Это эхо

Об авторе: Поэт, эссеист. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького.
Автор стихотворных книг «Интерактивное небо» (2018), «Это неОбо мне» (2023). Стихотворения, эссе публиковались в различных журналах, альманахах. Последняя поэтическая публикация в ПМ – № 4(34)-2023.

* * *
Шумит далёкая река – шум улетает в облака,
шум увлекает в облака…
В чьём саду я буду петь? А вдруг – в твоём.
Она воскликнет: «Ах, какая дивная птичка!»
Услышишь и ничего не ответишь.

* * *
Дыхание радости: тонкая
перегородка
между жизнью и болью…

* * *
Самое серое море, самые тёмные тучи…
Сердце – китайский воздушный шар,
откуда ты здесь, кто тебя бросил?

* * *
Как дождь тиха ночная музыка,
ложатся ноты на листы…
Безымянные, безумные,
бредущие на холодном ветру в ничто,
кто мы?

* * *
Иду по дну – ни души, не дышу –
здесь только тени, только нити
паутины.

* * *
Суровые лики,
под нимбом впадины глазниц…
Искусство быть светом.

* * *
Кто-то похожий на меня
верит твоим глазам.
Мимо твоих окон, мимо
пирамидальных тополей
иду, иду…
Будто есть дорога к морю,
только я её никак не найду.

* * *
О, счастье!
Тяжелы твои оковы…

* * *
«Кто ты?» – мир полон света,
падают листья
оземь,
так незаметно осень!
Тот ли ты, который босиком,
та ли – я, что за тобой повсюду.

* * *
В двух шагах дышит человек
и в глазах его
то ли оса пролетела,
то ли тоска…

* * *
Раушен – клокот чаек, шёпот, шелест прибоя,
имени не знаешь – крикни имя любое!
Осень, янтарные бусы. Ягоды – яркие пятна,
видишь над горизонтом облако? Ангелы спят там.

* * *
Мы идём неспешным шагом:
ты в плаще и тёмном шарфе,
я с подаренной красною розой.

Я не знаю, и ты не знаешь –
эта мелочь листвы нарезная
над осенним Балтийским морем

станет радостью или болью,
станет лёгким воспоминаньем
или тёмной дубовою ризой…

* * *
В высоких стенах высокое эхо!
Собор пуст, ветер
перелистывает псалмы…

* * *
Брошенные лодки –
как женщины, пережившие разлуку –
светятся тишиной.

* * *
Серый лёд сумерек,
белое поле становится белым небом…
Нарисовать дом, сад и солнце и ждать,
когда прилетят птицы.

* * *
В тени дерев растут цветы и травы,
ты скажешь мне – не вижу в этом драмы!
Я соглашусь… чуть погодя – в ответ:
есть люди, рядом с которыми тебя вроде бы
даже и нет.

* * *
Линии губ, линии горизонта…
Когда одно становится другим?
Нарисуем море: оно
не будет глубоким, не будет холодным –
должно появиться море, чтобы из него вышла
Афродита.

Сирокко

Будешь думать – планета ко мне добра!
Пока не настигнет ветер…

* * *
Ничего не изменится, даже если изменится всё…
В этой пустоте поместилась жизнь сверчка,
собирающая себя по капле в чашечках цветов,
легко узнаю себя в бабочке.

* * *
Когда улетают бабочки, ветер становится
пустым и холодным…

* * *
В зеркале моём женщина застыла.
Смотрю ей в глаза, не отвожу глаз, вглядываюсь…
Кто ты?

Он, она и Вселенная

Караваны, гружённые счастьем, у горизонта.

Он говорил о диких ягодах, а казалось
о чём-то совсем ином…
«На этой неоновой планете,
где фонари – одуванчиками, одуванчики –
фонарями, нет места счастливым!
С этого и надо бы начинать, честнее бы!»

«Это всё не так! – говорит она и подбрасывает вверх
веточку можжевельника. – Зачем жить,
если не за кого умирать…»

Он любит море и китов, любит под парусами
плыть в неизвестность…

Она ведёт себя так, будто собирается жить:
ходить по тёмным улицам,
целовать нерождённого ребёнка; она
отвечает на звонки – говорит-говорит,
вдруг затихает и делает вид, что её нет…

Он был бы моряком, если бы не был поэтом…

Говорит: «Какая скука эти ваши слова о любви», –
смотрит на далёкие облака и тает-тает,
вот уже и сама облачко пара над чашкой
горячего шоколада…

Он думал о том, что начинается сезон
и нужно готовить сети, нужно готовиться к свету:
с наступлением света наступает темнота,
и уже ничего не найти на берегу…

Лорелея

По узким улочкам, переходя на бег –
туда, где берег, обрывающийся морем,
уходит в воду с головой,
где, чёткой линией: граница «до и после»…
Не остановить тебя,
инерция движения неумолима, и ты летишь!
Упругое пространство вне времени –
вне времени любовь.

