Любовь к математике

Она любила математику — тихо, сосредоточенно, без пафоса.

Для неё уравнения были не набором символов, а изящным танцем переменных. Каждая формула — как строчка стихотворения, где всё на своём месте, где нет случайностей, только безупречная логика.

Она могла часами сидеть с карандашом в руке, выводя на бумаге цепочки преобразований. x и y становились её собеседниками, а интегралы — мостами между мирами. Когда решение наконец складывалось, внутри загорался тёплый свет: вот оно, то самое мгновение истины.

Ей нравилось, что в математике нет полутонов. Ответ либо верен, либо нет — без оговорок, без двусмысленностей. Это успокаивало. В мире, где многое зыбко и непостоянно, формулы оставались незыблемыми, как скалы.

Иногда она представляла, что числа — это ноты, а доказательства — мелодии. Тогда теорема Пифагора звучала как классическая ария, а ряд Тейлора — как джазовая импровизация. Она улыбалась этим мыслям и снова бралась за задачи — потому что знала: где-то там, за очередным поворотом логики, её ждёт новая красота.