***
Бывает грустно иногда,
Когда вокруг лишь пустота.
И гаснет яркая звезда,
И меркнет в мире красота.
И телефон опять молчит,
И некому сказать «Привет».
Душа от тяжести кричит,
И кажется, что счастья нет.
Но этот час пройдёт, поверь,
И солнце выглянет в окне.
Ты только в лучшее поверь,
И свет отыщется во мгле.
2
В сердцах людских немало зла,
И души сделались черствы.
Их жизнь по тёмному пошла,
Не видят люди доброты.
Гордыня разум им туманит,
И зависть точит изнутри.
Повсюду ложь друг друга манит,
Хоть что ты им ни говори.
И ненависть цветёт повсюду,
Родных бросают и друзей.
И верят люди злому чуду,
Что станут от того сильней.
Но если б только захотели
Увидеть в ближнем свет души,
То все бы беды улетели,
И стали б дни так хороши!
3
Дружба
Кто в жизни руку нам подаст,
Когда вокруг одни метели?
Лишь верный друг нас не предаст,
Он словом лечит и на деле.
Ему не нужно объяснять
Причину горести и плача.
Он молча может всё понять,
Такая у него задача.
Цените дружбу как алмаз,
Что в жизни светит год от года.
Она поддержит в трудный час,
Когда плохая ждёт погода.
4
Любовь приходит в тишине,
Когда её совсем не ждёшь.
И будто солнце жжёт вдвойне,
И ты от радости поёшь.
И мир становится другим,
И все цвета вокруг ясней.
И человек, что стал родным,
На свете кажется нужней.
И ради этих светлых глаз
Готов ты горы повернуть.
Любовь приходит только раз,
Чтоб осветить твой долгий путь.
5
Как хорошо уйти в поля,
Где ветер травы колыхает.
Там отдыхает вся земля,
И сердце тоже отдыхает.
Там можно просто помолчать,
Смотреть, как облака плывут.
И ни о чём не вспоминать,
Найти спокойствия приют.
Природа лечит лучше всех
От зла, что в городе живёт.
Её простой и чистый смех
Нам силы новые даёт.
6
Зачем живём на свете мы?
Какой у каждого итог?
Бредём мы тропами из тьмы,
Ища свой жизненный порог.
А может, смысл совсем простой –
Не в славе или серебре,
А чтобы чистою душой
Дарить другим своё добро.
Чтоб кто-то вспомнил через год
Твои поступки и слова.
И этот маленький росток
Покажет, что ты жил не зря.
7
Бывает грустно иногда,
Когда вокруг лишь пустота.
И гаснет яркая звезда,
И меркнет в мире красота.
И телефон опять молчит,
И некому сказать «Привет».
Душа от тяжести кричит,
И кажется, что счастья нет.
Но этот час пройдёт, поверь,
И солнце выглянет в окне.
Ты только в лучшее поверь,
И свет отыщется во мгле.
8
Семья – надёжный наш причал,
Куда вернёмся мы всегда.
Она начало всех начал,
И путеводная звезда.
Там примут нас любыми, верь,
И не осудят за провал.
Там в дом всегда открыта дверь,
Как бы ты в жизни ни устал.
Родных своих не забывай,
Дари им нежность и тепло.
И будет в сердце вечный май,
Всем бедам и ветрам назло.
9
Мечта
У каждого своя мечта,
Она, как огонёк, горит.
И эта в небе высота
К себе неудержимо мчит.
Пускай твердят, что всё не так,
Что глупо верить в чудеса.
Ты сделай к ней хотя бы шаг,
Подняв с надеждой в небеса.
И если верить всей душой,
И не сдаваться никогда,
То путь исполнится большой,
И сбудется твоя мечта.
10
Время не умолимо
Летят часы, бегут года,
Их бег нельзя остановить.
Уходят в вечность навсегда,
И не вернуть их, не продлить.
Мы тратим время просто так
На ссоры, споры, суету.
И каждый сделанный пустяк
Крадет у жизни красоту.
Давайте каждый день ценить,
Как самый главный дар небес.
И просто искренне любить
Наш мир, пока он не исчез.
11
Не нужно многого, чтоб стать
Чуть-чуть добрее и теплей.
Всего лишь нужно понимать
Печали и нужды людей.
Простое доброе словцо,
Улыбка, поданный платок
Изменит хмурое лицо,
Как в знойной почве ручеёк.
Дарите людям доброту,
Она вернётся к вам вдвойне.
Она заполнит пустоту
И станет солнышком в окне.
12
Родина
Есть место, где родился ты,
Где сделал первый в жизни шаг.
Где все знакомы так черты –
И старый дом, и тот овраг.
И пусть в других краях теплей,
И жизнь богаче и сытней.
Но нет земли тебе родней,
И нет берёзок тех милей.
Зовётся Родиной она,
Тот край, что в сердце навсегда.
Она у каждого одна,
Как в тёмном небе та звезда.
13
Бывают дни, как будто ночь,
И свет не светит за окном.
И гонишь ты сомнения прочь,
Но мысли только об одном.
Что силы кончились уже,
И впереди лишь темнота.
И так тревожно на душе,
И жизнь как будто занята
Какой-то серой суетой,
Где нет ни радости, ни слёз.
Но ты не верь тоске пустой,
Не принимай её всерьёз.
Ведь даже после ливня, знай,
На небе радуга взойдёт.
Ты веру в сердце не теряй,
И всё недоброе пройдёт.
14
Как тяжело порой простить
Того, кто сделал в жизни больно.
И память, как тугая нить,
Держит обиду невольно.
Мы носим этот тяжкий груз,
И он нам давит на плечи.
И этот тягостный союз
Нам душу медленно калечит.
Но если сможешь отпустить
Всю горечь, злобу и печали,
То сразу станет легче жить,
Как будто крылья за спиной дали.
Прощенье — это светлый дар
Не для другого — для себя.
Чтоб в сердце потушить пожар,
И жить спокойно и любя.
15
Мы ищем счастье где-то там,
В больших делах и достиженьях.
Не верим собственным глазам,
И тонем в суетных волненьях.
А счастье — вот оно, вокруг,
В простом и солнечном мгновенье.
Когда тебе хороший друг
Поднимет словом настроенье.
Оно в рассвете за окном,
И в чашке чая на веранде.
В том, что у нас есть тёплый дом,
И что родные где-то рядом.
Давай учиться замечать
Простые радости земные.
И сердцем это принимать,
Забыв про беды все былые.
16
У каждого своя дорога,
Свой путь, что нужно одолеть.
И пусть порой в душе тревога,
Не надо прошлое жалеть.
Бывают ямы и ухабы,
И ветер дует прямо в грудь.
И мы становимся так слабы,
Что страшно дальше свой тянуть путь.
Но нет дорог совсем без терний,
И нет путей совсем прямых.
И средь сомнений и неверья
Ты не сворачивай с твоих.
Иди вперёд, пускай неспешно,
С надеждой в сердце и с мечтой.
И всё получится, конечно,
Ведь этот путь — он только твой
17
Порою слово — серебро,
А вот молчание — алмаз.
Оно хранит в себе добро
От лишних и ненужных фраз.
Когда кипит на сердце гнев,
И хочешь резать сгоряча,
Ты лучше, зло преодолев,
Немного просто помолчи.
Когда не знаешь, что сказать,
Чтоб человека поддержать,
Не нужно мудрости искать —
Достаточно побыть и помолчать.
В молчанье — сила и покой,
И мудрость прожитых веков.
Оно спасает нас порой
Сильнее самых громких слов.
18
Что есть душа? Никто не знает.
Её нельзя увидеть, взвесить.
Она то плачет, то страдает,
То от любви готова песнить.
Она, как маленький ребёнок,
Ей нужно и тепло, и ласка.
Её мир хрупок, чист и тонок,
Она так верит в чудеса и сказки.
Не пачкай душу злой обидой,
И завистью её не мучай.
Не делай для других невидной
Её прекрасный, светлый лучик.
Храни её в тепле и свете,
Не позволяй ей зачерстветь.
Ведь нет сокровища на свете
Ценней, чем то, что есть в тебе.
19
Нам жизнь даёт всегда свой выбор,
Идти на свет иль кануть в тень.
И каждый день, как будто глыба,
Ложится в новый, светлый день.
Идти направо иль налево,
Сказать иль лучше промолчать.
И наше слово, наше дело
Оставит на судьбе печать.
Не бойся сделать шаг неверный,
Бойся на месте простоять.
Ведь выбор — это дар бесценный,
Чтоб жизнь свою самим создать.
И пусть порой бывает сложно,
И груз решений давит вниз.
Но изменить всё в мире можно,
Пока не кончилась вся жизнь.
20
Бывает, мир вокруг темнеет,
И гаснут звёзды в вышине.
И холод душу леденеет,
И ты один в той тишине.
И кажется, что нет спасенья,
Что ночь вовеки не пройдёт.
