Легенда о Дай-Ключе. Глава пятая

Вот золотом листвы укрылась
Земля, и на небе луна
Средь звёзд сиянья народилась.
В степи пленённая княжна
С колечка милого не сводит
Своих очей. Лишь наблюдать,
Как солнце всходит и заходит,
Ей остаётся. Сколько ждать?..
Разлуки дни она считает.
С надеждой в сердце, на устах
С молитвой силясь прогоняет
Неведенья колючий страх.
Крепится верой, что любимый
Вернётся вскорости за ней.
Один ли, с княжеской дружиной —
Неважно, лишь бы поскорей.
Не раз, не два они с Лисицей
Вдруг принимались рассуждать,
Как можно было б исхитриться,
Ловчее время подгадать

И убежать. Да только где же
Укрыться беглецам в пути?
Не то что леса, куст понеже
В степи бескрайней не найти!

Однажды буря разыгралась:
Гремели громы, дождь хлестал.
Любава молвила: «Дождались...
Бежим, Лисица, час настал!»

Но встала рыжая у входа
И не даёт никак пройти:
«Любава, даже в непогоду
Бежать, не ведая пути —
Подобно гибели! Поймают —
Да скоро — глазом не моргнёшь!
Они же степь родную знают,
От них так просто не уйдёшь!
Ах, если б мы с тобой сумели
Добыть волшебный инструмент —
Его чарующие трели
Всех усыпили бы в момент.

Тогда с тобою мы успеем
Отсюда далеко уйти
И даже, может быть, сумеем
Себе убежище найти.
Когда же в стане все проснутся,
Увидят, что тебя здесь нет,
Пока в погоню соберутся —
А наш уже простынет след!»

«Но ведь Яман не расстаётся
С своей волшебной адырной.
Как умыкнуть её?»
                «Придётся
Придумать что-нибудь. Постой.
Давай не будем торопиться,
Ведь уговора срок пока
Не вышел...» — молвила Лисица.
Тут, разрезая облака,
Сверкнула молния. С раскатом
Прогрохотал над станом гром,
Дождь лил, как будто из ушата,
И сотрясалось все кругом.
К Любаве рыжая прильнула.
Вдруг глядь, с-под полога в шатёр
Мышь чуть заметно прошмыгнула
И к ним скорее на ковёр:
«Я умоляю, помогите!
Все наши домики в воде —
Мышаток-детушек спасите,
Не оставляйте нас в беде!
Мы знаем — вы добры душою!
И вся надежда лишь на вас —
Я прибежала к вам с мольбою
О помощи в тяжёлый час...»

Под полог кинулась Лисица.
И вдруг попятилась назад:
Ужели это ей не снится?
При свете молнии блестят
Десятки глаз, как будто всюду
Рассыпан бисер тут и там.
Лишь на Лисицу да на чудо
Осталось уповать мышам.

«В такую бурю бы зарыться
В подушки мягкие да спать...» —
Вздохнув, подумала Лисица.
Но надо малышей спасать!

Где мышь укажет — там копает
И морду под воду суёт,
Мышат за хвостики хватает
Да из воды их достаёт.

К полудню только возвернувшись,
Без сил, едва зашла в шатёр,
Легла, калачиком свернувшись,
У ног Любавы на ковёр.

Княжна тотчас её укрыла,
Насквозь промокшую, плащом
И взор свой снова обратила
К колечку милого. О нём
Все помыслы и размышленья:
Где он теперь, в каком краю?
Какие терпит он лишенья,
Чтоб вызволить любовь свою?

А Яромир всё шёл, ведомый
Случайным спутником, вперёд
И верил, хоть вдали от дома,
Победа непременно ждёт!

Вот из-за леса показалась
Деревня, где живёт кузнец.
«Ужели всё-таки добрались? —
Подумал витязь. — Наконец!»

Вот дом его. Но удивленье
У Яромира на лице:
И двор, и кузня в запустенье.
На покосившемся крыльце
Сидел кузнец и отрешённо
Перед собою вдаль глядел,
Как будто он — умалишённый,
И в этом весь его удел.
Гостей не сразу он заметил.
Увидев же, с крылечка встал,
Поклоном на поклон ответил
И жестом в дом пройти позвал.

