывшей постели.

В оперении белом застряла наветов смола,
А в глаголах «любить» и «мечтать» изменилась модальность.
Не простившись ни с кем, «по-английски» надежда ушла,
И в симфонии чувств зазвучала разлуки тональность.

В опустевшей душе одиночество просит приют,
И тоске непроглядной найти невозможно мерило.
От тебя до меня — бесконечность летящих минут,
От меня до тебя — лишь мгновенье, что с вечностью слилось...


*Благодаря работам П.Д. Успенского, Р. Бертона и Г.И. Гурджиева в эзотерической концепции мироздания превалирует мнение, что мир является сложнейшей симфонией энергий, и эти энергии живут, подчиняясь всеобщему закону октав, по аналогии с музыкальным звукорядом. Мир буквально и непрерывно «звучит» в диапазонах, бесконечно более широких, чем диапазон слышимого звука. И «звукоряды» этой музыки мироздания - это то, что определяет ткань бытия.
Нисходящая октава - это октава, в которой проявления исходят от более гибких и сознательных к более жёстким и механическим, что в результате приводит к потере возможностей. Нисходящие октавы обладают собственной инерцией, и обычно почти не нуждаются во внешном усилии. Интервалы проявляются больше как места, в которых существует возможность прервать или отклонить октаву внешним шоком, чем как места, требующие дополнительной энергии для продолжения развития октавы (прим. автора)

P.S. Из старого рояля

Эти строки нашли в старом пианино, которое стояло в заброшенном доме на окраине города. Кто-то аккуратно положил исписанные листы между струн, словно боясь, что они зазвучат без спроса.

Рояль был расстроен, клавиши пожелтели от времени. Но когда случайно задевали струны, они издавали звук — тот самый, что бывает в нисходящих октавах, когда нота медленно угасает, не дойдя до конца.

Я не стал настраивать инструмент. Некоторые мелодии должны оставаться такими, какими их оставили — недослушанными, обрывающимися на полуслове.

Для памяти

Старые рояли пахнут пылью и несыгранными сонатами. Говорят, в каждом из них живёт хотя бы одна нота, которая так и не прозвучала.

— Хотя, возможно, это просто пахнет старым деревом и забытыми нотами. Но разве есть разница?

А.Л.
11.10.2021 – 18.10.2024

Комментарий автора:
Музыкальная метафора нисходящих октав позволила говорить о душевных состояниях на языке физических законом. Старый рояль в заброшенном доме стал идеальным символом угасания.

ДИПТИХ ДЕВЯТЫЙ (ФИЛОСОФИЯ КАМНЯ)
28.10.2021 – 4.11.2024

ДИПТИХ О РАСКОЛОТОМ МИРЕ

Часть 1. ФИЛОСОФИЯ КАМНЯ (проза)

Мир действительно раскололся — не со звоном, а с глухим стуком, каким падает на пол гипсовая ваза. Осколки разлетелись так далеко, что собирать их оказалось бессмысленно. Каждый кусочек жил своей жизнью, отражая искаженные фрагменты того, что когда-то было целым.

Он перебирал в руках эти осколки. Одни были острые, с зазубренными краями — те самые «обрывки изношенных фраз». Другие — гладкие, отполированные временем, как галька. Философия камня оказалась проще человеческой: камень принимает любую форму, но не меняет своей сути. А люди...

Заколдованный замок их отношений исчез не вдруг. Сначала просел фундамент — те самые «химеры равелины», что казались вечными. Потом поплыли стены, и вот уже прилив доделал своё дело. Осталась только пыль, впитавшая когда-то произнесенное слово «МЫ».

Он пытался найти дорогу назад — в тот потерянный рай, где поезда еще ходили по расписанию. Но Wizard of Oz объявил карантин, и все билеты оказались просроченными. Оставалось только слушать «Бродвейский блюз» и отсчитывать такты собственного пульса.