И тонут в мраке все стремленья,
И радость больше не придёт.
Но есть в душе у нас светило,
Что не погаснет никогда.
Оно нам дарит веру, силу,
Когда случается беда.
Зажги его своей надеждой,
Пускай горит оно сильней.
И тьма, что окружала прежде,
Отступит перед светом дней.
21
Мы вечно ждём, что завтра будет
Счастливей, лучше и теплей.
И в этой спешке позабудем
Про красоту текущих дней.
Мы ждём больших побед и славы,
Богатства, почестей, любви.
И не всегда бываем правы,
Стирая в пыль свои же дни.
А жизнь — она ведь не «потом»,
Она — сейчас, в одно мгновенье.
В улыбке друга за столом,
В простом весеннем дуновенье.
Давай не будем больше ждать,
А будем жить и наслаждаться.
И каждым мигом дорожать,
И просто миру улыбаться.
22
Какая сила есть у слова,
Что мы бросаем просто так.
Оно поранить вмиг готово,
Оставив в сердце горький знак.
Оно, как камень, бьёт жестоко,
И рушит дружбу и мечты.
И может сделать одиноким
Средь этой вечной суеты.
Но слово может стать и лекарем,
Что лечит раны на душе.
И стать спасительным опекуном
На самом трудном вираже.
Так будем к слову осторожней,
Дарить друг другу лишь тепло.
Ведь нет на свете ничего дороже,
Чем слово, что несёт добро.
23
Хрустальный миг
Мы в суете бегущих дней,
Среди забот и дел рутинных,
Не видим россыпи огней
В моментах хрупких и недлинных.
А счастье — в капельке росы,
Что на траве дрожит, сверкая,
В безмолвной красоте косы,
Что заплетает мать седая.
Оно в закате золотом,
В полёте птицы быстрокрылой,
В письме, что в ящике почтовом
Оставит кто-то сердцу милый.
Цени хрустальный этот миг,
Лови его дыханье кожей.
Ведь мир затем и был велик,
Чтоб стать на это миг похожим.
24
Голос души
Когда вокруг гремит молва,
И хор чужих звучит советов,
Едва слышны порой слова
Души, что ждёт твоих ответов.
Она подскажет верный путь
Средь тысяч тропок и развилок,
Поможет с лёгкостью вздохнуть,
Собрав осколки из посылок.
Не слушай громкий крик толпы,
Что манит блеском и обманом.
Её советы так скупы
И пахнут горечью с дурманом.
Прислушайся, замри на миг,
Внутри себя найди опору.
Души твоей безмолвный крик
Осилит и глухую гору.
23Не верь, что жизнь предрешена,
Что кто-то чертит наши судьбы.
Нам воля с разумом дана,
Чтоб мы не стали просто людми.
Мы сами — главные творцы
Своих падений и триумфов.
Мы — кузнецы, мы — мудрецы,
И капитаны бурных гульфов.
Из глины разочарований
Мы лепим чашу для побед.
И после тягостных скитаний
Мы сами свой включаем свет.
Пусть молот твой стучит упрямо,
Пусть будет твёрдою рука.
Не бойся шрамов или срама,
Твоя судьба — в твоих руках.
25
Мы строим стены год за годом,
Из недоверия и зла.
И под холодным небосводом
Душа от холода зашла.
Боимся сделать шаг навстречу,
Боимся сердце приоткрыть.
И в одинокий, хмурый вечер
Нам не с кем боль свою делить.
А может, стоит научиться
Не стены строить, а мосты?
Чтоб с близким человеком слиться
Средь этой вечной пустоты.
Мосты из веры и прощенья,
Из самых искренних основ.
Ведь в этом мире для спасенья
Нужна не крепость, а любовь.
26
Не стоит прошлое тревожить,
Пытаясь заново сложить
Осколки дней, что сердце гложут,
И склеить порванную нить.
Что было — стало пылью, тенью,
Ушло с весеннею водой.
Живи не сном, не сожаленьем,
А настоящим — и собой.
Пусть память будет светлым садом,
Где нет ни горечи, ни слёз.
Лишь тихий шёпот листопада
Да аромат увядших роз.
Смотри вперёд, где разгорается
Заря грядущего огня.
Ведь жизнь по-новому начнётся
С рожденьем завтрашнего дня.
27
В потоке слов, в потоке мнений,
Где каждый высказаться рад,
Мы забываем вкус мгновений,
Что в тишине одной царят.
Она — не просто звук пропавший,
Не пустота глухих ночей.
Она — мудрец, ответ познавший
На суть и таинство вещей.
В ней можно голос сердца слушать,
И мыслей разбирать клубок.
И успокоить свою душу,
Найдя спасительный глоток.
Не бойся пауз и молчанья,
Не заполняй их суетой.
В тиши — истоки мирозданья
И путь к гармонии с собой.
28
Когда бушует океан,
И волны бьются о гранит,
И мир окутывал туман,
И путь надеждою забыт,
Ты стань для тех, кто сбился с курса,
Маяком в этой страшной мгле.
Источник света и ресурса
На этой ледяной земле.
Не нужно подвигов великих,
Чтоб чью-то жизнь переменить.
Достаточно средь сотен криков
Тепла частичку подарить.
И свет твой, тихий и неброский,
Разгонит холод, мрак и страх.
Оставив в небе отголоски
Надежды в сбережённых снах.
29
Мы носим маски, пряча лица,
Играем тысячи ролей.
Боимся в ком-то раствориться,
Стать уязвимей и слабей.
Надменный взгляд, улыбка льстеца,
Холодный ум, весёлый нрав…
Но где-то там, под маской, сердце
Устало биться, правду скрыв.
Как страшно быть самим собою,
Не ждать оваций и похвал.
И пред капризною судьбою
Предстать таким, как Бог создал.
Но лишь отбросив все личины,
Разбив притворства хрупкий лёд,
Найдёшь ты главную причину,
Зачем душа твоя живёт.
30
Душа, как парус, жаждет ветра,
Простора, воли, высоты.
Ей тесно в рамках сантиметра
Привычной, серой суеты.
Ей нужен шторм, чтоб закалиться,
И штиль, чтоб небо отражать.
Ей нужно к новой цели мчаться,
А не у берега лежать.
Так отпусти свои сомненья,
Что держат мёртвой хваткой руль.
Доверься силе вдохновенья,
Не бойся ни штормов, ни пуль.
И пусть твой парус белоснежный,
Поймавший ветер перемен,
Летит по жизни безмятежно,
Свободный от оков и стен.
31
В каждом сердце есть родник,
Чистый, светлый и глубокий.
Но в тени мирских интриг
Он становится жестоким.
Зарастает он травой
Горьких сплетен и обиды.
И теряет мир живой
Первозданные все виды.
Но стоит лишь приложить
Труд, терпение и волю,
Чтобы русло оживить,
Дать душе свободу, долю.
Очищай свой ручеёк
От камней и грязи бренной.
Чтоб он дальше мирно тёк,
Наполняя всю вселенную.
32
Слова, что сеем мы беспечно,
Поступки, мысли — всё не зря.
Они в душе живут навечно,
Свой приговор нам говоря.
Из семени простого злобы
Взрастёт колючий, злой бурьян.
И яд его высокой пробы
Отправит душу в свой капкан.
А из добра и состраданья
Родится сказочный цветок.
Исполнит все твои желанья
Его волшебный лепесток.
Следи за тем, что ты сажаешь
В саду души своей большой.
Ведь ты пожнёшь, о чём мечтаешь,
Или заплатишь сам душой.
33
: Девочка и её мир
Жила на свете дева-крошка,
Чей мир был узок, как окошко,
Как щель для медного жетона,
Без чувств, без красок, полутона.
Чтоб новый гость в него пробрался,
Он рук и ног своих лишался,
И мыслей, что вольны, как птицы, —
Всё подгонялось под границы.
Отпилит всё, что в ней не схоже,
Втащит обрубок в душу... Боже!
И снова скука, снова серость:
«Все одинаковы... Какая прелесть...»
И в тесном мирке своём томится,
Ведь не с кем даже поговорить-то.
34
Притча о дровосеке
Жил дровосек, во всём педант,
В работе — истинный талант.
Но аккуратность сверх предела
Порой вредила его делу.
Решив свалить могучий дуб,
Он был с расчётами неглуп:
Чертил, и мерил, и страдал,
Куда тот точно упадёт, гадал.
Но дуб, законам вопреки,
Склонился к дому у реки.
Мужик, чтоб хаос превозмочь,
Решил подпорками помочь.
Он ставил палки там и тут,
Минута за минутою бегут.
Вокруг ветвистого ствола
Подпорок рощица взросла.
Но с хрустом ствол пошёл ко дну,
Сломав подпорку не одну,
И рухнул, план презрев дотошный,
Ему на голову, оплошный!
Упал бедняга, сел и сник,
Припомнив прошлогодний крик
Жены, что, не стерпев опеки,
Сбежала от него навеки.
