Драконоборцы

.............

От бескрайних полей, где до синего неба - рукой достать,
Поднимались на нас, отливая в лучах серебром,
Вереницы драконов и прочая нечисть, что им под стать
Не желает дремать в сатанинском чертоге своем.

И летели, летели, летели
Нам под ноги головы,
И в поганую кровь
Мы порой уходили по грудь…
Мы были -тогда еще были -
Отчаянно молоды…
И в своей правоте
Сомневаться не смели ничуть.

По бескрайним полям, где легли наши братья и недруги,
Мы бродили, крича, чтоб откликнулся, кто еще жив,
Но под светом луны и под звездами дальними, бледными,
В бесконечном дыму не узнать ни своих, ни чужих.

Мы искали, искали, искали
Друзей среди встреченных,
Мы пытались прочесть на клинках,
Где клеймились мечи…
Только боем клинки
Одинаково все изувечены,
И по ним никогда
Никого уже не отличить.

От бескрайних полей, где закаты как полымя, после мы
Возвращались, победой гордясь, под родительский кров,
А земля позади материнскими горькими росами
Провожала в последний приют наших бывших врагов…

И рыдала, рыдала, рыдала,
Рыдала, и впредь ещё
Так не раз ей рыдать,
Размывая слезами следы,
На бескрайних полях,
Где её неразумные детища,
В своих глупых забавах
Доводят себя до беды…


.......................
Действующие лица:

Оливер Рогенваль - молодой рыцарь Ордена Драконоборцев, невысокий, светловолосый с резкими       чертами лица, порывистыми движениями.

Магистр Гиль - дядя Оливера, высокий старик благородного облика. Одет чрезвычайно богато и изысканно, держится гордо, несколько высокомерно

Нищий странник - высокий, но уже сутулый старик в темном балахоне, с котомкой и посохом. Сильно хромает

Берт - слуга Оливера. Маленький щуплый старичок.
Робер - молодой рыцарь, приятель Оливера.
Леди Гордиана - первая дама двора
Король - невысокий щуплый человек с болезненным лицом
Кабацкий нищий

Слуги, пажи, рыцари, горожане на улице и в кабаке.
.........................

Сцена 1
(Бедная улица средневекового города; дешевый кабак; среди разгульно пьющих и спящих вповалку оборванных людей, за столом, опустив голову на руки, под которыми лежит меч, спит хорошо одетый человек. Со стороны появляется Берт с двумя слугами, несут факелы и ищут среди пьяных, наконец, замечают Оливера)

Берт:     - Сэр Оливер! Очнитесь! Боже мой..

(отчаянно трясет Оливера, будит)

Слуга1:  - Мертвецки пьян…
Слуга2:                -  Теперь нас точно взгреют.
Оливер: - Кто с-с-меет…. пот-тревожить мой покой…
Берт:       - Сэр Оливер, очнитесь же скорее…

(слуги поднимают Оливера,
            он отмахивается)

Оливер:  - Еще чего… Я вижу... С-с-сладких снов…
Берт:        - Сэр Оливер!! Очнитесь, Бога ради!!

(трясет, щиплет)

Оливер:   - Ну… Ради Бога я на все готов…

(неожиданно выпрямляется)

                Чего тебе?
Берт:                - Сюда идет ваш дядя.
Оливер:   - И что?
Берт:    - Как «что»? Он крайне раздражен!
                - Вы двое суток не являлись дома!

Оливер:
           - И что? Прервал такой чудесный сон…
           Болван… Такая сладкая истома,
           Такая дивная расслабленность в руках…
           Про ноги - даже не упоминаю…

(начинает оплывать на скамье,
Берт тормошит)

 Берт: - Опять! Опять гуляли в пух и прах!
            Не чуя меры и трезветь не чая!!

(слуги, увидев кого-то в глубине,
почтительно зовут)

Слуга: - Сюда! Сюда!

(к столу подходит Магистр,
смотрит на всю сцену с презрением)

Магистр:    - Как это понимать?
Оливер (пьяно ухмыляясь): 
           - День добрый… Утро? Или, может… вечер?
            Что, ночь уже??? Кто мог предполагать…
            Вот - время! Заарканил бы, да нечем.
            Ну-у… Рад привет-с-твовать!
Магистр: - А я не рад!! Ты пьян по-свински!!
Оливер:  - Больше. Свиньям столько
                Не выпить! Разве что десятку стад.
                И то  - навряд … ли.
Магистр:                - Здесь гуляет голь, в ком
                Не кровь, а грязь!! И с нею ты сидишь,
                Довольный, как кабан в осенней луже!!
Оливер: - Ну, дя-ядюшка! По сундуку и мышь.
                А пьют они меня ничуть не хуже.
                И слуг … не посылают по пятам,
                Чтоб караулили и за руки хватали.
Магистр:  - Не стал бы бегать по таким местам,
                Тогда б и за руки хватать не стали!!
(слугам)
                Что встали?! Забирайте!

(резко поворачивается, уходит;
слуги кидаются поднимать Оливера,
он отталкивает их)

Оливер:                - Вот те на!
             Я сам хожу! И тут дойду тем паче!
             Коня!! (Берту) Не надо только скакуна –
             Найди какую-нибудь клячу,
             Да поспокойней…
Берт:                - Сэр, я помогу…
Оливер:
           - Мне с жеребцом сейчас не сладить явно,
           Однако ж ноги удержать смогу.
  (дурашливо шатается)
           Благослови, отец, на подвиг славный!

  (делает пару шагов и нарочно
падает на грудь кабацкой девицы,
 смеются, целуются)

           До встречи, курочка моя!
Берт (девице):                - Уйди! Уйди!
           Бесстыдница!
Оливер:             - Ну, что ты, в самом деле…
           Обидел девушку! Мне на ее груди
           Спокойней спится, чем в своей постели,
           А ты – «бесстыдница».
Берт:                - Пойдемте! Дядя ваш
          Уже и так испепеляет взглядом,
          Не дай Господь, войдет со злости в раж –
          Вот будет-то!
Оливер:           - Так, трусы, вам и надо.