Иногда ему казалось, что он чувствует её прикосновение — то ли в бессвязном бреду, то ли в промежутке между сном и явью. Но это было лишь эхо, застрявшее в стенах, как обесцвеченный фантик от давно съеденной конфеты.

Мотылек в песочных часах замер — не потому, что время остановилось, а потому, что больше некуда было спешить. Этот мир и вправду оказался не для их мучительной жажды. Слишком праведный, слишком правильный...

Часть 2. КЕЛЬТСКИЙ КРЕСТ (стихи)

Унеслись с листопадом обрывки изношенных фраз,
И полночной строке, как знамению, хочется верить.
И вернуться назад возникает лукавый соблазн,
Хоть расколотый мир, словно вазу из гипса, не склеить.

Заколдованный замок исчез, — торжествует прилив,
И волной набежавшей разбиты химер равелины.
Слово «МЫ» философию камня впитало в пыли,
Но, высот не достигнув, распалось на две половины.

Нам дорогу в потерянный рай не удастся найти,
Слишком поздно на поезд за счастьем бронировать место.
И The Wizard of Oz* объявил на любовь карантин,
И сбежать невозможно за рамки стопы анапеста.

Попрощаюсь с тобой — долгим эхом скупых телеграмм,
За любовный мираж заплатив платежом староверца**.
Приложи свою руку спасеньем к иссохшим губам, —
Для меня твоя нежность, как вдох перед выстрелом в сердце.

Я в толпе многоликой твой взгляд отыскать не могу,
И пронзает тоска, будто холод объятий Иуды.
За ушедшие чувства в каноне*** свечу разожгу,
И почти не умру, — только больше влюбляться не буду.

Прикасания пальцев поймаю в бессвязном бреду,
И свой пульс отсчитаю по тактам «Бродвейского блюза»****.
И запрусь на щеколду в своём персональном аду,
Зажимая в руке обесцвеченный фантик иллюзий.

Мотыльком замирает мгновенье в песочных часах,
В те же воды вступить никогда не получится дважды.
Нас с тобой за любовь распинают на кельтских крестах***** –
Этот праведный мир не для нашей мучительной жажды...


*(англ. Wizard of Oz) — Волшебник Оз (прим. автора)
**двойной платёж (в 1716 году старообрядцам для облегчения их учёта была предоставлена возможность полулегального существования при условии платить «за оный раскол всякие платежи вдвое») (прим. автора)
***место в храме куда ставятся свечи за упокоение (прим. автора)
****джазовое-блюзовая композиция, написанная в 1968 году Орнеттом Коулманом, явившаяся предтечей авангардного джаза (прим. автора)
*****кельтский крест (крест в круге) – это образ вселенной, где круг – связь прошлого, настоящего и будущего, которую не разорвать. Кельтский крест говорит об обуздании страсти. Этот знак связан с солнцем и в нем воедино сплетаются и смена времен года, и духовная жизнь – проживая свой путь, человек пожинает плоды своего поведения, выбора, поступков и действий (прим. автора)

P.S. С развалин замка

Эти строки нашли в старой каменной кладке на окраине города. Говорят, здесь когда-то стоял замок — не настоящий, конечно, а тот, что строят из воздуха и обещаний.

Камни были исписаны словами. Не все разборчиво — дожди и время сделали свое дело. Но кое-где угадывались фразы: «расколотый мир», «обрывки фраз», «две половины».

Я не стал восстанавливать замок. Некоторые руины должны оставаться руинами — как напоминание о том, что даже самое прочное может рассыпаться в пыль.

Для памяти

Каменные развалины пахнут временем и несбывшимся. Говорят, если приложить ухо к камню, можно услышать эхо тех слов, что когда-то произносили здесь.

— Хотя, возможно, это просто ветер свистит в трещинах. Но кто возьмется это проверить?