В избе добротной в беспорядке
Разбросан скарб и тут, и там,
Да паутины сизой прядки
Висят по всем её углам.

За стол не убранный дубовый
Гостей хозяин усадил,
Потом принёс с вином ендову
И им по чарочке налил.

«Гостей не видывал давненько...» —
Промолвил, пригубив, кузнец.
«Слыхали, в этой деревеньке
Живёт умелый удалец,
Которому в кузнечном деле
На целом свете равных нет».
Хозяин хмыкнул: «Неужели?
Тем слухам очень много лет...»

Он чарку вновь свою наполнил
И после разом осушил.
И замер, будто что-то вспомнил,
О чём давным-давно забыл.
Глаза наполнились тоскою,
Он стиснул зубы и вскочил
И чарку сильною рукою,
Как будто муху, раздавил.
Затем на лавку опустился,
Сидел и головой качал,
Но вскоре, сколько ни крепился,
На руки глядя, зарыдал.

«В былые годы руки эти
Способны были укротить
Любой металл на белом свете —
С ним что угодно мог творить.
И даже самый непокорный
Послушным сделать я умел
И молотом, и жаром горна,
Того что в сердце  пламенел.
Я жил, дышал кузнечным делом,
И мастерство моё росло.
Своим единственным уделом
Я видел это ремесло.
Взглянуть съезжались отовсюду,
Как, взяв безжизненный металл,
Творя на наковальне чудо,
Я словно жизнь в него вдыхал.

Безбедно жил я: за работу
Всегда сполна платили мне.
Но коль помочь попросит кто-то —
Не говорил я о цене.

«Негоже это — наживаться,
Когда пришли к тебе с нуждой.
Им пособи, тебе воздастся» —
Учил меня родитель мой.
Я жил по совести, внимая
Заветам своего отца.
Работал, рук не покладая,
И труд простого кузнеца
Хоть и непрост, мне был не в тягость.
И день за днём я постигал
Его премудрости, и радость
Случалась, если открывал
Я для себя его секреты,
Когда искал и находил
Давно искомые ответы...
Вот так когда-то я и жил».

Он замолчал. Поднялся, снова
Себе и путникам налил
Вина по чарке молодого,
Хлебнул и вновь заговорил:

«К познанью тяга приносила
Свои чудесные плоды:
Росло уменье, крепли силы,
Я не испытывал нужды.

Однажды словно озаренье
Сошло, иначе не сказать:
Ведь кузницы своей под сенью
Я научился лёд ковать!
В тот миг мне верилось едва ли,
Что получилось сделать то,
О чем на свете не слыхали,
Чего не делывал никто!

Молва об этом разлетелась.
И к кузнице моей народ
Съезжался — видеть всем хотелось,
Как пламень укрощает лёд.

Не знаю сам, как получилось,
Я возгордился — горе мне!
Всё словно в бездну покатилось,
Я жил, как будто в страшном сне:
Отца покойного заветы,
Соседей добрых и друзей
Я променял на звон монеты —
Стал поклоняться только ей.
А как-то раз ко мне в светлицу,
Стройна и словно снег бела,
Вошла красавица-девица
И разговор такой вела:
«Молва идёт по белу свету,
Тебе — умельцу-удальцу —
В кузнечном деле равных нету...»
Такое слово гордецу
Елеем на; душу ложится,
А та, что молвила его,
Теперь богиня и царица —
Её желанье для него,
Что пчёлам мёд — всего важнее!
Его исполнить он спешит
Как только может поскорее...
Вот что порой с людьми творит
Гордыня! Девица спросила:
«Ты можешь ключик изо льда
Мне выковать? Тебе по силам?»
Немедля я ответил: «Да!»

Она добавила: «Тем паче
Тебе я щедро заплачу,
Коль скоро справишься с задачей.
Тебе ж такое по плечу?»
«К утру управлюсь, — я ответил. —
На «ять», не бойсь, не как-нибудь.
Ступай, покуда вечер светел,
Да об оплате не забудь».

Всю ночь я рук не покладая
Трудился в кузнице своей.
Пришла девица. Ключ, сверкая,
Лежал в тряпице перед ней.
Она в руках его вертела,
Лишь повторяя: «Ну и ну...»
И положила мне за дело
Тугую золота мошну.