(сбоку слышен гвалт; хромая, появляется
 старик в рубище, его гонят люди,
толкают; старик падает, из его
котомки рассыпаются конфеты)

Толпа: - Драконий выкормыш! Хромая обезьяна!
               - Ату его! Ату его!

(Оливер поднимает меч, отгоняет толпу,
встает между ней и стариком)

Оливер:                - Назад!!!
          Назад!!! Иначе будете вы званы
          Моим клинком да на пирушку в ад!
          Хорош жених? Ну? Кто к нему в невесты?
(толпа в испуге отступает)
          Вот так-то лучше. Грубые скоты!
          Гуртом на старика. Отнюдь не честно.

(старик, стоя на коленях быстро
собирает конфеты в котомку;
Оливер подает руку, помогает подняться)

Старик: 
        - У них и честь своя, и свой же стыд.
         Так не судите тех, кто Вам не равен
         Ни воспитанием, ни силой, ни умом.
Оливер:
         - Они тебя бранят и бьют, и травят,
         А ты оправдываешь их?
Старик:                - В себе самом
         Ищи причину ненависти чьей-то.
         Я благодарен Вам за помощь в тяжкий час.
(с достоинством кланяется)
Оливер:  - Ого! Каков же ты, бродяга!

 (сбоку появляется Магистр)

Магистр:                - Эй, там!
          Я долго буду дожидаться вас?!

(увидев Оливера, с холодной
 насмешкой обращается к нему, старика
будто не замечает)

          Сэр Оливер опять среди отбросов?
Старик (сам себе):
  - А… Младший Рогенваль…

(Магистр резко поворачивается к старику,
удивлен, почти испуган)

Магистр:                - Ты?! Жив еще??
Старик:   - Покуда в мире есть вода и просо – живу.
Магистр: - Проваливай, пока прощен!
Оливер:  - С ума сойти! Его ты знаешь, дядя?
                Откуда?

(старик  уходит, Магистр также
поворачивается и уходит)

Магистр (через плечо):- После будем говорить.
Оливер:   - Да в жизни не поверил бы, не глядя.
Берт:        - Сэр Оливер, Вам надо меньше пить…

(Оливер подходит к уличному колодцу, начинает
обмакивать в него голову. Берт достает из
под полы полотенце, стоит рядом и причитает)

          Вот Вашей матушки на свете нету…
          И батюшка уж точно б Вам сказал…
Оливер: 
         - Господь разумно правит эти светом,
          Он вовремя родителей прибрал.
Берт (вытирает голову Оливеру)
         - Не доходите, сэр, до святотатства!
Оливер:
         - Опять геенною начнешь стращать?
          Её я видел, можешь не стараться.
Берт: - Вам вредно пить!
Оливер:            -Мне вредно прекращать.
          Оставишь кружку – сорок раз жалеешь!

(пошатываясь идет в сторону)

Берт: - Там лестница, Вы видите её?
Оливер:  (притворно вглядывается)
           -  А ты которую из двух ввиду имеешь?
Берт:  - Сэр Оливер!

(Оливер хохочет и ровно, уверенно
 спускается по ступенькам)

                Ох, горе Вы мое…..
(Берт поспешно семенит за Оливером)

Сцена 2
(Дом Магистра, утро.  В зале, украшенном флагами,
оружием завтракают Оливер и Магистр.
По Оливеру видно сильное похмелье)