А.Л.
28.10.2021 – 4.11.2024

Комментарий автора:
Расколотый мир и кельтский крест — здесь философская составляющая цикла достигает своей кульминации. Сравнение человеческих отношений с философией камня оказалось удивительно продуктивным.

ДИПТИХ ДЕСЯТЫЙ (СОРАЗМЕРНОСТЬ ДУШ)
10-11.12.2021 – 17.12.2024

ДИПТИХ О СОРАЗМЕРНОСТИ ДУШ

Часть 1. РАВНОДУШИЯ ПЯЛЬЦЫ (проза)

Мосты действительно нужно было сжигать. Не яростно, с криком и пламенем, а тихо, как подгнившие опоры, что сами просятся в огонь. Он стоял у реки и смотрел, как дым поднимается к ночному небу — не густой, а какой-то прозрачный, будто и впрямь сгорало что-то ненастоящее.

Страховочный фал он отвязал ещё утром. Тот лежал на полу, свернутый аккуратными кольцами, напоминая змею, которая никогда не укусит. Теперь можно было сорваться с каната — не в пропасть, а просто на серый снег. Внизу оказалось мягче, чем казалось сверху.

Кредит ожиданий был исчерпан до последней копейки. Он зашёл в секонд-хенд, где пахло старыми книгами и чужими воспоминаниями, и сдал веру в лучшее. Не торгуясь. Её взвесили на ржавых весах и положили на полку между потертым плюшевым зайцем и треснувшей вазой.

В погорелом театре действительно заколотили дверь. Не гвоздями, а равнодушием — это надежнее. Он пытался доиграть пьесу, но слова застревали в горле, как комья ваты. Папа Римский не приедет — ему бы с грехами мировыми разобраться.

Иногда ему казалось, что он — та самая десятка надежд, что выпала из колоды в самый неподходящий момент. Фатальности джокер оказался сильнее. Гордиев узел неразберихи разрубили острым словом — тем, что когда-то казалось ласковым.

Но в чёрной бездне её зрачков всё ещё хотелось утонуть. Не чтобы умереть — чтобы наконец почувствовать, что две души могут быть соразмерны. Хотя бы на мгновение.

Часть 2. РУБИКОН (стихи)

Все мосты за спиной, до опор отсыревших, сожгу,
И страховочный фал отвяжу от скобы карабина,
И, сорвавшись с каната, раскинусь на сером снегу,
Отраженью себя по очкам проиграв поединок.

Без остатка истрачен кредит ожиданья чудес,
И, в метель согревая дыханьем озябшие пальцы,
Веру в лучшее сдам в секонд-хенд — «не торгуясь вразвес»,
И мечты полотно затяну в равнодушия пяльцы.

В погорелом театре крестом заколочена дверь,
И потерян кураж доиграть феерически пьесу.
Я внесён тобой в список твоих безвозвратных потерь,
Папа Римский по нам не прочтёт покаяния мессу.

Из колоды на стол выпадаю десяткой надежд,
Жаль, фатальности джокер сильнее червовых иллюзий.
И разбуженных чувств беспощадно подавлен мятеж,
Острым словом разрублен неясности Гордиев узел.

У каталы-судьбы лишний туз козырной в рукаве,
И «Взапуски метать»* она ищет, настырно, предлоги.
Опрометчиво очень — «без вести» пропасть в ноябре,
И блуждать одному, и не ведать обратной дороги.

Ты меня не гони — сердце будто замёрзло в груди,
Наша нервная повесть минула сюжета экватор.
И, поспешно все точки над «i» расставлять, подожди,
Не готов эпилог — в тексте жизни полно опечаток.

В жёстком ритме неоновых точек-тире городов,
Потеряться боюсь, растворившись в печали безмерной.
И хочу утонуть в чёрной бездне бездонных зрачков,
Перейти Рубикон — и почувствовать душ соразмерность...

P.S. С горящего моста

Эти строки нашли на перилах старого моста. Кто-то аккуратно прикрепил исписанный лист жеваной резинкой к прогнившей доске.