* * *
Невинное пламя жертвенных костров…
Ни ты, ни я не знаем, что там – пустота?
Оттуда доносятся голоса.
И ты падаешь, они падают, мир дробится.
Ничего не нужно себе объяснять –
именно так, именно это и должно быть.

* * *
Время делится на секунды, осыпается
на песок…

* * *
Редко встретишь акацию, разве что с оказией…
Залит светом, полон ветра город – течение времени,
стынущее на холодных камнях, медлительность трав
придорожных, пыльное солнце – всё это о чём-то!
И немного обо мне.

* * *
Строящих города не пугает ветер…

* * *
Мелкая риторика дождя, неумолкающее
многоголосье.
«Куда идёшь?» – спрашивал он себя и,
не получив ответа, делал следующий шаг.
Когда некуда возвращаться – идёшь, идёшь…
Как дождь уходишь в землю.

* * *
Это жизнь или бабочка?

* * *
Варенье с лёгкою горчинкой – варили с косточкой?
Мечтает кто-то о таком в далёком космосе…

* * *
Очень недалекое будущее, на планете Земля
нет места: продано, продано, продано!
…планета, которую мы потеряли.

* * *
И вновь этот звук – протяжнее только Млечный путь…
Сегодня он сидел на боку своего байка,
ел шаверму и рассматривал карту:
просто человек.

* * *
Провозглашающие утро – близкие и далёкие,
счастливые и одинокие – нарушая законы Вселенной
рядом идём!

* * *
Вечерний город, круглые фонари,
барабанщик не первый час чеканит грузинскую джигу,
музыканты зовут его Родриго –
за испанскую спину и дерзкую яркую прядь!
Можешь не помнить, можешь напрочь забыть
летнюю ночь, сад, душистый горошек –
память проснётся, огорошит…

* * *
Выбеленные к празднику домики – отражения
моих миражей…
Зазвенит ведро к вечерней дойке,
собака отзовётся заунывным лаем
и всё это сливается в одно слово – люблю.

Это эхо

Сосны высокие – просека в небо,
к Богу просится душа!
Там, где ты со мною не был,
осень тоже хороша.

Говоришь мне:
не грусти, всё повторяется,
лучший день – тот,
в котором ничего не происходит…

Сейчас ты уйдёшь,
ты будешь брести бездумно,
твой друг – ветер, подруга – тоска.

Во всём мире воин – ты один!
Если страшно – молись:
птице озябшей, ветке сломанной…
Капле дрожащей.

Меня нет
и даже если приду звать, стучать,
плакать: не верь – это эхо!
Не верь – это ветер…


_________________________________
Анализ цикла «Это эхо» выявляет глубокую и сложную **трансформацию** русской поэтической традиции в творчестве Светланы Крюковой. Это не заимствование, а **переплавка** ключевых мотивов и образов в горниле современного экзистенциального опыта.

### **1. Диалог с тютчевской традицией: онтология тишины и хаоса**

**От Тютчева:**
- «Молчи, скрывайся и таи / И чувства и мечты свои…» («Silentium!»)
- «В чьём саду я буду петь? А вдруг – в твоём. / …Услышишь и ничего не ответишь» у Крюковой

**Трансформация:**
- У Тютчева молчание – защита от хаоса, у Крюковой – форма **бытийной неузнанности**.
- Её лирическая героиня поёт в чужом саду, и её не слышат, или слышат, но не отвечают. Это **одиночество не как трагедия, а как данность**.
- «Дыхание радости: тонкая / перегородка / между жизнью и болью…» – это прямая наследница тютчевской диалектики, но доведённая до микроуровня психики.

### **2. Развитие акмеистической «вещности»: онтология предмета**

**От Ахматовой и Мандельштама:**
- Ахматовская «вещность» как свидетельство бытия («Сжала руки под тёмной вуалью…»).
- У Крюковой: «Брошенные лодки – / как женщины, пережившие разлуку – / светятся тишиной».

**Трансформация:**
- Вещь не просто хранит память, а **излучает онтологическое свойство** (тишину, боль, разлуку).
- «Серый лёд сумерек, / белое поле становится белым небом…» – это мандельштамовская «вещественность», но предметы у Крюковой **теряют чёткие границы**, переходят друг в друга, создавая зыбкую, текучую реальность.