Я отвернулся на мгновенье,
А девицы простыл и след:
Исчезла, будто бы виденье —
Стояла тут — и нет как нет.
А после вот что приключилось:
Я стал всё чаще замечать,
Из рук всё будто бы валилось —
Порою даже и начать
Никак не мог с утра работу —
То клещи или молот мой
Нарочно словно прятал кто-то,
То уголь в горне был сырой.

Какой-то, может, озорует
Забавы ради дурачок?
Иль это домовой балует?
Чем я его обидеть мог?
Поймать негодника пытался —
Лишь потерял покой и сон:
Из кузни ночью раздавался
То скрип, а то какой-то звон.
Я безобразника старался
Подкараулить в час ночной,
Но он как будто насмехался
Да потешался надо мной —
Бывало, в кузнице ночую
И жду его, когда придёт,
А он меня там словно чует —
К утру весь дом перевернёт!
А стоит в доме притаиться
И не смыкая глаз прождать
Всю ночь, а поутру дивиться,
Что в кузне натворил опять!

Быть может — это наказанье
За то, что с верного пути
В угоду алчного желанья
Однажды я решил сойти?

Всё, что имел, без сожаленья
Раздал соседям и друзьям...
Да только это наважденье
И ныне здесь — то тут, то там
Порой ночною громыхает.
А стоит хоть чуть-чуть прибрать,
Всё снова за ночь разбросает...
Никак мне с ним не совладать.
А может, мне мученье это
За то, что я сумел познать,
Постичь запретные секреты
И научился лёд ковать?

Кузнечное я бросил дело
Тому уже немало лет...
Того, о ком молва гудела
Давным-давно в помине нет...»

Кузнец умолк. «Позволь остаться
Нам у тебя заночевать.
Бывает всяко, может статься,
Сумеем за ночь разгадать
Загадку твоего несчастья, —
Негромко Яромир сказал. —
Глядишь, избавим от напасти
Тебя». Хозяин отвечал:
«Тут места вдоволь — оставайтесь, —
И он рукой кругом обвёл. —
Мой дом — ваш дом. Располагайтесь.
Я лягу у печи на пол».
Тут витязь к спутнику склонился
И прямо в ухо прошептал,
Чтоб в доме тот один ложился,
Но чтобы очи не смыкал.
«А я, — добавил, — в кузне старой
Покараулю. Может быть,
Нам безобразника на пару
Удастся нынче изловить».

Спустилась ночь. Сверчки запели.
Лишь круглолицая луна
В перинной облаков постели
Стыдливо нежилась одна.

А витязь в кузнице укрылся:
В углу соломы накидал,
Рогожей старою накрылся
И, затаившись, тихо ждал.

Всё стихло. В полуночном мраке
Деревня безмятежно спит.
Чу! Вдруг залаяли собаки...
Сквозь сумрак Яромир глядит —
Дверь, тихо скрипнув, отворилась,
И в лунном свете перед ним
Старушка в кузне появилась
Росточком, может быть, в аршин.
Сперва прислушалась. Застыла...
А после шустро принялась
Переставлять, что находила —
Откуда только прыть взялась!
Она по кузнице в потемках,
Как мысь по дереву, снуёт...
«Вот диво! Что за старушонка?» —
Подумал Яромир. И вот
Лишь только рядом очутилась
Она с укрытием его,
Он хвать её! Она взмолилась,
Пусти, мол, требуй хоть чего!

«Сперва ответь, почто тиранишь
Ты кузнеца который год?
Да помни, коль лукавить станешь —
Не жди пощады наперёд!»

«Мил человек, пусти. Клянуся,
Тебе всю правду расскажу...»
«Что ж, верю. Но смотри, бабуся,
Обманешь — впредь не пощажу».

Он припасённою свечою
Во мраке кузни посветил,
Старушку взял и пред собою
На наковальню усадил.