Мост должен был сгореть — его давно признали аварийным. Но он стоял, как стоит всё, что уже умерло, но не хочет падать. Река под ним текла серая, ноябрьская, унося в себе осколки небес.

Я не стал снимать листок. Пусть сгорит вместе с мостом — некоторые слова должны исчезать без следа.

Для памяти

Горящие мосты пахнут смолой и несдержанными обещаниями. Говорят, если долго смотреть на огонь, можно увидеть все перекрестки, которые ты когда-то прошёл мимо.

— Хотя, возможно, это просто дым щиплет глаза. Но разве это не одно и то же?

А.Л.
10-11.12.2021 – 17.12.2024


Комментарий автора:
Завершающий диптих цикла возвращает к началу — к теме опрометчивых шагов. Но если первый текст был о предчувствии, то этот — об итоге. Горящие мосты и Рубикон становятся точкой сборки всего путешествия.



АВТОРСКИЙ КОММЕНТАРИЙ

(последний привет из страны литературных штампов)

Да-да, я знаю. Вы уже заметили, что все постскриптумы в этом цикле написаны как будто одним почерком. Вернее, одной нейросетью.

«Эти строки нашли...» — классика жанра! То в трамвае №6, то на перилах моста, то в старом рояле. Как будто в нашем городе работает специальный литературный мусорщик, который собирает по обочинам только рифмованные признания.

«Я не стал...» — обязательно с драматической паузой. Не стал сдавать в бюро находок, не стал настраивать инструмент, не стал восстанавливать замок. Потому что, конечно, проще сделать глубокомысленное лицо и отпустить в свободное плавание чужую душевную боль.

«Говорят...» — любимое вступление для псевдо-народной мудрости. То ли ветер в трещинах свистит, то ли эхо слов слышится, то ли перекрестки в огне видятся. Удобно, когда можно списать всё на мистику и не нести ответственности за метафоры.

А этот фирменный приём — «Хотя, возможно...» — с последующим «разве это не одно и то же?»! Настоящая палочка-выручалочка для тех, кто хочет сохранить загадочность, но при этом подстраховаться на случай критики.

Сознаюсь: это был эксперимент по созданию идеального литературного конструктора для поэтических циклов. Берем:

· находку в неожиданном месте
· отказ от действия с философским обоснованием
· народную молву
· ироничное оправдание

Встряхиваем — и готово! Можно хоть каждый день новые стихи «находить» и снабжать их одинаково глубокомысленными комментариями.

Но если серьёзно — эти постскриптумы стали такой же частью путешествия в Страну Оз, как и сами стихи. Они создают тот самый мостик между вымыслом и реальностью, где читатель может сам решить: то ли это художественный приём, то ли я и вправду такой невезучий, что постоянно нахожу чужие стихи в самых неподходящих местах.

Последний штрих

Кстати, этот комментарий тоже был найден — в кармане старого пальто, купленного в том самом секонд-хенде, где когда-то сдали веру в лучшее. Лежал аккуратно сложенным между потрёпанным блокнотом и сломанным карандашом.

Не стал его выбрасывать. Вдруг пригодится для следующего цикла?

— Хотя, возможно, я его просто сам там оставил для красного словца. Но разве это имеет значение, когда так красиво получается?

Ваш неизменно аутентичный
(или всё же нет?)
А.Л.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Десять диптихов — четыре года пути. Все тексты сохранили свою первоначальную форму, как сохраняют дорогие сердцу письма. Возможно, в этих строчках вы узнаете что-то своё — ведь все мы, в конце концов, ищем свою Страну Оз.

А.Л.
Декабрь 2024

Примечание: Все десять диптихов включены в альбом в их полном и неизменном виде, с сохранением оригинальной структуры, авторских примечаний и датировок. Комментарии автора добавлены как связующие элементы, раскрывающие внутреннюю логику цикла.