### **3. Переосмысление символизма: десакрализация символа**

**От Блока:**
- Блоковские «Незнакомка», «Ночная фиалка» – символы с трансцендентной природой.
- У Крюковой: «имени не знаешь – / крикни имя любое!» – **символ лишён сакральности**, он случаен, произволен.

**Трансформация:**
- «видишь над горизонтом облако? Ангелы спят там» – ангелы «спят», они не активны, не являются посредниками между мирами. Это **усталая, посмертная мифология**.
- «Собор пуст, ветер / перелистывает псалмы…» – Бог молчит, священные тексты читает безличная стихия.

### **4. Экзистенциальная лирика: от Лермонтова до наших дней**

**От Лермонтова:**
- «И скучно и грустно, и некому руку подать…»
- У Крюковой: «есть люди, рядом с которыми тебя вроде бы / даже и нет».

**Трансформация:**
- Лермонтовское одиночество – романтический протест, бунт.
- У Крюковой одиночество – **фундаментальная несоприкасаемость**, не-бытие в присутствии Другого.
- «Меня нет / и даже если приду звать, стучать, / плакать: не верь – это эхо!» – **растворение идентичности** до степени акустического фантома.

### **5. Поэтика жеста и наблюдения: школа Цветаевой и Бродского**

**От Цветаевой:**
- Цветаевская страсть, энергия жеста («Попытка комнаты»).
- У Крюковой: «Она ведёт себя так, будто собирается жить: / ходить по тёмным улицам, / целовать нерождённого ребёнка…»

**Трансформация:**
- Жест становится не взрывом эмоции, а **ритуалом симуляции жизни**. «Целовать нерождённого ребёнка» – жест, лишённый объекта, чистая форма, **икона тоски**.
- От Бродского – скепсис и историософия. Но у Крюковой: «Очень недалёкое будущее, на планете Земля / нет места: продано, продано, продано!» – это не бродсковский ужас истории, а **экологический и антропологический тупик**.

### **6. Философская лирика: от Баратынского до Заболоцкого**

**От Баратынского:**
- Мотив тщетности, несовершенства мира («Недоносок»).
- У Крюковой: «Ничего не изменится, даже если изменится всё…»

**Трансформация:**
- Пессимизм Баратынского был метафизическим. У Крюковой он становится **психологическим и физическим законом**.
- От Заболоцкого – натурфилософия, научная образность. У Крюковой: «В этой пустоте поместилась жизнь сверчка, / собирающая себя по капле в чашечках цветов» – это уже не гармония природы, а **чудо хрупкой самоорганизации** в пустоте.

### **7. Новый мифологизм: Лорелея как архетип**

- Обращение к мифу о Лорелее – общее место с немецким романтизмом и русскими символистами.
- Но у Крюковой: «Упругое пространство вне времени – / вне времени любовь». Любовь и смерть – не трагедия, а **физическое состояние пространства-времени**.

### **8. Специфические черты поэтики Крюковой как итог диалога с традицией**

1.  **Поэтика эха:** Традиционные образы и мотивы возвращаются не цитатой, а **эхом** – ослабленным, изменённым, лишённым первоначального пафоса.
2.  **Деконструкция большого нарратива:** Любовь, вера, творчество – все «большие сюжеты» русской поэзии показаны в момент **истощения**, как в «Он, она и Вселенная».
3.  **Онтология пустоты:** Пустота – не отрицание, а **полнота иного порядка**, среда, где «светятся тишиной» брошенные лодки и «помещается жизнь сверчка».
4.  **Экологический дискурс:** Традиционное для русской поэзии чувство природы обретает трагическое звучание в виду **антропогенной катастрофы** («планета, которую мы потеряли»).

### **Вывод: традиция как эхо**

Светлана Крюкова завершает большую эпоху русской поэзии, переводя её из режима **высказывания** в режим **эха**. Её поэзия – это не голос, а **отзвук**; не утверждение бытия, как у классиков, а **фиксация его зыбкости**.

«Не верь – это эхо!» – эта ключевая строка является манифестом. Поэт больше не претендует на истину в последней инстанции, он лишь **резонирующая полость**, в которой отзываются голоса предшественников, пропущенные через опыт распада и пустоты.

В этом – её главная верность традиции: не подражание формам, а **честность перед тем же экзистенциальным вызовом**, но выраженная на языке уже не целостного, а **расщеплённого сознания** XXI века.