Такое дело

   
           Мы чё-то долго топтались - отбивали какой-то совхоз - уже коло Клина было. То наступаем, то отступаем. Наших много положили, проредили - частей наших мало - не осталось наступать - захлебнулось.
           К вечеру тихо стало. Подкрепления ждали. «Отступать!» Все уж пошли, отступали, кто живой был. А кто-то прибежал, сказал. Командир: «Айдате!» Тяжелораненый солдат лежал - с нашей части - в прозвоночник, прозвоночник разбило. В лесничестве – плодоовощной питомник – саженцы – подальше - там лесник раньше жил – штаб был. Лес-то с горы - там низьминка, болото. Третьяков куда-то увернул с этого места. «Айдате, вытащите! Ты! Ты! Ты!» Я тут близко подгодился. Ткнул пальцем - вот и весь приказ.
           Ещё светло пришли. А там солдат, часовой стоит с винтовкой, охраняет. Дробненький тоже такой - меньше меня, на меня напался:
           - Айда, иди - кричи там по лесу: приказ дали, чтобы отступали. Счас звонили: кто ещё живой остался - отступать, такое-то село - откуда пошли наступать - тринадцать километров, линию обороны не держать!
            - Ты чё? Ты в помещении замёрз! Меня не за тем послали!»
            Он там стоял, охранял больного - ему и препоручили, наверное, сказали: «Не уходи, пока не придут».
            Те схватили его, тащить. «Я сам потащу!»  А он с винтовкой: «Я тебе приказываю!» Я думаю: А что? У него винтовка - застрелит, весь суд тут. Говорю: «У тебя винтовка - там все с винтовками, с пулемётами, а у меня нечем оборониться». Правда, одну гранату давали. «Так винтовку давай! Куда я пойду без оружия?»
             Он: «На бери!» - отдал винтовку, сунул мне её. Не знаю, может, потом кого убивали - так он у них винтовку взял. Я не думал. И те, трое, как потащили раненного, и он тут с краю прицепился, помогает, вроде, лучше тащить! Так и убежал: всё-таки в тыл охота, чем бежать, чтобы тебя пристрелили или в плен забрали.
             Мне делать нечего - побежал, кричу: «Кто тут живой, раненный остался!». Двое бегут мне навстречу, оттуда, с передовой идут двое - какие они, кто раненые или такие - шли стороной. Я скричал им:
            - Нет ли кого наших? Наши есть ещё кто?
            - Никого нет! Куда ты прёшь? Ты же в плен к немцу бежишь! Мы оттуда убежали.
            - Да меня послали, приказали...
            - Иди, вернись! Мало ли что тебе приказали! Кто живой, дак все ушли - если кто и остался, то уже не живой, а кто не может, которые лежат, ты их не унесёшь! Айда удирай!
             Ну, я дальше и не пошёл, раз они меня сократили - может начальство, или разведка какая. Пробежал ещё по бугру, по опушке немного. Сумерки уже. Лес - осиновый, сосновый толстый - бор. Темнять стало- не видать стало. Шум. Как по дороге они идут. Смотрю: танки, танкетки - на каком-то расстоянии, недалёко - в полкилометра. Я не мерил- может, как до Петьки - он от нас вовсе недалеко здесь. Густо их пошло.
              Когда сравнялись они - наши давай по ним стрелять - наши противотанковые встречали - противотанковое оружие - пушки-сорокопятки, чтобы танки задержать. Поднялось тут - всё смешалось! Оттуда пушки стреляют, да и отсюда- танки по ним. Не пойму - дым. Я - осина не осина, тополь не тополь - шибко только здоровый, толстой, большущий - стал, чтобы не видать меня, спрятался за дерево, смотрю: худо дело! А потом: толку нет тут стоять, в плен могут поймать! А пули: вж-вжик! Счас как это вспомнишь - так ой- ёй-ё!
Смотрю: тут говном пахнет! Думай, жопа, где твои ноги!
              Я определился, откуда танки идут, место куда бежать, только левее - влево взял и побежал. Тропинки, где народ всё бежал, дорожка, я по этой дорожке и бежал - всё же наши бежали - в ту сторону и дальше бегу – угадываю: где? откуда стреляют? куда? Согнусь - пули летят: вжик-вжик! Наклоняюсь - голову лишь бы сохранить - чуть носом по снегу не чиркаешь, наверное, носом бороздил, а всё вперёд ладишь. Падаю, паду, снежку похватаю и не хвораю. Дорожки протоптанные, снег кругом, так-то нельзя бежать, и по большой дороге - тоже нельзя: там танки.
             Но наши, по-видимому, остановили их, может, сколько сбили, сколько обратно вернулись - тут уж темно стало. Потому что тринадцать километров для танки далеко разве ворваться, я уж потом так думал.