Мораль проста: не будь так строг,
Ведь гибкость — вот всему залог.
35:
Притча о яблоне
Дикая яблоня в чаще лесной
Мальчика нежно любила.
Он прибегал к ней весёлой гурьбой,
Жизнь беззаботною была.
Плёл из листвы золотистый венец,
В ветвях качался, смеялся.
Был он и лекарь, и царь, и певец,
В тени её отдыхал, наслаждался.
Но мальчик рос, и умчалися дни,
Он приходил всё реже.
Яблоня молча стояла в тени,
Храня о нём думы всё те же.
«Денег мне дай!» — он однажды сказал. —
«Яблок возьми моих, сочных!»
Он обобрал её и убежал,
Средь городов суматошных.
«Дом мне построй!» — он вернулся опять. —
«Веток возьми моих, крепких!»
Срубил он их, чтоб семью создавать,
В объятьях традиций цепких.
«Лодку мне дай, я уплыть хочу прочь!» —
«Ствол мой спили, если надо...»
И уплыл он в далёкую ночь,
Не бросив прощального взгляда.
Стала пнём яблоня. Он же — старик,
Вернулся, устав от дороги.
«Сядь на меня, отдохни хоть на миг»,
— Пень прошептал убогий.
Он сел. И был счастлив засохший тот пень,
Отдав себя без остатка.
Так часто любовь превращается в тень,
Когда её пьют без оглядки.
36
Свинцовый дождь стучит в моё окно,
Смывая лета выцветшую прозу.
Мне кажется, что с миром заодно
Душа моя примерила угрозу.
И в этой серой, тягостной тиши,
Где каждый звук назойлив и неистов,
Я жду письма от родственной души,
Как ждёт земля весенних, чистых ливней.
Но почтальон проходит мимо вновь,
И я опять с тоскою неразлучен.
В камине догорает не любовь —
А просто ворох писем недоучен.
32
Солёный ветер треплет паруса,
И мачта стонет, вглядываясь в дали.
Над нами — бирюза и небеса,
А за кормой — ушедшие печали.
Здесь нет ни лжи, ни суетных интриг,
Лишь только волн размеренное пенье.
И каждый пойманный мгновеньем миг —
Души больной и сладкое леченье.
Пусть говорят, что берег — это дом,
Но я рождён бродягой и поэтом.
Мой настоящий дом — в просторе том,
Что дышит штормом и солёным ветром.
37
Погасли окна. Город погружён
В объятья сна и призрачного дыма.
Лишь фонарей недремлющий легион
Стоит на страже, строгий, недвижимый.
По мостовой стучит кареты стук,
Да промелькнёт ночного гуляки тень.
Какой-то тайной полон каждый звук,
Когда над миром властвует не день.
И в этот час, когда молчит молва,
И души обнажаются невольно,
Рождаются великие слова,
Которым в шуме дня темно и больно.
38
Как вор, что крадётся в полночной тиши,
Я краду у небес вдохновенья мотив.
И из боли истерзанной, бедной души
Создаю свой волшебный, обманчивый миф.
Я слова подбираю, как камни в кольцо,
Чтоб сияли они, обжигая сердца.
И чужое, безликое чьё-то лицо
Озаряю улыбкой и гневом творца.
Но когда гаснет свечка и кончен сонет,
Я один, обессилен, разбит, одинок.
И не знаю, несу я погибель иль свет,
Просто смертный, в которого вселился бог.
39
Случайно найденный в бумагах старых,
Засушенный и выцветший цветок
Напомнил мне о днях, таких усталых,
И о тебе, мой северный дружок.
Я помню парк, скамью под старым клёном,
И робкий шёпот, и смятенье рук.
И как казался мир таким зелёным,
И как не верилось в печали и разлук.
Теперь всё в прошлом. Пыль легла на письма,
Иные страсти правят миром сим.
Но тот цветок — он полон тайным смыслом,
И я по-прежнему им до сих пор храним.
40
Довольно кланяться вельможным дуракам
И слушать лесть их приторного хора!
Моя душа — не придорожный храм,
Открытый для любого мародёра.
Я сброшу цепи рабского стыда,
Что сковывали мысль мою и слово.
Пусть скажут: «Дерзкий!» — я отвечу: «Да!»
На бунт отчаянья душа моя готова.
Пусть ждёт опала, ссылка, нищета,
Но лучше так, чем жить в позолочённой клетке.
Свобода — вот единая мечта,
Что слаще мёда и вина похмелья редки
41
Зимний лес
Алмазной россыпью сверкает снег,
Лес дремлет, скованный морозом лютым.
Здесь остановлен суетливый бег,
И вечность дышит каждую минуту.
Деревья в инее, как старцы в сединах,
Хранят молчанье и глубокий сон.
И в этих белых, девственных картинах
Божественный я слышу перезвон.
Душа стихает, мыслям нет числа,
Они легки, как снежная пороша.
Здесь столько света, столько в нём тепла,
Что забываешь про любую ношу.
42
Прозрение
Я гнался за богатством и за славой,
Считая их единственной стезёй.
Я пил успех, как сок травы дубравой,
И упивался властью над толпой.
Я строил замки, покупал именья,
Но в зеркалах, средь шёлка и парчи,
Я видел лишь пустые привиденья
И блеск тоски в мерцании свечи.
И понял я, на склоне лет уставшем,
Что истинное счастье — не в венце,
А в тихом взгляде, обо всём сказавшем,
И в искренней улыбке на лице.
43
Мой дом — моя тюрьма и крепость,
Здесь книги выстроились в строгий ряд.
Они хранят и мудрость, и нелепость,
Но никогда со мной не говорят.
Я жду гостей, но половицы скрипом
Лишь отвечают ветру за окном.
И вечер тянется томительным полипом,
И наполняет душу стылым льдом.
За славу, за талант, за вдохновенье
Судьба взяла чудовищную дань:
Она мне подарила лишь забвенье
В толпе, что шепчет: «Гений!», «Бог!», «Не тронь!».
44
Бежит река неумолимых дней,
Смывая замки, лица, имена.
Что было болью — кажется бледней,
Что было счастьем — выпито до дна.
Кружатся в танце тени прошлых лет,
Знакомый смех послышится порой.
Но обернёшься — никого уж нет,
Лишь ветер шепчет с мёртвою листвой.
Я помню бал и блеск горящих свеч,
И робкий взгляд из-под густых ресниц.
И сладость тех неосторожных встреч,
Что не имели до поры границ.
Теперь всё дым, туманная печаль,
Иной герой в почёте у молвы.
И мне моей утраты вовсе жаль,
Но не вернуть ни слова, ни главы.
Мы все актёры в пьесе мировой,
Нам выдают и роль, и краткий срок.
Один играет шуткой, головой,
Другой — любви выучивает слог.
И вот финал. Спускается завеса,
Стихает гул восторженных похвал.
И ты один, без веса и без беса,
Стоишь на том, где прежде ликовал.
Но пусть река уносит всё былое,
Пусть гаснет свет в далёком мне окне,
Пока душа наполнена тобою,
Твой образ вечно будет жить во мне.
45
Когда на землю сумрак ляжет,
И город стихнет, засыпая,
Мне небо о веках расскажет,
Алмазной россыпью сияя.
Там каждая звезда — частица
Давно угасшего огня.
Их свет летел, чтоб здесь пролиться
И в вечность заглянуть маня.
И в этом хоре молчаливом
Вселенской музыки и снов
Душа в порыве сиротливом
Стряхнуть пытается покров.
И мчится мыслью в бесконечность,
Где нет ни времени, ни дат.
Где только миг, что длится вечность,
И звёзд таинственный парад.
46
Один, на ветке позабытый,
Дрожит последний жёлтый лист.
Дождём осенним он умытый,
И воздух холоден и чист.
Он помнит лета ликованье,
И солнца ласковый привет,
И птиц весёлых щебетанье,
И дней ушедших яркий свет.
Но срок настал, и ветер властный
Его срывает, вдаль кружа.
И в танец свой, пустой, напрасный,
Зовёт, разлукою грозя.
Так и душа, порой, тоскует,
Прощаясь с радостью былой.
И в вальсе осени танцует
Своей последнею мечтой.
47
Дорога
Дорога лентою бежит,
Теряясь где-то в дымке синей.
И сердце путника дрожит
Пред неизвестностью и силой.
Куда ведёт, к какой судьбе?
К вершинам славы иль к оврагу?
Ответ хранится лишь в тебе,
В твоём решающемся шаге.
Не бойся пыли и камней,
Крутых подъёмов и ухабов.
Путь станет легче и ровней
Для тех, кто смел, а не для слабых.
И пусть не знаешь, что там, впрок,
Но каждый поворот — награда.
Ведь жизнь — не цель, а цепь дорог,
И просто двигаться уж надо.
48
Горный ручей
Рождённый в ледяной вершине,
Стремится вниз живой ручей.