Магистр:
         - Тебя вчера искали при дворе.
           Милорд расспрашивал. Довольно бойко.
           Что мне сказать ему? Что угорел
           Сэр Оливер в очередной попойке?
           Что куролесит он по всем притонам,
           Ни в грош не ставя родовую честь?
           Что с нищим пьет, как с благородным доном,
           И в драку с ним не брезгует полезть?
Оливер:
           - Скажите правду. Что грехи таить…
Магистр:
           - Я вижу, совестно тебе не стало.
Оливер:
          - Мне совестно за то, что может быть,
            Мое отсутствие кого-то огорчало.
Магистр:
           - Я понимаю тех, кто в горе пьет.
           Я понимаю смерда и калеку –
           Им многое Господь недодает,
           Они и припадают к винным рекам
           С желанием на миг попасть в края,
           Где все дозволено, доступно и безбрежно.
           Кто вечно в должниках, тот вечно пьян.
           Обиженный. Влюбленный безнадежно.
           Для них хмельное – снадобье от мук.
           Кто их осудит, лед в груди имеет.
           Но вот, племянник, в толк я не возьму,
           Тебя -  тебя-то! – чем судьба не греет??
           Прославлен меч на запад и восток.
           Все есть. Бери, чего душа попросит!
           Платками дамы выстлали порог,
           Один поднимешь, два тотчас же бросят.
           Камзол, расшитый золотом? Возьми.
           Коня? Пойди и выбери любого.
           Почет? Да между прочими людьми
           Тебя так жалуют, как никого другого.
           Недуг терзает? Ты прочней щита!
           Забыт друзьями? Зван везде и всеми.
           Ни страх, ни ненависть, ни нищета!
           Откуда это дьявольское семя???
Оливер:
       - Мне скучно, дядя! Дядя, скучно мне!!
         А скука плохо плавает в вине.
        Достаточно бутыль перевернуть,
        Как скука тотчас же начнет тонуть.
        И я не столько вкус вина люблю,
        Сколько ее, проклятую, топлю.
Магистр:
       - Ба! Будто в мире развлечений нет
         Для доблестного рыцаря пригодных.
         От той минуты, как забрезжит свет,
         До самой полуночи – что угодно,
        На всякий вкус. Азартен и горяч –
        Скачи за ланью или с диким туром
        Сразись! Наскучило носиться вскачь –
        Останься здесь и девичьим фигурам
        Воздай, что должно. От любовных чар
        Совсем иные будут наслажденья,
        И равнодушен к ним лишь тот, кто стар.
        А ты полсрока не прошел с рожденья.
        Ум развлеки – к философу пойди;
        Их нынче тьма, и каждый жаждет слова
        И рифмы друг на друга городит.
        Турниры есть. Десятки лет не ново.
        Захочешь, ссору с кем-нибудь затей,
        Когда тебя прельщают только войны.
        В конце концов – Господь с тобою – пей!
        Но - с равными! В домах, того достойных.
Оливер:
       - Мне к делу бы. Просил ведь – отпусти.
        Тогда и пить немедля перестану.
Магистр (раздраженно):
        - Чем жизнь столичная тебе претит?!
Оливер:
        - Столица ваша… Цитадель обмана!
        И все здесь ложь! И ваши страсти – ложь!!
        Все – выдумка, все – поза, все – подделка.
        С утра до вечера, как заведенный, врешь,
        И в том, что значимо, и в том, что мелко;
        Друзьям, врагам… Да кто друзья? Враги?
        И это уж зависит от минуты.
        Вода в реке меняет свой изгиб
        И реже, и уж не настолько круто,
        Как отношения между людьми.
        Любовь низведена до развлеченья,
        Опасность – до игры. Все – пыль! Все – миг!
        Все – только некий признак положенья.
        Ничто не ценно по себе само,
        Лишь как ступень, дающая подняться.
        Никто не восхищается умом,
        Пока другие им не восхитятся;
        И меч хорош, пока милорду мил,
        И честь в чести, коль ею честь кичиться!
        А мне противно тратить столько сил
        С одною только целью – отличиться!
Магистр:
       - И для чего ж себя так бережешь?
        Ты признанный герой, неужто мало?
Оливер:
      - Геройство ради славы – тоже ложь.
       Когда героя мысль согревала,
       Что, претерпев лишенья, наконец,
       Он мзду получит ту или другую,
       Тогда герой по сути есть купец.
       И плохо то, что он собой торгует.
       Стремленье взять заветные призы
       В нем рано или поздно перевесит
       И сердца зов, и совести призыв.
Магистр:
    - Воистину, такой нелепой смеси
      Морали с глупостью не слышал никогда.
      Племянник, ты не дружен с головою.
      Жизнь здесь! Она твоя, иди сюда –
      Бери!
Оливер:          - Да я от этой жизни вою!!
Магистр:
      - Чего ты хочешь?
Оливер:               - Снова: меч, коня
       И, дядя, просто – ОТПУСТИ меня.
Магистр:
      - Иди. Возьми любого жеребца.
        Скачи с утра и возвращайся к ночи.
Оливер:
      - Одно и то же снова без конца.
       Друг друга мы не понимаем. Впрочем,
       Иного я уже не ожидал.
Магистр:
      - Твои терзания понятны мало.
        Что сделать, чтобы ты не так скучал?
Оливер:
       -  Кольцо замкнулось, мы пришли к началу.
       Вы, дядюшка, всегда ведете речь
       О разных способах меня развлечь,
       А я уже не говорю – кричу! –
       О том, что РАЗВЛЕКАТЬСЯ не хочу!
       Что, мало по лесам сидит ворья,
       Проезда не давая и прохода?!
       Так отчего, скажите, должен я
       Охотиться на зайцев? Да, есть мода
       И ловкость в той охоте, и запал,
       И радость от минутного везенья,
       Но я б с разбойниками – воевал!
       А с зайцами – прошу прощенья!
       Я видел: сломан мост через ручей.
      Две жерди бросить - рук охочих нету.
      Зато в столице толпы силачей
      И днем, и ночью, и зимой, и летом
      Друг другу жаждут удаль показать
      На рыцарском турнире да охоте.
      Одно позволено: драконов убивать.
      Но в этом преуспел. Не упрекнете.
Магистр:
       - Эй, Оливер! Ты что, как дровосек
         Чинил какой-то мост?!
Оливер:                - А что такого?
Магистр:
- Ты - воин Ордена!
Оливер:                - Я - человек.
Магистр:
         - Ты плохо понимаешь это слово!
         Ты - Человек! Ты - воин! Небеса
         Тебя призвали в мир для этой доли.
         Не строй иллюзий, что решаешь сам:
         Господь решает, кто распашет поле
         Под ливень грозовой, а кто - под кровь;
         Кто зернами засеет, кто - костями.
         Крестьянин, как его ни славословь -
         Мразь. Он не против нас, но и не с нами.
         Бог дал нам место в мире высоко,
         Так не разменивай его на грОши.
         Честь Ордена поставлена на кон!
Оливер:
         - И все - из-за мостка, что сломан?!
Магистр:                - Лошадь
          Пройдет и вброд. И кто езде учён,
          Пересечет поток благополучно.
          Твоя задача - действовать мечом,
          А им рубить дубины несподручно
          И оскорбительно для самого меча.
Оливер:
           - Вполне согласен, только мне неясно,
          Чем плох топор? На нем стоит печать
           Вселенского проклятия?
Магистр:                - Несчастный!
           Ты искренне не видишь тех вещей,
           Которые ребенку очевидны!
Оливер:
          - Я починил мосток через ручей,
          И мне за то на погроша не стыдно.
Магистр:
         - И это самый лучший рыцарь мой!
Оливер:
          - Ну, объясни, раз я не разумею:
           Зачем камзол на четверть золотой,
           Когда есть кожаный, и легче и прочнее?
           Зачем бокал из тонкого стекла,
           Тарелка из прозрачного фарфора -
           Не дай господь уронишь со стола, -
           По мне и глиняная будет впору,
           Когда ревет желудок, как дракон.
           Зачем коню узда...
Магистр :        - Молчать! Мальчишка...
            Ты - воин Ордена. Ты - эталон.
            И не прикидывайся серой мышкой!
            То, как сидишь ты, то, как ешь и пьешь,
            Для юношей становится примером.
            Какой пример ты юным подаешь?!
            Уже не стать ни маленьким, ни серым!
           Не спрячешься! Все время на виду.
            Об этом многие мечтают, между прочим.
            За это даже жизнь свою кладут.
            Прочувствовал хоть что-нибудь?
Оливер:                - Не очень.
           Ну, разве плохо, если вслед за мной,
           Моей тропою и с моим девизом,
           Все те же юноши пойдут не только в бой,
           Не только от дракона примут вызов,
           А встанут стражей у границ страны
           И наведут порядок на дорогах?
           Да взяться б! Горы будут сметены
           И рай земной построится, ей-богу.
           Во славу Ордена Драконоборцев! С ним
           Я связан кровью - чем еще родниться...
          Но знамени быть должно боевым,
           А так оно - никчемная тряпица.
Магистр (устало) :
           - Ты плохо - очень плохо! - знаешь свет.
          Отсюда глупое твое раденье.
          От наших вечных утренних бесед
          Я то в отчаяньи, то в изумленьи.
           Ты предлагаешь вечные труды.
           Красиво. Благородно. Но на деле,
           Мой мальчик, людям нравятся плоды,
           Которые без них для них созрели.
           Нет проще способа врага нажить,
          Чем силиться уговорить кого-то
          Трудами праведными век прожить,
           Гоняя тело до седьмого пота.
           Тебе я верю. Ты упрям как пень!
            Ни крови не боишься, ни мозолей.
           Но, уж прости, отнюдь не каждый день
           Рождаются такие божьей волей.
           И если братству мысль твою подать,
           Оно, конечно, с нею согласится.
            Но Орден можно завтра распускать,
            Поскольку послезавтра - разбежится.
            Жизнь лишь единожды бывает нам дана,
            А райские сады, увы, далёко.
            И каждый хочет в жизни взять сполна
            От благ, что видит у себя под боком.
            Когда не я, так кто-нибудь другой
            Придумает как сделать долю краше.
            А вот бессребреник всегда изгой.
            Его Всевышний встретит полной чашей.
            По крайней мере, нам так говорят.
Оливер (с насмешкой):
        - Драконоборцы - орден сибаритов?
Магистр:
      - Эй, Оливер! Побереги свой яд!
          Подумай, сколько ящеров убито
          И сколько душ невинных спасено,
          И сколько деревень от разоренья.
          Вот это - дело. Да, оно одно,
          Зато оно отнюдь не пахнет ленью
           И трусостью. Вот за него
           Положен стол и кров, шитьё на платье.
           Кровь рыцаря! Она ценней всего.
           Мы щедро ею провиденью платим.
           И благом, выкупленным этою ценой,
           Мы пользуемся с чистою душою.
           Мил многим тысячам живущих рай земной.
          На адский труд согласны двое-трое.
          К тому ж они как в горле кость встают,
          Упреком раздражающе-настырным,
          Поскольку неуживчивы в раю.
          Кусок им, видите ли, слишком жирный.
Оливер:
        - А если я хочу иначе жить?
         Быть может вам найти другое знамя?
Магистр:
        - В тебя достаточно пришлось вложить.
        Ты нужен нам и, значит, будешь с нами.
        Тебе Милорд заглядывает в рот,
        Ни дня без Оливера Рогенваля!
        А это очень многое дает.
        Поверь, давно нам столько не давали.
        Поэтому ты будешь здесь.
        И каждый вечер при дворе с визитом.
        Во имя Ордена. И долг тебе, и честь,
        Стезя и дверь, которая открыта
        Одна из всех! Иные - на замке.
        В чем я не вижу ничего дурного.
        Скучаешь -пей. Но помни: где и с кем!
        А к королю - по первому же слову.
        Ты понял все. Довольно болтовни.
         Сегодня было сказано немало
         Того, о чем молчал в другие дни.
         Надеюсь, завтра не начнем сначала.
         Не будь же тряпкою! Довольно ныть!
(Магистр выходит)
Оливер (задумчиво теребя край орденского знамени):
         - Чтоб тряпкой стать не нужно тряпкой быть...

