деконструирована

В ловушке — не ловушка, а отражение ловушки, где злой дух, обернувшись желанием, шепчет сквозь трещины идиллии: «развяжи, развяжи!» — и снопы кукурузы падают в прах, пока небо темнеет не от ночи, а от того, что имя ночи уже стёрто. Плазмиды — не плазмиды, а призраки причинности, блуждающие между Аргентиной и Гавайями, неся в себе не гены, а следы того, что никогда не было записано, но всё равно управляет. Событие — не событие, а его собственная тень, бестелесная, до-личная, уже гражданская, уже мировая, уже разорванная на части, которые не складываются, но всё равно требуют мешков, верблюдов, бутылочек с порошком засохшего времени. Женщина забрасывает мотки — не шерсти, а криков, красных, как раны, и складывает шкуры, которые помнят прикосновения, но не помнят тел. Юноша в вуали из медалей танцует с копьями, будто с фаллосами забвения, прыгает — не вверх, а в бок, в щель между глубиной и поверхностью, где Танатос шепчет Эросу: «ты уже мёртв». Свет — не свет, а условность, а нейтрино — не поток, а насмешка над возможностью видеть вообще. Прибавочная стоимость — не стоимость, а дрожь в пальцах бухгалтера, который считает то, чего нет, но что управляет всем. Осень — не осень, а пауза, зажатая между двумя блестящими обманами, и город — не город, а дыра в слове «место», куда падают все имена, все карты, все обещания. Ветер несёт песок, но песок — это пепел от сожжённых различий: между частным и общим, между живым и мёртвым, между мной и тобой, которого уже нет. Ах! — вскрикивает верблюд, и из его пасти вываливается не слюна, а целая теория власти, покрытая шерстью и потом. О! — стонет земля, когда её вспахивают не плугом, а вопросом, который не имеет ответа, но требует жертвоприношения. Эй! — кричит Венера, мигая, как неисправный семафор, и ледяной дождь падает не с неба, а из будущего, которое уже произошло, но ещё не записано. Нет центра, нет начала, нет даже ловушки — есть только движение ловушки вокруг пустоты, которая смеётся, задыхаясь, в красной шерсти, в плазмидах, в мёртвом городишке, где даже скука уже деконструирована.