Он путь пробьёт в любой теснине
Упрямой волею своей.
Он не боится острых граней
Суровых скал и валунов.
Он полон смелых ожиданий
И свежих, самых чистых снов.
Ему неведом страх покоя,
Застоя тихой старины.
Он ищет бурного прибоя
И океанской глубины.
Так и душа, что рвётся к цели,
Сметёт преграды на пути.
Чтоб в вечном шуме канители
Свободу духа обрести.
49
Забытая книга
На полке пыльной, в полумраке,
Стоит забытый фолиант.
Его поблёкшие все знаки
В себе историю хранят.
О битвах, подвигах и славе,
О нежной, трепетной любви.
О праведном суде, расправе,
Что утопали все в крови.
Никто не тронет уж страницы,
Не прочитает мудрых строк.
И лишь во сне ему приснится
Восторгов читавших поток.
Так память сердца увядает,
Когда её не берегут.
И время тихо заметает
Всё то, что дорого и ждут.
50
Трещат поленья, пламя вьётся,
Рисуя тени на стене.
И в сердце тишина прольётся
В уютной этой полутьме.
Огонь — живой, он дышит, пляшет,
Он греет тело и мечты.
Он о грядущем дне расскажет,
Избавив нас от суеты.
В его объятиях сгорают
Обиды, горести и боль.
И мысли новые витают,
Играя главнейшую роль.
Смотри на пламя, не отрываясь,
Забудь о беге бренных дней.
Душой своею согреваясь,
Становишься мудрей, сильней.
51
Мост
Меж двух крутых брегов разлуки,
Над бурной речкою обид,
Протянем мы друг другу руки,
И новый мост соединит.
Он будет крепче, чем из стали,
Из веры сотканный, тепла.
Чтоб мы друг друга не теряли,
Когда вокруг бушует мгла.
Не нужно слов, не нужно клятвы,
Лишь взглядов искренних полёт.
Мы оба знаем: все преграды
Любовь одна лишь перейдёт.
И пусть река времён всё мчится,
Смывая замки из песка.
Наш мост вовеки сохранится,
Ведь строили его сердца.
52
Над миром сонным, в поднебесье,
Разносит колокол свой звон.
То весть о горе, то о песне,
То к битве призывает он.
Его язык из чистой меди
Не врёт, не льстит, не суетит.
О неизбежности трагедий
И о спасении твердит.
Он будит совесть в душах спящих,
Зовёт на праведный свой суд.
И в отголосках уходящих
Надежду с верою несут.
Прислушайся к его гуденью
Средь шума праздного толпы.
Он станет голосом спасенья
От рабской, тягостной судьбы.
53
В руке послушное перо —
Мой верный друг и мой мучитель.
Оно творит и зло, добро,
И мыслей тайная обитель.
Порой летит оно стремглав,
Рождая строки на бумаге.
Порой, в сомнениях увязнув,
Не может сделать и полшага.
Ему доверены судьбы,
Признанья, клятвы и проклятья.
Мгновенья страстной ворожбы
И ледяные рукоятья.
И лишь когда чернила спят,
И наступает час затишья,
Я понимаю, что распят
Пером, что дал мне сам Всевышний.
54
Путь к ней усеян льдом и камнем,
И ветер режет, как стекло.
Но манит вдаль огнём заветным
Вершины гордой той чело.
Там воздух чист, там дышит воля,
Там мир лежит у самых ног.
И понимаешь свою долю,
И видишь тысячи дорог.
Не ради славы и признанья
Идёт наверх упорный дух.
А чтоб постичь все мирозданье,
Чтоб обострились зренье, слух.
И пусть подъём безумно труден,
И каждый шаг — как смертный бой.
Вершина та доступна людям,
Что победили страх собой.
55
Наветы судьбы
Пусть рок-интриган плетёт свои сети,
И случай-насмешник хохочет вослед,
Не сто;ит печалиться, милые дети,
О горечи прошлых и будущих бед.
На каждую козню найдётся управа,
На каждую хитрость — свой дерзостный взгляд.
Кому-то по вкусу дешёвая слава,
А нам — лишь бы совесть не сыпала яд.
Пусть недруг шипит, изливая отраву,
И в спину толкает завистливый друг,
Мы выстоим с честью, имея по праву
Насмешливый ум и упругость подпруг.
Когда же покажется — всё, пропадаю!
И тьма застилает сияние дня,
Я шпагу сжимаю и вновь повторяю:
«Надежда и смелость — вот вся мне броня!»
Так выпьем, друзья, за любые передряги!
Пусть жизнь нас покрутит, побьёт и помнёт.
В душе у поэта — запасы отваги,
И муза его никогда не умрёт!
56
Пусть вьётся слухов ядовитый плющ,
И клевета точит свой острый зуб,
Средь этих топей и болотных пущ
Я не бывал ни робок, ни сугуб.
Когда глупец, надувшись от гордыни,
Бросает мне упрёк в пустых словах,
Я вспоминаю о его рабыне —
О глупости, что царствует в умах.
Пусть кредитор стучится в двери злобно,
И светский франт морщит презрительно нос,
Мне это, право, вовсе не подобно
Тому, как вянет свежий куст из роз.
На происки врагов, на суд невежды
Один ответ — холодное молчанье.
Иль едкий стих, что рушит их надежды
На лёгкое со мною расставанье.
Когда карман мой пуст, а в сердце вьюга,
И кажется, что свет уже не мил,
Я вспоминаю преданного друга,
С которым чашу горечи делил.
Пусть говорят: «Он пал, его звезда
Сокрылась в тучах зависти и лжи».
Отвечу им: «Пустое, господа!
Вы лучше за своей судьбой следи!»
Мне не страшны ни козни, ни опала,
Ни злобный шёпот за моей спиной.
Душа поэта много повидала,
Чтоб испугаться участи земной.
Когда судьба подсунет карту биту,
И шулер-случай ставит всё на кон,
Я улыбнусь и выведу к зениту
Свой собственный, неписаный закон.
Так пусть невзгоды строятся в колонну,
Готовя штурм отчаянный и злой.
Я поднимаю за свою корону —
За вольный ум и юмор золотой!
57
Когда туман ложится на поля,
И светский шум становится постыл,
Нет ничего дороже, чем земля,
Где верный друг с тобою рядом был.
Его сужденье — не пустой каприз,
Его рука — надёжная опора.
Он не поднимет на смех твой девиз
И не осудит в пылкости раздора.
В вине и картах можно позабыть
Обиды дня и горечи укора,
Но лишь беседа может исцелить
Истерзанную душу от позора.
Так береги, мой друг, священный дар
Сердечной дружбы, чистой и прямой.
Она — бесценный, негасимый жар
Средь суеты и стужи мировой.
58
Случайный взгляд, сплетенье робких рук,
И мир вокруг на миг остановился.
Не слышен боле ни единый звук,
Лишь сердца стук, что в унисон забился.
Не нужно слов, признаний и речей,
Когда душа с душою говорит.
В сиянье глаз, что тысячи свечей
Ярчей горят, вся тайна состоит.
И пусть мгновенье это кратко, зыбко,
Как на стекле узор морозным днём,
Но на устах случайная улыбка
Пылает вечным, сладостным огнём.
О, как опасно, как волшебно это —
Попасть в силки пленительной красы!
И ждать, как приговора, до рассвета
Решенья той, в чьей власти все часы.
59
Прозрачен воздух, лес багрян и жёлт,
Природа в ожидании покоя.
И ветер, словно шаловливый чёрт,
Срывает лист, над дождиком помоя.
Под сапогом хрустит сухая медь,
И пахнет прелью, влажною землёю.
Как хорошо здесь просто посидеть,
Пленяясь молчаливой красотою.
Здесь нет интриг и суетности нет,
Лишь вечный круг рожденья, увяданья.
И каждый куст, и каждый бледный свет
Наполнен тайной мирозданья.
Душа находит отдых и приют
В прощальном блеске осени печальной.
И мысли вдаль, как журавли, плывут
К какой-то цели, смутной и начальной.
60
Как быстро мчатся дни! Ещё вчера
Казалось, вечность будет впереди.
А нынче — грустная пришла пора
Считать морщины на своей груди.
Мелькают лица, даты, города,
Как в бешеной кибитке коренной.
И то, что было важным, — ерунда,
И то, что мнилось вздором, — шар земной.
Мы строим планы, спорим до утра
О славе, о любви, о бытии.
А жизнь, как опытная шулера,
Смеётся, путая следы свои.
Так стоит ли о будущем тужить?
Иль прошлым упиваться допьяна?
Пока есть миг, им надобно прожить,
Испив его желание до дна.
61
Ремесло поэта
Нелёгкий труд — из хаоса страстей,
Из горьких слёз и радостного смеха
Сплетать узор божественных вестей,
Чтоб отзывалось в каждом сердце эхо.
Порой строка не хочет под перо
Ложиться гладко, мучает, упряма.