Сцена 3
(покои Оливера. Оливер с унылым видом сидит перед
большим зеркалом, вокруг суетится пожилой слуга,
 занимается прической, под зеркалом инструменты,
 баночки, тряпочки и т.п.)

Слуга:
          - Сидите смирно, сэр!
Оливер:              - И так уж не дышу.
Слуга:
         - Вам только кажется.
Оливер:                - Да неужели?
          - Не поворачивайтесь, я прошу.
          Вы в этот раз совсем не обгорели.
Оливер:
           - А в этот раз и не было огня.
             Немного дыма, очень много рёва.
            Детеныш. Полетал всего три дня,
           А тут уже и мы...
Слуга:                - Вот так! Готово.
            Смотрите - натурально выжжен клок!

(показывает результат, начинает «работать с лицом»)

Оливер:
           - А можно через щеку пару шрамов?
             И пострашнее!
Слуга:                - Можно, но... Мой бог,
            Вам для чего?
Оливер:                - Чтобы пугались дамы.
Слуга:
            - Сэр Оливер! Какой же Вы шутник!
            Вас изукрась с макушки и до пяток,
            Но женщины ни на единый миг
            Не охладеют! Что за недостаток?
            Я даже и придумать не могу,
            Что отвратит прекрасное сословье!
            Ну, разве, начисто лишить Вас губ.
Оливер:
      - О, это мысль!
Слуга (вкрадчиво):
                - Утомлены любовью?
            Есть у меня чудесный эликсир.
           Достаточно чуть-чуть добавить в чашу,
            И он немедленно придаст Вам сил.
Оливер:
          - Б-благодарю...
Слуга:                - Всегда к услугам Вашим.