«Поведай, кто ты? Что худого
Тебе он сделал? Столько лет
Уже изводишь удалого
Ты кузнеца...» Она в ответ:

«Не в пору мне теперь таиться,
К тому же слово я дала
Как на духу тебе открыться...»
И речь такую повела:
«Всяк человек, что лесом ходит,
Его встречал наверняка:
Порой кругом трёх сосен водит
Мой муж иного ходока.
В народе Лешего не любят,
Хоть он, поверь мне, незлобив.
Мол, путников зазря лишь губит,
Ан нет — он с ними справедлив:
Его всегдашняя забота —
Зверьё да птиц оберегать.
И глупой прихоти кого-то
Он не посмеет волю дать.
Тому, кто с ним учтив, поможет
В лесу дорогу отыскать,
А коль ведёт себя негоже —
Сурово может наказать.

И обо мне молва худая
Идёт. Да байки эти врут,
А то вон и детей пугают!
Меня Кикиморой зовут.
Я на людское племя злобы
И малой капли не держу:
Ни мора, ни какой хворобы
Я на людей не навожу.
Бывает, что и к Домовому
На помощь прихожу порой,
Когда управиться по дому
Не успевает Домовой.
Но коль хозяйке станет ленно
Блюсти свой дом — я тут как тут:
Всё буду портить непременно,
До той поры, когда начнут
Опять хозяева такие
Порядок в доме соблюдать.
Ведь им не слуги Домовые —
Они готовы помогать
Вести хозяйство, но покуда
Лишь сажа, пыль да сор кругом,
Хозяйке пряжу путать буду
И прятать в доме всё тайком».


«Ужели ты сказать мне хочешь,
Что и кузнец таким же был?
Да ты мне голову морочишь!
Он сам хозяйство запустил?
А может, то заклятье злое? —
Промолвил витязь. — Али нет?
Поведай, не криви душою!»
Ему Кикимора в ответ:

«Я приходить в дома людские
Могу не только потому,
Что там хозяева плохие,
Еще — по зову одному:
Его мне сила не подвластна —
Как мотылёк на свет лечу,
Людей терзаю понапрасну,
Хоть зла им вовсе не хочу».

«Ответь, какому чародею
И почему ты так служить
Должна? Быть может, я сумею
Тебя от чар освободить?»
«Ах, витязь! Дело тут непросто...
Красива в дальние года
Была я, но иного роста,
Увы, не знала никогда.
Все потешались надо мною,
Хоть с ними я всегда была
Открыта сердцем и душою,
Добра, учтива и мила.

Шло время, становились злее
Насмешки надо мной, и я
Кляня судьбу, себя жалея,
Жила, обиду затая.
Коль в воду камни ты бросаешь,
То будут по воде круги,
А коль кого-то обижаешь,
Не будет дружбы, вы — враги.

И вот я начала стараться,
Чтоб слов нелестных избежать,
С людьми и вовсе не встречаться
Да кукиш за спиной держать:
Ведь ежли всё-таки случится
Кого-то встретить на пути,
Чтоб не посмел остановиться,
И продолжал себе идти...

А как-то раз седобородый
Купец на ярмарку позвал,
Да там пред всем честным народом
Меня бесстыдно осмеял...
Сквозь слёзы я запоминала
Всех, кто смеялся надо мной,
Потом им кукиш показала
И побежала прочь, домой.

Им вскоре не до смеха стало:
Я заглянула в каждый дом
И всюду, где я побывала,
Перевернула всё вверх дном!

Они смеялись надо мною,
Но вот пришла моя пора:
Придя, укрыта тьмой ночною,
Я им до самого утра
Поспать спокойно не давала —
Дверьми скрипела иль об пол
Тарелки, чугунки швыряла,
А то, вскарабкавшись на стол,
Как дикий зверь стонала, выла
И крики страха, плач детей
Душе и сердцу стали милы,
Что ночи сделались черней...

Потом деревню, где росла я,
Покинула да в лес ушла,
Где горя от людей не зная,
Спокойной жизнью зажила.

Однажды у ручья лесного
Из чащи вышел мужичок
Ко мне. Был роста небольшого...
Видать, как я — лесовичок.


«Я — Леший. Лес оберегаю
И каждый день сюда хожу
И за тобою наблюдаю —
Сижу и глаз не отвожу.
И вот сегодня так случилось,
Что я решился рассказать
О том, что ты мне полюбилась.
Коль ты не против — в жены взять».

Меня смятенье обуяло:
Хоть он и был хорош собой,
Любви дотоле я не знала,
Все лишь смеялись надо мной.