И кажется, что всё твоё добро —
Лишь жалкий лепет, часть пустого хлама.
Но вот приходит вдохновенья час,
И рифмы льются речкой быстротечной.
И ты творишь, забыв про сон и нас,
Вступая в спор с самою бесконечной.
И в этом мука, в этом и награда —
Служить проводником небесных сил.
И ничего другого мне не надо,
Лишь бы Господь таланта не лишил.
62
Ревет и бьётся о гранит волна,
Как зверь, что заперт в каменной темнице.
Её душа солёна и черна,
И в ней сверкают бури-колесницы.
То негой дышит гладь морских зеркал,
Лаская взор лазурью безмятежной,
То, разъярясь, бросает на причал
Седую пену в ярости мятежной.
И человек, песчинка на брегу,
Глядит на мощь, что разуму не сладить.
«Я всё могу!» — кричит он. «Не могу...» —
В ответ ему ревёт морская гладь.
В её прибое — вечности закон,
В её отливе — тайна умиранья.
И слышен в нём то ли великий стон,
То ль колыбельной песня мирозданья.
63
Стучат транваи, гомон, крики, смех,
Мостовая гремит под сотней ног.
Здесь ищут все и славы, и утех,
И каждый в этой суете — залог.
Залог надежды, что блеснёт факир,
Залог долгов, что тянут камнем вниз.
Весь город — это маскарад и пир,
Где каждая улыбка — свой эскиз.
Мелькают в окнах свечи до утра,
Там бал кипит, там спор идёт о страсти.
А рядом нищий, жмётся от ветра,
Не зная ни любви, ни высшей власти.
64
Когда постыл и свет, и шумный бал,
И лесть друзей, и колкости врагов,
Я нахожу свой тихий идеал
Под сенью деревенских вечеров.
Здесь нет нужды носить нарядный фрак,
И ум не занят острою дуэлью.
Здесь каждый куст, и каждый полумрак
Мне душу лечат сонною свирелью.
Скрипит перо, и на бумажный лист
Ложится мыслей запоздалый рой.
И воздух так по-деревенски чист,
Что обретаешь с самим собой покой.
Пускай столица суетой кипит,
Пусть там вершат и судьбы, и дела.
Мой скромный дом — надёжный мой гранит,
Где муза мне объятия дала
И в этом шуме, в этой пестроте,
Где роскошь с нищетою побратимы,
Так хочется порой, как в немоте,
Услышать звук простой и сердцу милый.
65
Горный ручей
Среди камней, в тени утёса,
Бежит ручей, сребром звеня.
Его прохладная слеза
Смывает боль прошедшего дня.
Он видел бури, видел грозы,
И солнца луч, и мрак ночной.
Хранит он тайны и угрозы,
Что скрыты горной тишиной.
К нему склоняются берёзы,
В его воде дрожит луна.
Он шепчет сказки, сны и грёзы,
И в нём поёт сама весна.
Так и душа, в земной юдоли,
Стремится вдаль, забыв покой,
Чтоб обрести на краткий миг свободу
И слиться с вечною рекой.
66
Забытая арфа
В покинутом зале, в пыли, у окна,
Стоит одинокая арфа.
Её позабытая песня-струна
Молчит под покровом шарфа.
Когда-то касались её нежных струн
Изящные, лёгкие пальцы.
И звуков волшебных летел табун,
Как вольные в поле скитальцы.
Теперь только ветер, врываясь в окно,
Струны коснётся случайно.
И кажется, будто было давно
Всё то, что хранилось в тайне.
Но память о музыке в сердце живёт,
Как отблеск былого огня.
И верит душа, что однажды придёт
Тот, кто поймёт и меня.
67
Свеча
В тиши ночной горит свеча,
Свой скромный свет распространяя.
Её душа так горяча,
Саму себя в огне сжигая.
Она свидетель тайных дум,
Молитв, признаний и прощаний.
Ей чужд пустой, никчёмный шум,
Она полна воспоминаний.
Танцует пламя, как живое,
И тени бродят по стене.
Оно расскажет про былое,
Что скрыто в самой глубине.
И жизнь моя – свеча в ночи,
Что светит, тая без остатка.
Пока горит, она молчит,
Но как её угадка сладка!
68
Меж нами горы и туманы,
И долгих вёрст немая цепь.
В душе моей зияют раны,
И мир вокруг – глухая степь.
Твой образ я храню упрямо
Средь суеты и праздных дней.
И повторяю, как ни странно,
Что нет тебя на свете мне родней.
Пусть время лечит, говорят мне,
Но ложь в словах тех неземная.
Оно лишь сыплет соль на ране,
Тоску и боль приумножая.
И я смотрю на звёзды молча,
Ищу в их свете твой ответ.
Душа моя кричит по-волчьи,
Что без тебя мне жизни нет.
69
По морю мчит без руля и ветрил
Корабль, окутанный мглой.
Какой капитан его в путь снарядил?
Какой ему нужен покой?
На мачтах истлевшие флаги висят,
И парус разорван в клочки.
Глазницы пустые на волны глядят,
И слышатся крики тоски.
Он ищет свой берег, которого нет,
Потерянный в бурях и снах.
Он вечный скиталец, он призрачный след,
Внушающий суеверный страх.
И я, как корабль тот, в житейском море,
Плыву, не найдя берегов.
Ищу я приюта в безмерном просторе
От собственных мыслей-врагов.
70
Со стены глядит с укором
Лик, забытый уж давно.
Под холодным, строгим взором
В комнате моей темно.
Чей он, этот взгляд печальный?
Что таит его душа?
Может, путь свой дальний-дальний
Он прошёл, судьбу круша.
Краска треснула от века,
Потускнела позолота.
Но живого человека
Вижу я на том полотне.
В этих сомкнутых губах
Скрыта горечь и обида.
В этих пристальных глазах
Вся трагедия видна.
71
На землю пала полуночная тень,
И мир затих в объятиях покоя.
Закончился ещё один мой день,
Наполненный и радостью, и болью.
Луна свой лик серебряный явила,
И звёзды замерцали в вышине.
Природа тайны все свои раскрыла
В глубокой, первозданной тишине.
Душа летит в безвестные пределы,
Свободна от оков и суеты.
И мысли так чисты, и думы смелы,
И так близки заветные мечты.
Но скоро ночь пройдёт, и свет вернётся,
И снова мир наполнится борьбой.
А то, что в сердце эхом отзовётся,
Я унесу навеки за собой.
72
Стоит средь поля дуб могучий,
Один, ветрам наперекор.
Он видел грозовые тучи
И солнца пламенный узор.
К нему не жмутся ивы, клёны,
Он царь в своём уединенье.
Его листвой шумят короны,
Как отголоски сновиденья.
Он помнит битвы и походы,
И песни тех, кто канул в лету.
Он страж веков, дитя природы,
Что верен своему обету.
Так и поэт, в толпе гонимый,
Стоит один, судьбой храним.
И голос музы, нелюдимый,
Звучит лишь для него одним.
73
Бескрайним саваном покрыты
Поля, леса и дальний путь.
Мечты и радости забыты,
И не даёт тоска уснуть.
Несётся тройка удалая,
Бубенчик под дугой звенит.
И песня вьётся, замирая,
О том, что сердце так болит.
Куда лечу? Зачем, не знаю.
Быть может, к гибели своей.
Я просто вьюге доверяю
Печаль души усталой моей.
Пусть заметёт метель седая
Следы отчаянья и слёз.
И в этом белом сне растает
Мир моих несбывшихся грёз.
74
В углу забытом, в раме тусклой,
Лежит осколками стекло.
Оно когда-то в жизни светской
Дарило образов тепло.
Теперь в его кусочках разных
Дробится мир на сотни лиц.
И отражений безобразных
Не сосчитать, им нет границ.
Оно хранило смех и слёзы,
И чей-то взгляд, и блеск свечей.
Теперь лишь пыльные угрозы
Таятся в остроте лучей.
Так и душа, когда разбита
Жестокой, злою правотой,
Хранит лишь то, что не забыто,
И ранит острой кромкой той.
75
Полозья свищут, снег летит, как пух,
И колокольчик под дугой томится.
Морозный воздух обжигает дух,
А тройка вдаль неудержимо мчится.
Мелькают вёрсты, сосны и поля,
Укрытые саваном белоснежным.
И кажется, что вся моя земля
Заснула сном глубоким и безбрежным.
Куда лечу? Зачем? Не знаю сам.
Быть может, к новой встрече иль разлуке.
Я душу доверяю небесам
И отдаю поводья в Божьи руки.
В груди смятенье, на сердце тоска,
Но есть и предвкушение иное.
И мысль моя, как прежде, далека,
И нет душе усталой уж покою.
Так пусть летит кибитка сквозь метель,
Сквозь ночь и вьюгу, к утренней зарнице.
Быть может, там, в конце пути, апрель
В мою судьбу негромко постучится.