             Добежал до лесничества, а там уж куда наши отступали.
             На бугор, как на хребет, перебежал через бугор. Болотинка какая-то, кочки. Двое на бричках в болоте - снег проломился, снегу много уже было, а саней не было, сани-то бы проскочили. Снег - закрыло, стали проезжать, а там - вода ещё, осока, проломили лёд и завязли - к выезду уже почти, на краю болота - дальше-то бы они проехали посуху. Бричка застряла – первая - вторая за ней стала. Два коноводчика. Такие-то все убежали. А они коней-то не бросят. Оружием загруженные - с винтовками от убитых, брички. Лошади по две – худенькие, малосильные. Дёрнутся - если бы разом - эта дёрнет или другая - которую понужнут.
             Сперва постромки всё, вальки спадывали - на вальках-то маленькие зарубочки - всё обледенело, железки не держатся. Говорю: «Ну-ка, братва! Давайте ремни - привяжем вальки." Я с себя ремень снял - белые, тканные. Пояса привязали - они не стали спадывать. А колёса уже угрузли туда - глубоко бричка завязла. Сверху лёд - и всё - сидят!
             Лошади бьются, но уже выдохлись, не берут силой. Давай на себе вытаскивать - я бился, бился - тоже никак. Говорю: «Давайте, выпрягем коней и айда верхом!» Я говорю: «Постромки обрубайте и айдате, а то в плену будете!» «Нет! Куда мы без бричек? Мы брички не бросим - оружие…» «Ну, ладно: как знаете, решайте сами – как вы, -  намучился с ними, - мне и не больно нужно, а я пошёл - мне в свою часть надо, а то, скажут, что я к немцу в плен убежал».
             Я было побежал по дорожке: винтовка? -  к этим на бричку и положил – бросил винтовку! Что делать? Потом думаю: раз она у меня не была, не числится, зачем я её таскать буду? Когда с винтовкой идёшь, тебя скорее застрелят, а безо всего идёшь- всяко одумаются. Сколько я свою часть догонять буду- хотя и живой?
             А пули-то и ночью, в кого кто стрелял? Свистят. Может, и в меня. Пригнусь - «вж-вжик» - слева, справа, над головой - далеко видать, куда - трассиры-то цветные - летят, и ракеты бросали, освещали место. Может, меня видели, стреляли - кто, может, наши - тут уж близко, думают: немец бежит.
            Я бегу, молюсь, молитвы читаю, крещусь: «Господи, спаси меня! Сохрани! Царица Небесная! У меня и детки остались - дома-то…» 
            А тут уж рядом наши – охрана - охранение, много сидят, где под снегом вырыли, закопались: «Кто идёт?» Кричу: «Теняков пришёл! Такое дело, ребята! В таким-то месте я был. Такой-то роты. Такой-то полк». «Да, мы этого полка. Айда скорее». Пропустили, показали мне куда идти: «Вот сюда» - дом, где первая рота.
            Наши в домике - крестовой, большой. Ни полу, ничего не было - сожгли уже. Окна ремками завешаны.
            Я сказал, какие у нас в доме начальники - командиришки, как что было. Я им всё рассказал.  Про их, там, в болоте:
            -  Передовая наша кончилась, только они поехали - две брички, по дороге нельзя было - там танки, они завязли - от штаба, где будка лесничества, подальше с полкилометра - налево на выходе из питомника - болото. Я с ними тоже намучился…
           -  Так кого они ждут? Их немец в плен заберёт!
           -  Я им так и говорил: «Брички здесь никто не возьмёт, а утром, если наши наступление сделают, опять наступать...»
           Я про их, про обозников, не знаю - что там с имя? Как оне? Ничего больше: как ушёл, а они там замерзать остались, или их немец ночью в плен забрал, разведка-то была и наша, и немецкая. Надо соображать, что надо делать - над тобой никаких указаний никто не даст, сам решай. Я вот всё-таки выпутался и живой, я уж не думал, что буду живой. Я думаю: всё! Думаю, убьют, застрелят, в плен возьмут - километров шестнадцать бежал, шлёпал, искал часть. Правда, не искал - как-то сразу. Наверное, ещё надо было жить…
            Тут у ребят тёплая водичка в ведёрке - они воды уже нагрели. Дали мне попить: «Айда, отдыхай!» Обрадовались: «А мы уж не ждали - думали, тебя не увидим: или в плену, или убитый...»
            Только прилёг, маленько погодя- глаза сомкнул - нет,  кричат- будят: «Вставай, отдохнул! Айда в оборону! Сменять пора!» Пошли в оборону.
                А утром опять наступать, наутро мы в другое место – направление - в наступление пошли. Это место я не видел больше. По бору проходили - бор был - высокие пеньки, чтобы танки не прошли, навалено, может, немец сделал, чтобы не было дороги к нему.