  (кланяясь отступает, уходит. Появляется Берт
 и два мальчика-пажа с одеждой)

Оливер:
- Берт?
Берт:               - Ваш камзол.
Оливер                - Где дядя?
Берт:                - У себя.
              Он точно так же занят туалетом.
Оливер:
            - Что там твои мальчишки теребят?
Берт:
            - Сюда, скорей.  Сэр Оливер.

(мальчик подходит, Берт почтительно берет
У него платок и передает Оливеру)

Оливер:                - ЧТО это?
Берт: 
           - Платок.
Оливер:              - Спасибо. Вижу, что платок.
            Сказал же: сразу отсылать обратно.
            Цветы и несколько учтивых строк.
Берт:
           - Я помню, сэр. Я помню.
Оливер:                - Вот и ладно.

(пытается отдать платок, но Берт отступает,
не берет)
 
             Ты не расслышал слов моих, старик?
              Исполни!
Берт:                - Извините, сэр, не стану.
Оливер:
            - Чем этот шелк средь прочего велик?
Берт:
            - Сэр Оливер. От леди Гордианы.
Оливер (растерянно смотрит на платок):
             - Ошибки быть не может?
Берт:                - Вот гербы.
            Вот вензель. Брошен собственной рукою.
Оливер (кидает платок на стол):
            - Да что за день сегодня у судьбы?!
              Час от часу не легче... Что такое...

(Оливер хватается за голову, ерошит волосы, Берт
уверенно поворачивает его за плечо, снова сажает
перед зеркалом и поправляет прическу)

              И все равно: пошли его назад.
              Цветов побольше. Напиши красиво,
               Что, мол, едва узрев сей дивный плат,
               Пришел в смятение; что чистой дивы,
               Подобной ей, еще не видел свет,
               Что я хотел оставить - не решился.
               Ну, как-нибудь повежливее.
Берт:                - Нет.
Оливер:
            - Старик, ты что, совсем ума лишился??
Берт:
               - Позвольте Вам заметить: до сих пор
                Вы право на отказ еще имели,
                И принимался каждый приговор,
                Поскольку виделись повыше цели.
                Любая дама знала, что на ней
                Есть благороднее, красивее, моложе,
                И, если Вы отказывали ей,
                Она смирялась без обид.
Оливер:                -Так что же?
Берт:
               - А то, что из упрямства своего
                Теперь дошли Вы до вершины древа.
                Над леди Гордианой - никого!
                Над нею только Пресвятая Дева!
                Обида первой из придворных дам
                Сулит нам всем несчастия такие,
                Что я гроша за Вашу жизнь не дам
                И даже черепка - за остальные.
Оливер:
               - С двумя драконами справлялся. Как-нибудь!
Берт:
              - Послушайте! Я Вас люблю как сына.
                Дракон рычит и пышет жаром в грудь.
                А женщина ударит тихо. В спину.
               И не сама. И даже не клинком!
               Поймете ли вообще, она ли била.
Оливер:
             - Старик, что - совести уж нет ни в ком?
             Добро б она меня еще любила!
             Так ведь - не любит.
Берт:                - Это же игра.
              Она охотится. Вы для нее - добыча,
               Ее дракон. Ей нравится сгорать
               В азарте похоти, победным кличем
              Считая страстный стон любви в ночи.
               Ловушки взглядов, сети слов, капканы
              Обьятий! Чтоб, минуту улучив,
              Повергнуть Вас пред Леди Гордианой!
Оливер:
             - А если я проворней окажусь?
Берт:
             - О, с женщинами это невозможно.
Оливер:
           - И все-таки, старик, я откажусь.
           В конце концов, устрою выпад ложный.
            Скажу, что тайно и давно влюблен.
Берт:
           - Надеетесь, что примется на веру?
Оливер:
            - Зачем? Скажу, кто мой тревожит сон.
             Меня прельстила... Леди Алитера.
             Никто ее мне не заменит.
Берт:                - Как??
            Но в эту курицу нельзя влюбиться!
Оливер:
             - Зато я не видал ее платка.
             Какая, право, милая девица!
             Такая пышечка! Такой румянец щек!
             И остальные прелести... на месте.
Берт:
            - И эта "пышечка" в Вас вцепится клещом,
            При всем при этом не закрыв от мести
            С той, горько уязвленной, стороны.
Оливер:
           - Я видел - видел!- женщин продавали.
            Но чтоб мужчину!
Берт:                - В этом все равны.
             И так Вас очень долго миновали
             Всеобщие торги. да и не медь
             Предложена взамен.
Оливер:                - Зачем рождаться,
             Учиться, мыслить, чувствовать, гореть -
             Зачем??
Берт:               - О, да! Чтоб дорого продаться.
             Ну, с девками своими в кабаке
              Вы ласковы бываете и смелы.
Оливер:
             - Как дядей сказано: ты помни  "где и с кем".
              Да и потом... Каб ей хотелось тела,
              Я понял бы ее. Что значит "страсть",
              Мне ведомо. Да страсти – на монету.
              Одна задача есть - упрочить власть,
              Свою победу предъявляя свету.
              Противно, подло, гадко, низко, мелко!
              Весь замысел до гнусности паршив!
               Сам сатана бы восхитился сделкой,
               Где продаются сразу две души.
Берт:
               - Сэр Оливер, Вы слишком щепетильны.
                Ну, не упрямьтесь! Что, убудет с Вас?
                С лица смотрите, стороною тыльной
                Бессмысленно не утруждайте глаз.
                В чистовике-то все вполне приглядно.
                А подписи меж строк - кому видны?
                Глядишь и выйдет для двоих приятно.
               Задумайтесь! Еще не влюблены?
Оливер:
               - Талант, мне недоступный совершенно!
                Взглянув - не зрить, влюбиться - не любя...
                Насколько ложь должна быть вдохновенной
                Чтобы в итоге обмануть СЕБЯ!