«Позволь просить благословенья
Мне у родителей твоих».
Я отвечала: «К сожаленью,
Я никогда не знала их...»

И в тот же миг такой тоскою
Душа наполнилась моя,
Что слёзы потекли рекою...
Тогда, на берегу ручья
Я поняла, как одинока,
Живя лишь с горюшком своим,
И как судьба моя жестока:
Ведь я одна, как перст един...

А Леший: «Девица, не бойся!
Прости, коль чем обидеть мог.
Молю — скорее успокойся...»
И сел на траву подле ног.

Потом мы по лесу гуляли.
Он был со мною очень мил.
Когда уже рассвет встречали,
Вновь замуж выйти предложил.

«Тебя я полюбить бы рада,
Да только места в сердце нет —
То за дела мои награда:
В дома людские много лет
Ночами тёмными влезала
И всем, кто в этом доме жил,
Покойно почивать мешала,
Покуда не лишались сил.

Ничто меня не занимало,
Вся жизнь — отмщение была,
Месть душу с сердцем выжигала,
Покуда вовсе не сожгла.
Теперь в сердечке места нету
Ни для кого... И как же быть?»
«Давай попробуем совета
У Духов Леса испросить.
Они помогут, хоть какая
Со мной случилась бы беда.
Мы — братья все, и каждый знает —
Брат брата выручит всегда!»

По лесу долгие плутанья
Нас наконец-то привели
К сокрытой в зарослях поляне —
Вокруг неё Дубы росли:
Они как будто головами
Склонились — кроны их сплелись,
И, словно сильными руками,
Ветвями дружно обнялись.

Когда посредь поляны встали,
То Леший речь свою повёл:
«Ах, братья милые! Едва ли
Я к вам за помощью пришёл,
Коль мог бы справиться с бедою,
Но это выше сил моих...»
Тут листьев шум над головою
Как будто на мгновенье стих.

Раздался голос: «Понапрасну
Ты не кручинься, брат меньшой!
Поможем девице прекрасной
Избавиться от доли злой:
Всё то, что нынче сердце гложет,
Мы в Кукиш можем заключить.
Тогда, освободившись, сможет
Твоя избранница любить.
Но помни, девица, отныне
Ты будешь Кукишу служить:
Коль кто его в чей дом подкинет,
Тебе придётся приходить
И вновь терзать людей ночами,
Покуда Кукиш не найдут
Хозяева в том доме сами
И со двора не унесут.
Еще хозяек нерадивых
Тебе придётся поучать
Неаккуратных да ленивых,
Свой дом в порядке содержать».

За жизнь свою я не слыхала
Ни разу доброго словца.
И потому порой мечтала,
Что как-то встречу молодца,
Который от душевной боли
Избавив, будет защищать
И никому уж не позволит
Её мне снова причинять.
Я поняла, что нет мученья,
Чем одиночество, страшней,
Когда лишь с собственною тенью
Ты проживёшь остаток дней.

«Скажи, останешься ли рядом
Со мной, коль дам я сей обет?»
«Мне окромя тебя не надо
Другой!» — был Лешего ответ.

Я согласилась. Зашумела
Листва у нас над головой.
Как стихла, будто бы запело
Сердечко пташкою лесной!

Вот так под сенью древ могучих
Меня нашла судьба моя.
Чего могла б желать я лучше?
С тех пор мы все — одна семья.

Но верность слову сохраняя,
Теперь я Кукишу служу —
Когда меня он призывает,
Я снова к людям прихожу.
И в этот дом его веленьем,
Которому уж несть конца,
Явилась я, неся мученья
Для бедолаги кузнеца.

Кого ж так злоба обуяла?
Кому он мог так насолить,
Что тот, ни много и ни мало,
Решил его со свету сжить?»

«Так дело в кукише, который
Ему подкинул кто-то в дом?
Всё прекратится в туже пору,
Как только мы его найдём?»

«Я избавленью рада буду —
Давно проказы мне не всласть,
И доброты не позабуду...
Не дай же молодцу пропасть!»