76
Октябрь роняет медную листву,
И парк, одетый в золото и багрец,
Напоминает мне мою мечту,
Которой наступает свой конец.
Прозрачен воздух, холоден и чист,
И паутинки тянутся, сверкая.
Последний сорванный с берёзы лист
Кружит, судьбу свою благословляя.
Я здесь один, средь сонной тишины,
И шаги мои гулко раздаются.
Мне видятся несбывшиеся сны,
Что в сердце никогда уж не вернутся.
Как много было планов и надежд,
Как много слов, что сказаны напрасно.
Теперь лишь ветер, сорванный с одежд,
Мне шепчет, что всё в мире не всевластно.
Но в этой грусти есть своя краса,
В прощальном блеске тихого увяданья.
И смотрят с грустью с неба небеса
На смертный мир, не ведавший страданья
77
Художник кистью наносил мазки,
Пытаясь ухватить живую душу.
Но холодны и далеки виски,
И взгляд её покой ничем не рушил.
Он смешивал и солнце, и зарю,
Чтоб передать румянец на ланитах.
«Я вам любовь и нежность подарю» —
Шептал он в красках, солнцем перевитых.
Он помнил смех, как звонкий ручеёк,
И лёгкий жест божественной десницы.
Но холст был глух, и мрачен, и далёк
От блеска глаз прекрасной той царицы.
И как ни бился мастер над холстом,
Как ни старался передать движенье,
Всё оставалось мёртвым ремеслом,
Лишь бледной тени смутным отраженьем.
Ведь разве можно кистью описать
Всю прелесть ту, что сердце восхищает?
Живую душу не нарисовать,
Она лишь в сердце любящем витает.
78
Я помню сад, заросший и тенистый,
И старый дом с облезшею резьбой.
И воздух, пряный, тёплый и душистый,
И шёпот ваш, летевший за мной.
Я помню блеск в очах полузакрытых,
И прядь волос, упавшую на грудь.
И столько клятв, в тот вечер позабытых,
Которых нам вовеки не вернуть.
Мы были юны, дерзки и беспечны,
И верили, что счастье — навсегда.
Казались нам мгновения бесконечны,
И не страшны ни бури, ни года.
Теперь всё в прошлом. Пылью на картине
Легли те дни, тот вечер, тот обман.
И лишь порой в сердечной глубине
Всколыхнётся былого океан.
И станет горько, и до боли сладко
От призрака утерянного рая.
И жизнь пройдёт, как старая тетрадка,
Листы свои неспешно дочитая.
79
помню сад, заросший и тенистый,
И старый дом с облезшею резьбой.
И воздух, пряный, тёплый и душистый,
И шёпот ваш, летевший за мной.
Я помню блеск в очах полузакрытых,
И прядь волос, упавшую на грудь.
И столько клятв, в тот вечер позабытых,
Которых нам вовеки не вернуть.
Мы были юны, дерзки и беспечны,
И верили, что счастье — навсегда.
Казались нам мгновения бесконечны,
И не страшны ни бури, ни года.
80
Проснулся лес от зимней спячки долгой,
И под сугробом, талым и седым,
Заговорил ручей весёлой скороговоркой,
Спеша на волю, вечно молодым.
Он пел о солнце, о грядущем лете,
О том, как будут птицы гнёзда вить.
И не было счастливей на планете
Того, кто смог оковы растопить.
Он мчался вниз, сметая все преграды,
Смывая грязь и прошлогодний лист.
И не было ему иной награды,
Чем быть свободным, радостным и чист.
Так и душа, познавшая свободу,
Стряхнув с себя унынья тяжкий гнёт,
Поёт хвалу и небу, и народу,
И к новой жизни радостно течёт.
81
Когда на землю ночь опустит шаль,
И город смолкнет, суетой уставший,
Я поднимаю взор в немую даль,
В тот мир великий, над землёй восставший.
Там звёзды водят вечный хоровод,
Мерцая холодно и отстранённо.
И времени неспешный, тихий ход
Течёт в мирах, что светят отдалённо.
И кто мы здесь, в пыли своих дорог?
Лишь краткий всполох, искорка живая.
А там горит божественный чертог,
Законам мирозданья потакая.
И в этот миг душа летит туда,
Забыв про скорбь, про беды и тревоги.
И кажется, что всякая беда —
Лишь камешек на той большой дороге.
82
В тиши ночной горит одна свеча,
И воск слезами плавится, стекая.
И тени бродят, что-то бормоча,
Покой мой хрупкий робко нарушая.
Она — мой друг, свидетель тайных дум,
Моих стихов невольный соглядатай.
Ей чужд толпы бессмысленный и шум,
И блеск нарядов, золотом богатый.
Она горит, себя не пощадив,
Чтоб разогнать густой полночный морок.
И этот скромный, праведный мотив
Мне всех напыщенных речей дороже.
Но вот фитиль истаял, и во мгле
Погас последний лучик света робкий.
И стало пусто на моём столе,
Как в жизни после участи жестокой.
83
Вокзал. Гудок. И поцелуй впотьмах.
И стук колёс, что сердце разрывает.
И горький ком, застывший на губах,
Который никогда уж не растает.
Теперь лишь письма, редкие, сухие,
Где между строк — холодная печаль.
И дни потянутся, пустые и глухие,
И впереди — безрадостная даль.
Я буду ждать, смотреть в окно с надеждой,
Ловить в толпе знакомые черты.
Но образ ваш, такой далёкий, прежний,
Лишь порожденье суетной мечты.
Разлука — яд, что медленно нас губит,
И лекаря от той напасти нет.
Быть может, время раны и зарубит,
Но в сердце шрам оставит на сто лет.
84
Передо мной лежит раскрытый том,
Потёртый переплёт, листы желтеют.
Но в каждом слове, писанном пером,
Миры иные душу мою греют.
Здесь страсть кипит, здесь льётся чья-то кровь,
Герои ищут правду и свободу.
Здесь вечная, как этот мир, любовь
Победу одержит и в зной, и в непогоду.
И я, читатель, проживаю с ним
И боль потерь, и радость обретений.
И мир реальный кажется пустым
Пред магией волшебных сновидений.
Так книга открывает дверь в века,
Даруя мудрость, смех и утешенье.
И в ней течёт бессмертия река,
Даруя нам второе воскрешенье.
85
Я — старое зеркало в раме витой,
Моя амальгама тускла и изъедена.
Я помню румянец и локон златой,
И тайну, что в шёпоте девичьем съедена.
Я видел рожденье и смертный уход,
И слёзы невест, и улыбки вдовицы,
И как утекает за годом год,
Стирая живые и юные лица.
Я видел, как мальчик, восторжен и смел,
Примеривал саблю отцовскую с жаром.
Потом он вернулся, седой, огрубел,
Сражённый не вражьим, а дольним ударом.
Я видел красавицу, гордость семьи,
Что тайно вздыхала о бедном корнете,
А после венчалась, скрыв слёзы свои,
С другим, ненавистным, на всём белом свете.
Я — молчаливый свидетель страстей,
Хранитель секретов, что вверены были
Не мне, а лишь глади холодной моей,
Которую люди в веках не спросили.
Я отражал блеск эполет золотых,
И трещины в стенах убогой каморки,
И блеск глаз влюблённых, и взор глаз пустых,
И вкус поцелуя, и привкус касторки.
Я знаю, что скрыто за маской любой,
За смехом — отчаянье, в силе — унынье.
Я видел, как спорит душа сама с собой,
Когда остаётся одна и поныне.
Я видел измену, и подлость, и страх,
И проблески чести в душе негодяя.
Всё это — лишь тени в моих глубинах,
Безмолвная, вечная, скорбная стая.
Теперь я заброшен, вишу на стене,
Покрытый завесою пыли и тлена.
И лишь паутина в моём полусне
Рисует узоры былого плена.
Но если протрёте стекло вы рукой,
То в мутной, неясной моей глубине
Увидите не свой облик земной,
А души всех тех, кто доверился мне.
86
Мы — шестерни, пружины, маятник,
Мы — сердце башенных часов.
Для вас мы лишь бездушный памятник,
Лишь бой, лишённый всяких слов.
Но в нас кипит своя работа,
Своя судьба, свой вечный долг.
Идёт великая охота
За мигом, что навек умолк.
Пружина главная, тугая,
Хранит в себе грядущий день.
Она, себя превозмогая,
Рождает хода перемен.
А шестерёнки в вечном танце,
Вцепившись зубьями друг в друга,
Несут в безжалостном альянсе
Минуты по стальному кругу.
Анкерный спуск, мой брат по службе,
Не даст нам ринуться вразнос.
Он в нашей механической дружбе —
И царь, и бог, и рулевой матрос.
Он ловит импульс, отмеряя
Секунды ровный, чёткий шаг,
И маятник летит, взывая
К порядку, разгоняя мрак.
Мы не знакомы с чувством лени,
Не знаем отдыха и сна.
Мы — механические тени,
В ком жизнь и точность сплетена.