(в проем заглядывает Магистр,
одет и причесан парадно)

Магистр:
            - Уже готов?
Берт:                -  Еще совсем немного.
Оливер:
            - Я догоню.
Магистр:                - Добро же, я отбыл.

(Магистр исчезает, Оливер пытается быстро уйти,
оставив платок. Берт с платком преграждает путь)

Берт:
               - Сэр, Оливер!
Оливер:                - Освободи дорогу!
Берт:
              - Вы всех погубите!!
Оливер (вздыхает):                - Давай. Уговорил.

Сцена 4
(королевский прием, в зале рыцари, придворные,
на верхних галереях – дамы. Входят Оливер и Магистр,
рыцари почтительно приветствуют друг друга.
Оливер едва ли не на голову ниже остальных)

Рыцари:
       - Сэр Гиль.
                - Сэр Гиль.
                - Сэр Оливер!
Оливер:                - Сэр Гленор!
Рыцарь:
              - А мы вчера Вас ждали, Рогенваль!
              С венцом победы на благом челе, но
               Не дождались!
Оливер:   - Мне бесконечно жаль.
              Я ... был недужен.
Магистр:                - Головные боли
              Его терзают, забирая ночь.
Рыцарь:
            - Что ж лекари? Молчат?
Магистр:                - Все в Божьей воле.
             Они пока не могут нам помочь.
Придворный:
           - Я полагаю, это все от дыма.
             Драконий дым, должно быть, ядовит.
Оливер:
           - Возможно так. Но дело поправимо.
Рыцарь:
           - И все-таки у Вас усталый вид.