Лишь только петухи пропели,
Чтоб время даром не терять,
На руку скорую поели
И Кукиш кинулись искать.
Вверх дном весь дом перевернули —
Смотрели, кажется, везде,
На крышу даже заглянули:
А вдруг у аиста в гнезде
Треклятый Кукиш притаился?
Ан нет, не сыщется никак...
«Чтоб он сквозь землю провалился!
Ужель попали мы впросак?» —
Воскликнул Яромир с досады
И снова посмотрел вокруг
Да к спутнику, что был с ним рядом,
Он обратился: «Слушай, друг,
Приподними-ка половицу,
Что у порога, вон, гляди —
Не он ли это из тряпицы
Узлом завязан?»
               «Погоди...
Мне кажется, узор я знаю...
Да, точно! Это уголок
Плаща Морены! Вспоминаю,
На нём оборван был кусок!»

«Так вот как значится решила
Когда-то Мара поступить,
Чтоб веры в собственные силы
Навеки кузнеца лишить!»

И за ворота поскорее
Тряпицу гадкую снесли,
Где ветер лишь золу развеял,
Когда они её сожгли.

Кузнец, от радости сияя,
И счастья слёз не смея скрыть,
На стол к обеду накрывая,
Спросил: «Как мне благодарить
Вас за чудесное спасенье?
Отныне знайте — чем смогу
За от напасти избавленье
Везде и всюду помогу!»

«Твоё уменье пригодится,
Ведь мы пришли тебя просить:
Ключ ледяной, что для девицы
Ты сделал, сможешь повторить?»

Кузнец нахмурился. Печали
Его лицо укрыла тень...
«Не знаю, справлюсь ли? Едва ли...
Уже не вспомню даже день,
Когда горнило раздувая,
До пота мехи я качал
И, молота не выпуская,
Я в кузнице рассвет встречал.
Боюсь, уж руки позабыли,
Что значит молота удар.
Тех славных дней, что прежде были
Уж не вернуть...»
                «Бесценный дар
Тебе преподнесён судьбою!
Никто не смеет отобрать
Его — навеки он с тобою,
Лишь верь, и сможешь ты опять,
Как в годы некогда былые,
Трудиться славно день за днём
И славу, горы золотые
Вновь обретёшь своим трудом.
Идём же в кузницу скорее! —
Поднявшись, Яромир сказал. —
Поверь в себя!» Едва робея,
Кузнец, собравшись с духом, встал.

И вот работа закипела:
Над горном взвился дым столбом,
И наковальня зазвенела —
Всё будто ожило кругом!

По-над деревней разливался
Давным-давно забытый звон,
У дома кузнеца собрался
Народ: «Неужто снова он, —
Промеж собой шептались люди, —
Решился молот в руки взять?..»
«Да бросьте, ничего не будет —
Он даже лошадь подковать
Теперь, наверное, не сможет —
Поди, уж всё и позабыл!»
«Пускай хоть вылезет из кожи —
В руках-то нету больше сил!»

Тут витязь вышел за ворота:
«Чего, зеваки, собрались?
Аль нет у вас другой заботы?
Пришли смеяться? Ну-ка брысь!»

Седой старик навстречу вышел:
«А ты откуда? Кто таков?
Двух путников, намедни слышал,
Кузнец пустил к себе под кров.
Коль ты в гостях, свои порядки,
Мил человек, не наводи!
Не то получишь по сопатке —
Нас вона сколько, погляди!»
«Прости, старик, погорячился.
Я — княжий витязь Яромир.
Пока никто не научился,
Чтоб на угрозах строить мир.
Мы к вам не праздности-забавы
Пришли со спутником моим...»
И о пленении Любавы
Историю поведал им.
О том, как устали не зная,
Шёл дни и ночи напролет,
Лишь помня, что в далёком крае
Его возлюбленная ждёт.
О том, как с волком повстречался
Он у костра ночной порой
И как в деревне оказался,
Про кузнеца с его бедой.
И как его от злой напасти
Смогли избавить, и теперь,
Когда прошла пора ненастья,
Его для всех открыта дверь.

Дивились люди: «Ну и дело!»
«Неужто правда?» «Вот те раз!..»
Раскрывши рты оторопело
Внимали, слушая рассказ.

Старик промолвил: «Мы не знали
Всего о кузнеце, ей-ей!
Ведь он в своей тоске-печали
Не сильно жаловал гостей.
С годами вовсе позабыли
О нём — как не было его...
Ох как же мы неправы были,
В беде оставив одного...»