Мы отбиваем час венчанья
И погребальный скорбный час.
И радости, и отчаянья
Проходят сквозь и мимо нас.
Мы видим с высоты надменной
Людскую, тщетную возню.
Как суетятся во вселенной,
Покорные минуте, дню.
Они спешат, летят, стареют,
А мы всё так же, без конца,
Лишь безучастно соразмеряем
Движенье стрелок у лица.
И в каждом «тик» и в каждом «так»
Звучит не просто ход секунд.
То вечность делает свой шаг,
Свершая свой извечный бунт
Против забвения и праха.
И мы, служители её,
Стучим безропотно, без страха,
Верша бессмертье своё.
87
Я — страж морей, покинутый, седой,
Стою на скалах, ветром омываем.
Давно мой луч не режет мрак ночной,
Давно я кораблями забываем.
Мой фонарь разбит, линзы нет давно,
И ржавчина съедает парапеты.
И лишь морской прибой стучит в окно,
Неся солёной горечи приветы.
А помню, жил! И в бурю, и во мглу
Мой свет дарил надежду мореходу.
Он вёл его сквозь пенную иглу,
Сквозь шторм, и рифы, и плохую погоду.
Я видел сотни мачт и парусов,
И слышал крики чаек на рассвете.
Я был царём прибрежных сих мысов,
Важнейшей точкой на большой планете.
Ко мне стремились взгляды из ночи,
Во мне искали верное спасенье.
Мои всесильные, прямые лучи
Дарили морякам второе зренье.
Я видел блеск отчаянья в глазах,
Когда корабль боролся с океаном,
И как сменялся первобытный страх
Спокойствием, моим лучом желанным.
Теперь всё в прошлом. Новый век настал,
Век спутников и карт навигационных.
Мой яркий свет ненужною свечой стал
Средь технологий их новомодных.
Никто не чистит стёкла мне уже,
Не заправляет лампу керосином.
Я — памятник на смертном рубеже,
Покинутый своим же властелином.
Но я стою. Я не сдамся волнам,
Хоть соль и ветер точат мои стены.
Я буду верным стражем этим скалам,
Дождусь последней роковой смены.
Пусть я погас, но память не убить.
И чайки, что кружат над головою,
Быть может, будут для птенцов хранить
Легенду о гиганте над водою.
88
Я — старый том в тиснёном переплёте,
Забытый на затерянной полке.
Вы мимо в вечной суете пройдёте,
А на моих страницах сохнут толки
О временах, что канули давно,
О подвигах, интригах и балладах.
Моё пергаментное полотно
Хранит и сладость слов, и горечь яда.
Мой первый автор был поэт-мечтатель,
Он выводил гусиным лёгким пёрышком
Слова любви, не ведая, что варвар-читатель
Зальёт страницу чаем или колышком
Отметит место, где прервал свой сказ.
Меня читали при свечах дрожащих,
И смех звенел, и слёзы лились из глаз
Над участью героев настоящих.
Я помню руки девы молодой,
Что гладили мой бархатный обрезец,
И палец счетовода со слезой
Чернил, что ставил точкам всем конец.
Я был в руках у школяра-пролазы,
Что прятал меж страниц сухой цветок.
Я слышал шёпот и ночные фразы,
И видел, как жесток бывает рок.
Потом забвенье. Пыль легла на плечи,
И паутина затянула срез.
И стали редки мимолётные встречи
С глазами, что несут свой интерес.
Теперь вокруг меня стоят другие —
В них глянец, лоск и яркость новодела.
Их авторы — не боги, а стихии,
Что пишут быстро, колко и не смело.
Они кричат с обложек о себе,
Их имена — как выстрелы картечи.
А я молчу о прожитой судьбе,
Храня тепло давно ушедшей речи.
Но верю я, наступит день и час,
Когда рука, уставшая от шума,
Смахнёт с меня веков постылый пласт,
И в ком-то оживёт былая дума.
И вновь слова мои, как птицы, оживут,
И зазвучит забытая струна.
И человек поймёт в теченье тех минут,
Что в старых буквах — мудрость и весна.
А до тех пор я буду тихо ждать,
Храня в себе миры, эпохи, лица.
Ведь книге, сударь, не дано кричать,
Ей суждено молчать, хранить, пылиться.
89
Фарфора белого холодный ободок,
и пар клубится, горек, ароматен,
как дым отечества, как юности глоток,
и каждый завиток его понятен.
Вот ложка бьётся о фаянс, звенит,
как шпора всадника, летящего на битву,
а за окном карета дребезжит,
и дворник произносит злую бритву
своих проклятий... Сахар... белый снег,
что на дуэли падал так же тихо
на чёрный фрак... О, суетливый век!
И в чашке тонет это лихо,
кружась воронкой, в черноту, на дно,
где тайна ждёт... как очи той цыганки...
И всё смешалось. Выпито. Темно.
Остался только след на белой склянке
90
Подушка жжёт... О, где ты, лёгкий сон?
Скрипит перо... нет, то сверчок за печкой.
И мыслей буйный, дикий легион
несётся вскачь безумной, быстрой сечкой.
То вдруг ланиты милые всплывут,
то счёт из лавки, то строка из оды,
то крик совы, то цепи, что куют
в темнице где-то демоны свободы.
А стрелки на часах ползут, как вор,
крадут мгновенья... Тик-так... звук металла,
как будто маятник выносит приговор
всему, что было, и чего не стало.
Луна в окне, как сыр голландский, кругла,
и тени на стене плетут химеры...
Душа моя нага и полуугла,
лишившись сна, и совести, и веры.
91
Летит, кружась, багряный и резной,
как царский указ, сорванный со злостью
с высокой ветки... Боже, что со мной?
Он падает с отчаянною простостью
на мокрую траву, в сырую грязь,
где был вчера ещё цветок и пчёлы.
И вот лежит, с землёю породнясь,
ненужный, смятый, жухлый и весёлый
своей последней, гибельной красой.
Как жизнь поэта... вспыхнул, оторвался,
и вот влечёт его земли косой
покров... А ветер, что над ним смеялся,
уже умчался к новым высотам,
другие листья рвать и гнать по свету.
И дела нет ни бурям, ни годам
до этой маленькой, угасшей лепты.
92
Подземный змей, утроба из металла,
глотает толпы, выдыхает вновь.
Как много лиц... и как их стало мало,
когда в глазах не страсть горит, не кровь,
а свет стеклянный, отблеск от экрана,
где пляшут буквы, образы, мечты...
И каждый в свой мирок укрылся странно,
достигнув бездны личной пустоты.
Стучат колёса — сердца стук железный,
и гул стоит, как на балу глухих.
И я лечу в сей тьме, пустой, любезной,
среди живых, но будто неживых.
93
Дома из льда, из замершего света,
пронзают тучи, дерзкие столпы.
И в каждом окне — малая планета,
где бьются в клетках новые рабы
своих амбиций, графиков, отчётов.
А солнца луч, запутавшись в стекле,
дробится на мильоны резких сотов,
и нет его теппла на сей земле.
Внизу снуют кареты безлошадные,
жужжат, как осы в банке... суета.
И души здесь холодные, громадные,
и в каждой — ледяная пустота.
94
Незримый шёлк окутал шар земной,
и в нём трепещут мысли, слухи, вести.
Потянешь нить — и вот перед тобой
чужая жизнь без совести и чести.
Сидишь в тиши, а мнится — бальный зал,
где шепчут маски, спорят, рукоплещут.
Ты слово написал — и мир узнал,
и тысячи сердец в ответ трепещут.
Иль тысячи клинков наточат вмиг,
чтоб ранить душу словом ядовитым.
О, дивный век! О, электронный крик,
забытый в тот же час, когда и вскрикнут.
95
Две капли воска в уши — и пропал
весь шум столицы, гомон, крики, скрежет.
И ты один. И целый мир твой стал
лишь музыкой, что душу нежит, режет,
то флейтой плачет, то гремит войной,
то шепчет о любви на ухо нежно.
Идёшь в толпе, но ты — совсем иной,
отгородившись стеною белоснежной
от голосов, от просьб, от зова... глух
к чужой беде, к чужому счастью слеп.
В твоей вселенной — только звук и дух.
А в мире — только твой нелепый след.
96
Супермаркет
Пещера Аладдина, свет горит
искусственный, и нет ни дня, ни ночи.
Изобилия дразнящий вид,
хватают всё завистливые очи.
Ряды бутылок, яблок восковых,
хлеба, колбасы... целый полк провизий.
И ходишь между полок неживых,
исполнен низких, суетных коллизий:
купить, не купить, хватит ли монет?
И в этой битве — низость и величье.
Берёшь свой скарб и выходишь на свет,
забыв своё людское обличье.
97
Селфи (Автопортрет)
На вытянутой длани — образина,
в неё ты смотришь, будто в зеркала.