(горн возвещает о выходе короля. Король  -
совсем невысокий, довольно щуплый человек –
идет вдоль строя придворных и рыцарей, его приветствуют)
Придворные:
              - Милорд... - Милорд... - Милорд...
Король
(с детской радостью):             - О, что я вижу!
              Сэр Рогенваль! Сказали, Вы больны!
               И сильно!
Оливер:                - Тем не менее, я выжил.
Король:
              - Рад! Рад-рад-рад! Вы очень нам нужны.
               Пойдемте же, сэр Оливер, присядем,
               Чтоб понапрасну ноги не трудить.
(берет Оливера за рукав и тянет за собой к трону,
Оливер садится на ступени трона)
               Нам кое-что вчера сказал Ваш дядя,
               Но, полагаю, надо повторить
               Свидетельство не только очевидца,
               Но - боже правый! - самого творца
               Великих подвигов. Так расскажите в лицах:
               Как было? От начала до конца!
               Там сделано немыслимое что-то!
               Я и вчера был просто поражен!
               Да, кстати, он у Вас какой по счету?
Оливер:
             - Семнадцатый.
Король:                - Семнадцатый дракон!
              Семнадцатый!!! Великолепно!
              Эй, слуги, бардов и певцов сюда.
              Для них работа есть. Пусть духом крепнут,
             Те, кто прочтет, и песнь услышит. Да?
             Начните же! Я в нетерпеньи!
Оливер:
             - С чего начать?
Король:                - Неважно, все - слова.
             Пусть с описания, с расположенья...
             Рисунок скоро высветит канва.
             Он был огромен, страшен и свиреп?
             Он поднимал своим дыханьем ветер?
Оливер:
             - Ну... Не скажу, что ел с ладони хлеб,
             Но и свирепости я тоже не заметил.
Рыцарь:
            - Сэр Рогенваль - любитель уменьшать!
Король:
            - О, Ваша скромность входит в поговорку.
              А, впрочем, говорите. Нам решать,
             Где сердцевина, где - сухая корка.
Оливер:
            - Милорд... Мне, право, просто повезло:
            Я бросил меч и зацепил крыло.
            Бросал-то наугад, не целясь тонко.
            А меч попал случайно в перепонку,
           Да так попал и так ее рассек,
           Что дальше зверь уже лететь не мог.
           Он дико взвыл и сразу сел на поле.
            И, видимо, от страха и от боли
            Себя забыл - всем басням вопреки,
            В ход не пустил ни когти, ни клыки,
           Ни едкий дым, ни грозный пламень свой.
           Лежал, ревел, мотая головой.
           По совести - я вылез на рожон!
           Вот он -  вот я стою, с одним ножом!
           А остальные где-то за холмом.
           Нет, так не делается, ежели с умом!
           Дохни он раз - осталась бы зола!
           Но мне удача дар преподнесла:
           Дракончик оказался слишком юн,
           И от рожденья, явно, не драчун.
           Ему меня бы, наглого, смести,
           А он попробовал, представьте, уползти!
           Ну, вот когда он так подставил бок -
           Тогда честь честью: сделал все, что мог.
           Залез ему на спину от хвоста,
           Наверх поднялся, усложнять не стал:
           Я просто выдернул застрявший меч
           И как мясник воткнул повыше плеч.
           Там место есть у основанья шеи,
           Где в складках кожа тоньше и нежнее.
           И очень тонкая броня - считай, что нет.
           Меч сразу же достал его хребет.
           Вот это пик опасности и был!
           Он, падая, меня бы раздавил.
           Пришлось явить недюжинную прыть,
            Чтобы под тушу там не угодить.
             Но - обошлось! Чем очень счастлив я.
            Вот вам и вся история сия.
Король:
           - Невероятно! Дивно! Бесподобно!
           И все рассказанное, и вдвойне,
           Все, что теперь сочли Вы неудобным
           По скромности своей поведать мне.
Оливер:
          - Я не ушел от правды ни на йоту,
          Клянусь своей перчаткою, милорд!
Король:
           - Вы, как обычно, нам пропели ноты.
            Теперь другие сложат их в аккорд,
            Которым зычно прогремит победа!
(Король делает знак, выходит придворный поэт)
              Такого глаза и такой руки
              На свежей памяти известный мир не ведал,
              Но от Орфея, сэр, Вы далеки!
Рыцарь:
              - Командуй Рогенваль осадой Трои,
              Гомер бы обошелся парой строф!
Оливер:
              - При всем моем почтении к героям,
               Там действия и есть на десять слов.
Король (поэту):
               - Читай, читай, потомок Оссиана!
               Своею песнью услади наш слух!
               Она свежа как ветер океана!
               А слог воителя как жар пустыни сух!
Поэт:
              О, мир людей! Забудь предания Эллады!
              Оставь на время доблестного Сида!
              Послушай, звонкострунная баллада
             Тебе восславит нового Давида.
             Не праздным велеречием ведомый,
             Но истиною призванный к служенью,
             Пролью из чаши я сладкомедовый
             Дар Одина, добытый во владеньях,
             Куда на краткий миг взлетевший горе
             Бессмертный дух поэта воспаряет...
             Послушай, мир! И ты застынешь вскоре,
             Благоговейно строки повторяя...
             Слова... Слова! О, как мне ваши нити,
             Разрозненные ныне, сплесть в одно?
             О, мысли-челноки, проворней тките
             На скорбный саван - песню - полотно!
             Она укроет слезною тоскою
             Младенцев, не явившихся из чрев,
             И жен, и юных дев, и старцев, коим
             Не суждено усопнуть на одре!
             Где вы, сады, налитые плодами?!
             Где вы, красой манящие луга?!
             Что сотворилось? Что случилось с вами?
              Темны, подобно адовым кругам...
             Мне Истина - моя сестра по вере -
             Дает видения магический кристалл:
             Я вижу все! От появленья зверя,
             До мига, в кой дышать он перестал...
             И вдохновением поэта прозревая,
             Я вижу вдаль, сквозь пелену часов,
             Я мыслью лиги преодолевая,
             В себе сливаю сотни голосов...
             Я вижу! Вижу!! Меркнет блеск светила!
             И темный призрак восстает под ним!
             Крылами  мерзкими своими тварь накрыла
             Поля и долы... Вижу едкий дым,
             Клубящийся как грозовые тучи...
             Я вижу пятна крови на броне...
             Из смрадной пасти, пламенно текучий,
             Вниз льется ад! Селения в огне...
             Всё гибнет! Всё, что пело и сияло...
             И розы чуть открывшийся бутон
             Поник, обугленный, в когтях - его не стало!
             О, светлый сон! Прощай! Пришел Дракон!
             Отныне только скрежетом зубовным
             Наполнен воздух, только стон и плач,
             И смертный ужас на челе бескровном...
             Он встал, он здесь, он царствует - Палач!
             Он трижды проклят, осужден стократно
             И ненавидим тысячей сердец,
             Но силой демонов невероятной
             Ему дарован огненный венец!
             Стеная под железною пятою
             Земля спасителя и  избавленья ждет!
            Рожден ли тот, кто может стать героем?
             Кто тяжкие вериги разорвет?
             О, где же он? Драконий век в зените!
             Поля и горы, реки и леса -
             Зовите избавителя! Зовите!
             Он внемлет! Внемлет вашим голосам!
             И он придет! Могучий! Долгожданный!
             Овеяв  вас дыханием весны...
(Оливер с каждой строкой все более мрачнеет,
опускает голову)
Король (заметив чувства Оливера):
               - Остановись сейчас же! Это странно,
               Но, кажется, что Вы огорчены.
Оливер:
                - Нет. Я ... Сосредоточенно внимаю.
Король:
              - Сэр Рогенваль? (поэту)  Эй, прочь с моих очей!
Оливер:
              - Милорд!
Король:                - Теперь и сам я понимаю,
               Что песнь плоха! К чему жалеть о ней?
              Но Вам совсем не стоит огорчаться!
               Порою сложно подобрать слова,
               Которыми достойно увенчаться
               Величие. Хоть мысль не нова,
               Я повторю: поэту вдохновенья
               Бывает мало! Труд и только труд
               Рождает то, что после поколенья
               Хранят как ценность и в пример берут.
(обращается к поэту)
              Тебе ж упорства явно не хватило,
               Чтобы открыть заветные врата
               В чертогах совершенства. Стройно, мило.
               Но так обыденно! Старо! И страсть не та.
Оливер:
             - Милорд! Я к пению претензий не имею!
              Поверьте, много худшее знавал!
              И рифмы четки, и близка идея...
             Всему виной больная голова...
             Бренчание струны мне уши точит,
             Вонзаясь тонкой сталью у виска.
Король:
            - Несчастный, Вы опять лишились ночи?
Оливер:
              - Увы.
Король:          - Нет, этого терпеть нельзя никак!
               Сэр Гиль, Мы в гневе! Как же Вы посмели -
               Вы, самоё внимание всегда! -
               Поднять могли болезного с постели
               И через муки привести сюда?!
Магистр:
             - Милорд, в чем я виновен без сомненья,
              За что меня Вы вправе покарать:
              За то, что не хватило мне уменья
              Болезного в постели удержать!
              Так он сюда стремился.
Король (Оливеру):              - Это правда?
Оливер:
              - Я всей душою жажду наших встреч,
              Как родника в пустыне.
Король:                - Что за нрав дан
              Вам светлым небом! Вы себя беречь
              И не умеете, и не умели!
              Поистине, я б осудил к врагу
              Такое отношенье! В самом деле.
               Но, полно. Нынче я Вас берегу.
               И я скажу, пусть это будет горько
            Услышать, заслужили Вы вполне:
            Я не желаю видеть Вас нисколько!
           Сегодня, сэр, Вы неугодны мне.
            А потому сейчас повелеваю
            Немедленно покинуть этот зал
            И не являться - я ваш норов знаю! -
            Покуда сам король не приказал.
            А вам, сэр Гиль, предписываю строго
            Следить за исполнением сего
            И, вплоть до малозначимого слога,
            Исполнить все, как Мы хотим того!
            И горе вам, коли в единой ноте
            Услышу фальшь из тысячи подряд!
            Магистр, вы людей не бережете!
            Моих людей!
Магистр:                - Милорд, я виноват.
Оливер:
           - Простите и меня за огорченье,
            Которое...
Король:           - Сэр, гневный мой прищур
            Не наказанье, но предупрежденье.
            Ступайте же. А я вас навещу...
           Эй! Тень поэта! Где ты там? Воскресни!
            Ты совершенства явно не нашел,
            Однако я хочу дослушать песню...
             Чтобы понять, что в ней нехорошо.