Вдруг молот стих. И появился
Перед людьми и сам кузнец —
Он словно вмиг преобразился:
Всё тот же мастер-удалец,
А не невзгодами согбенный
Затворник перед ними был,
Не безобразный и презренный.
И речь такую говорил:
«Пред вами должен повиниться,
Мои соседи и друзья,
Напрасно ведь решил смириться
Со злой судьбой, как думал я.
Коль я б тогда вас не чурался,
Уверен, вместе бы смогли...»
Тут голос из толпы раздался:
«Уж мы бы точно помогли!»

Кузнец продолжил: «Нынче сила
Ко мне вернулась, и сейчас
Помочь, как это прежде было,
Готов я каждому из вас».
Он к Яромиру повернулся
И в пояс кланялся ему:
«Я словно ото сна очнулся!
Тебе и другу твоему
Теперь по гроб обязан буду,
Мне избавленья не забыть,
Которое подобно чуду
Меня сумело воскресить!»

Еще немного посудачив,
Народ разбрёлся по домам,
Желая витязю удачи.
И Яромир опять к мехам
Вернулся в кузню. Закипела
Опять работа — молот бьёт,
Кузнец орудует умело:
Клещами льда кусок берёт,
Вертит его перед собою,
Пристукнет чуть, опять глядит,
То проведёт по нём рукою,
То сунет в горн, где тот шипит...

Лишь небо стало золотиться
Румяной утренней зарёй,
Пред Яромиром на тряпице
Ключ красовался ледяной.

«Благодарю! Теперь со мною
Не хочешь к Дай-Ключу пойти?
Богатства хватит всем с лихвою —
Возьмёшь, сколь сможешь унести...»
«Спасибо, витязь! Но каменья
И злато-серебро теперь
Меня не манят. Лишь уменье
Моё — богатство, верь не верь.
Да вера в собственные силы,
Что вновь благодаря тебе
Обрёл. Друзья-соседи милы —
Всё, чем обязан я судьбе.
Иных сокровищ мне не надо
Гляди-ка, их и так не счесть:
Почёт — бесценная награда
За трудолюбие и честь.
Я нужен тут, в родимом крае.
Тебе ж любимую спасти
Скорее, Яромир, желаю —
Своё богатство обрести».

И Яромир пошёл сбираться,
Седлать ретивого коня.
«Кузнец, позволишь ли остаться?
Нет больше дома у меня:
Изба от молнии сгорела —
Что было, сгинуло в огне,
А та, что раньше душу грела,
Теперь не вспомнит обо мне...
Ведь в злоключеньях, что со мною
Случились, некого винить —
Лишь сам я этому виною,
Но нынче надо дальше жить».

Кузнец спросил: «А витязь что же,
Один отправится в поход?
Тебе бросать его негоже...»
«Уговорились наперёд
Мы с Яромиром — лишь к порогу
Ему я спутник твоему.
А к Дай-Ключу потом дорогу
Придется сдюжить одному».

«Коль уговор, так оставайся —
Возьму тебя в ученики.
Но ты уж, братец, расстарайся —
Кормить лентяя не с руки
Мне нынче. Нянькаться не буду,
Как говорится, взяв за гуж,
Не хнычь, что пуд не легче пуда
И не пеняй, что, мол, не дюж».

На том они и порешили
И свой нехитрый уговор
Рукопожатием скрепили.
К ним вышел Яромир на двор:

«Вот и пришла пора проститься —
Не терпит время — долг зовёт
В дорогу дальнюю пуститься,
Ведь в полоне Любава ждёт
И только грезит о спасенье:
Чтоб я вернулся поскорей,
Неся с собою избавленье
От мук голубушке своей.

Я никого из вас не стану
Просить, сколь сильно ни хочу,
Ни уговором, ни обманом
Пойти со мною к Дай-Ключу.
Судьбой своею каждый волен
Распоряжаться по уму
И, если только он не болен,
Всенепременно своему».

Они простились у порога,
И вскоре витязь в лес въезжал:
Лежала перед ним дорога,
Тот путь, который указал
Недавний спутник Яромира,
Чтоб он Дай-Ключ сумел найти
И ту, что всех сокровищ мира
Ему дороже, мог спасти.