И ловишь миг... вот скорбная мина,
вот радость, что по лбу протекла
морщиной лёгкой... Щёлк! И лик твой замер,
готовый к балу масок и похвал.
Ты сам себе и бог, и оператор,
и критик, что тебя же осмеял.
И шлёшь портрет в эфир, в пустое нечто:
«Смотрите, вот он я! Я весел, юн!»
Но в глубине зрачка тоска навечно,
как отзвук оборвавшихся струн.
98
Беговая дорожка
Ты никуда не движешься, но мчишься,
в поту, в усильи, в гонке с самим собой.
И лента под ногой твоей струится,
как жизнь сама, как вечный прибой.
А впереди — стена и цифры пляшут,
считая пульс, и вёрсты, и шаги.
И мышцы ноют, и руками машут
тебе твои заклятые враги —
усталость, лень... Но ты бежишь упрямо
от старости, от смерти, от тоски.
И в этом беге — суть всей жизни, драма,
разорванной на мелкие куски.
99
Беговая дорожка
Ты никуда не движешься, но мчишься,
в поту, в усильи, в гонке с самим собой.
И лента под ногой твоей струится,
как жизнь сама, как вечный прибой.
А впереди — стена и цифры пляшут,
считая пульс, и вёрсты, и шаги.
И мышцы ноют, и руками машут
тебе твои заклятые враги —
усталость, лень... Но ты бежишь упрямо
от старости, от смерти, от тоски.
И в этом беге — суть всей жизни, драма,
разорванной на мелкие куски.
100
Голосовой помощник
В шкатулке малой дух живёт безликий,
готовый услужить и дать ответ.
Он знает всё: и где растут гвоздики,
и сколько до луны продлится лет.
Ему промолвишь: «Дух, сыграй мне фугу!»
И вот уж Баха слышен строгий глас.
«Найди дорогу!» — и он по кругу
тебя ведёт, спасая всякий раз.
Он раб, он друг, он вечный собеседник,
не знающий ни гнева, ни любви.
Но страшно мне... не он ли мой наследник,
когда не станет плоти и крови?
101
Реклама
Они кричат с огромных полотен,
с экранов, из газетного листа.
Их лживый зов и сладок, и бесплотен,
и в нём звенит одна лишь пустота.
«Купи, владей, будь счастлив, будь красивей!»
— сулят они, как ярмарочный шут.
И ты идёшь, всё слабей, всё пассивней,
туда, куда тебя они ведут.
И покупаешь радости подделку,
минутный блеск, ненужную тщету.
И сам себя сажаешь в эту клетку,
продав за грош и душу, и мечту.
[30.10, 21:20] brainxd555: 91
В ладони светится кристалл,
Холодный, гладкий, безмятежный.
Он новой верою мне стал,
И другом, и тюрьмой безбрежной.
В нём голоса чужих людей,
И смех, и слёзы, и укоры.
Мир сотен выдуманных дней,
Пустые, лживые просторы.
Я в нём ищу тепла и света,
Но нахожу лишь пустоту.
И нет вопроса, нет ответа,
Лишь пальцем двигай по стеклу.
Душа моя в сетях из плёнок,
Забыв про солнце и траву.
Как будто с самых я пелёнок
Лишь в этом мареве живу.
102
Когда туман ложится на поля,
И ветер шепчет сказки в тишине,
Душа моя, тоскуя и скорбя,
Опять летит к далёкой стороне.
Там образы, что стёрлись, как мечта,
Встают из пепла прожитого дня.
Их сохранила в сердце немота,
Осколком льда былого в нём звеня.
103
В тумане дней.
Когда туман ложится на поля,
И ветер шепчет сказки в тишине,
Душа моя, тоскуя и скорбя,
Опять летит к далёкой стороне.
Там образы, что стёрлись, как мечта,
Встают из пепла прожитого дня.
Их сохранила в сердце немота,
Осколком льда былого в нём звеня.
Я тщетно силюсь лица различить,
Услышать в эхе отзвуки речей.
Но память рвёт натянутую нить,
И мрак в душе становится черней.
Так жизнь идёт, в тумане дней и лет,
Сквозь бури рока, холод суеты.
И лишь порой мелькнёт далёкий свет
Погибшей, но несбывшейся мечты.
104
Под маской равнодушия и льда,
Скрываю я мятущуюся душу.
Смеюсь, когда на сердце лишь беда,
И клятвы верности бездумно рушу.
Никто не зрит, как в глубине горит
Огонь страданий, страсти безнадёжной.
Мой гордый дух молчание хранит,
Окутанный печалью непреложной.
Зачем толпе показывать свой лик,
Когда она не в силах сострадая,
Понять души измученной язык,
В своих забавах слёзы презирая?
Пусть думают, что я рождён из скал,
Что сердце мне неведомо и чуждо.
Я сам свой путь тернистый избирал,
И в одиночестве мне боле не нужно.
105
Ревут валы, и с пеною седой
Бросаются на скалы вековые.
Так бьётся мысль, гонимая судьбой,
В груди моей, где все мечты – немые.
Их гул и рёв мне ближе голосов
Людей, чьи речи лживы и ничтожны.
В стихии дикой нет пустых оков,
Её порывы честны и тревожны.
Пусть парус мой изорван в клочья злой,
Неумолимой бурей роковою.
Я с ней один, я обретаю свой
Печальный, но желанный миг покою.
И пусть погибну в бездне голубой,
Уйду в пучину, миром позабытый.
Я вечно буду спорить сам с собой,
Как это море, гордый и разбитый.
106
В душе моей гуляет вольный ветер,
Он рвёт покой и гонит мысли прочь.
Я в целом мире одинок и светел,
Но свет мой тонет, наступает ночь.
Ищу руки, что сжала бы мою,
Ищу глаза, где нет притворной лжи.
Я с этой жаждой на краю стою,
Но рядом лишь пустые миражи.
Друзья, что были, скрылись в суете
Своих забот, семейных, деловых.
Их голоса звучат, но в пустоте,
Средь будней серых, скучных, роковых.
Я шлю им зов, но он в ответ молчит,
Теряясь в шуме их насущных дел.
Душа моя от холода кричит,
Таков, видать, мой горестный удел.
А здесь, вокруг, лишь пьяный, дикий смех,
Безумный блеск в затуманенных глазах.
Их грубый мир — одна из злых утех,
Что топят душу в горе и слезах.
И я один, как парусник в ночи,
Средь пира буйного, где каждый пьян.
Молчи, душа, о горестях молчи,
Скрывая боль в сгущающийся туман.
107
Стоит утёс, седой и одинокий,
Ветра целуют каменный чело.
Внизу шумит прибой, седой, жестокий,
И время воды вечности стекло.
Он помнит всё: и штиль, и бури рокот,
И паруса далёких кораблей.
И слышит он невнятный чаек клёкот,
Как отзвук прошлых, позабытых дней.
Так и душа, что в мире одинока,
Хранит в себе следы былых невзгод.
Стоит, горда, без слёз и без упрёка,
И ждёт, когда её черёд придёт.
108
Когда ночная мгла падёт на землю,
И мир заснёт в объятиях тиши,
Я голосу далёких звёзд лишь внемлю,
Их холодному шёпоту в тиши.
Одна горит особенно и странно,
Дрожит её таинственный огонь.
Она мне светит в небе постоянно,
Как будто просит: «Сердце мне не тронь».
Она, как я, в безмолвии вселенной
Осуждена на вечный путь одна.
И свет её, холодный, неизменный,
Есть лишь печаль, что до краёв полна.
109
Мне в уши шепчет голос неземной
О судьбах мира, о грядущих бедах.
Я вижу то, что скрыто пеленой
От глаз людских в их суетных беседах.
Но дар мой — проклят. Истина моя
Звучит для них как бред или насмешка.
Смеётся надо мной толпа, шутя,
И в их глазах я — лишь чудак и пешка.
Они не видят пропасти у ног,
Не слышат грома в дальнем небосводе.
Я одинок, как позабытый бог,
При собственной и при чужой свободе.
110
Один избрал дорогу в свете дня,
Где каждый шаг известен и спокоен.
Он шёл, покой и почести храня,
И был судьбой и обществом доволен.
Другой же выбрал путь среди теней,
Где бури ждут и пропасти зияют.
Он шёл один, средь диких скал, камней,
Туда, где ветры вольные гуляют.
И кто из них был счастлив? Кто познал
Всю полноту и горечь бытия?
Тот, кто покой в уюте покупал,
Иль тот, чья жизнь — извечная борьба?
111
Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ верный, светлый и холодный.
Тебя на брань не зря старик ковал
Рукой своей, умелой и свободной.
Ты не для злата служишь, не для лжи,
В тебе нет фальши низкого поклона.
Ты ждёшь команды, молча у межи,
Готовый стать орудием закона.
Закона чести, что в душе горит,
Когда поруган друг иль правда свята.
И пусть весь мир лукаво говорит,
Твоё молчанье — лучшая расплата.
Свидетельство о публикации №125110804828