Дарьяльский гул
В ущелье — рев, туман и хмарость.
Здесь Демон жил, ронял и тень,
И Лермонтова жгла здесь ярость.
Грузинский хладный прет хребет,
Чеканный, как клинок кинжала,
Где след империй, дым побед,
Где Русь с Востоком воевала.
И стало быть февральской вьюгой
Заносит Крестовый перевал.
Здесь ветер бьет тугой, упругой
Струей, что гонит снежный вал.
Дорога — нерв. Она петляет
Сквозь сумятицу, гул и лед,
Как будто бы сама не зная,
Куда стихия занесет.
И вдруг — прорыв. За облаками —
Седой, двуглавый исполин.
Казбек! Он дышит ледниками,
Над суетой дорог один.
Как Гумилев, ты ищешь слово,
Чтоб описать гранитный сон,
И этот блеск, суровый,
Что в синеве со всех сторон.
Вулканы спят. Шерхота, Куро
Глядят в долину с высоты.
Их профиль дик, их контур хмурый
Достиг немой голубизны.
Здесь Арагви бурлит в ущелье,
И каждый камень — страж веков,
Как будто ждет он карусели
Торговцев, воинов, полков.
О, этот путь! От каравана
До гула шин в кизячной мгле.
Артерия, что рвет туманы,
Как шрам на каменном челе.
Он вьется, рвется сквозь заносы,
Упрямей человечьих стай,
Ведя свои обозы
В далекий, теплый, южный край.
Здесь скалы помнят всё. И Пушкин
Свой взор задумчивый бросал
На эти вечные макушки.
Здесь Грибоедов проезжал.
И ты, вдыхая воздух рваный,
Поймешь, как мелок твой удел,
Пока Кавказ, седой и пьяный,
Тебе дышать в лицо велел.
24-04-2024
Свидетельство о публикации №125110700578