Сцена 5
(колоннада дворца)
Магистр:
             - В чем дело, Оливер?
Оливер:                - В чем? Я спросил бы то же!
Магистр:
               - Опомнись!
Оливер:                - Что ты им присочинил?!
             Ну, про болезнь, что я прикован к ложу,
            Понятно, я ведь беспробудно пил,
            Но остальное-то??
Магистр:                - Что "остальное"?
             Я все со слов твоих пересказал.
            Иль недостоин ты быть признанным героем?
            Или дракона ты не убивал
            Чуть-чуть не голыми руками в одиночку?
Оливер:
              - Я говорил не это!
Магистр:                - Что с того?
                Рассказчик вправе так подправить строчку,
                Чтоб сделать суть ее ясней всего.
Оливер:
             - Какая суть?! Там не осталось сути!
             Была бы, снялся бы и сам вопрос!
             Враньё, текучее как капля ртути;
             Схватил - так и полшага не пронес!
            Что с виду твердо, оказалось жидко,
             Что сверху - правда, на поверку - ложь!!
Магистр:
             - Полегче-ка, племянник! Слишком шибко!
             Да, я немного приукрасил. Что ж?
Оливер:
              - А то, что в виде "гибнущего рая",
              О коем вдохновенно бард рыдал,
              Описано сожжение сарая,
              В котором даже скот не пострадал!
              Касательно обугленных растений
              Не спорю, может куст какой и был!
               Но что до прочих бед и разрушений,
               Противник мой и треть не сотворил
               Тех злодеяний, леденящих душу,
               Которые приписаны ему.
               А "звонкострунная баллада" льется в уши
              Меж тем, меж всем! И застит свет уму!
Магистр:
              - Святой престол! Любой нормальный разум
               В драконе видит воплощенье зла,
               И это правильно! А как построить фразу
              Да как в реальности пошли дела,
              То дело пятое. Коль не пришлось вам жарко,
              Так и прекрасно. Но какой резон
              Кричать о том, что в качестве подарка
              Успех судьбою был преподнесен?
Оливер:
              - А истина зависит от резона?
Магистр:
              - Ты невозможен!! Ты невыносим!
               Один из всех семнадцати драконов
               Стал исключеньем - что, носиться с ним
               Как с писаною торбой, уверяя,
               Что был он милым ласковым зверьком
                И плыл над миром лебединой стаей,
               Слегка попыхивая огоньком?!
               И в прошлый раз, и в позапрошлый в пекле
                Ты побывал и остальные - то ж,
               Пройдет ли год, десятилетье, век ли,
               А змеи неизменны! В чем же ложь?
               Пускай не нынче - вдругорядь придется
               Идти сквозь пламя, боль и дрожь в руках.
Оливер:
               - Но, дядя, речь про ЭТОТ раз ведется!
Магистр:
               - Мы говорим на разных языках.
               Мне нужен образ. Образ злобной силы.
               На то дракон, чтоб пламя изрыгал!
               Не правда, знаешь, орден наш кормила,
               А образы "героя" и "врага".
               И если вдруг случилось исключенье,
               То честность может и перетерпеть
               Мои лирические отступленья
               Во имя общей цели преуспеть.
Оливер:
            - Мне от рождения внушали кодекс чести.
Магистр:
               - Ты занят только совестью своей!
               А вот задумайся хотя б на миг о месте,
               Назначенном  тебе среди людей,
               И кодексы вдруг обернутся дрянью,
               Поскольку ты, отстаивая их,
               Подтачиваешь благосостоянье,
               Покой и сон соратников своих.
            Ради чего? Чтобы прослыть святошей
             И этим утешать свое нутро?
Оливер:
           - В одном ты прав: язык твой слишком сложен.
             Мне не понять! Так ловко и хитро
             Все вывернуто наизнанку,
             Что просто бесполезно возражать.
             И голова болит, как после пьянки,
             И кроме пьянки нечего желать.
Магистр:
            - Довольно мямлить! Бог на поле брани,
            Что ж ты в делах житейских оробел?
             Мир очень противоречив и странен!
             Прими его и не вреди себе.
             Вот добрый мой совет!

(в противоположном углу появляются дамы,
замечают рыцарей)

Дама:                - Ах! Боже правый!
Магистр (шепотом):
             - Не вздумай только дамам излагать
               Свои теории.
Оливер (шепотом)     - Я не безумен.
Магистр:                - Браво. 
                - Иди.
(Магистр исчезает, оставляя Оливера с дамами)
Дама:     - Мы вас так рады повидать!
               Вы нас совсем-совсем забыли!
Оливер:   - Леди,
                Я ваш и только ваш!
Дама:   - Не лгите нам!
           Известно всем, жестокой битвой бредит
           Сэр Рогенваль! Он избегает дам,
           В чьем обществе ему, должно быть, скучно...
Оливер:
          - О, как же горек и жесток упрек!
          Клянусь, что был бы с вами неотлучно,
          Когда б совсем не отлучаться мог.
          Мужская доля тем и неприятна,
          Что с медом деготь перемешан в ней;
          Хоть ночь любви продлил бы многократно,
          Но поутру, будь добр, седлай коней!
Дама:
          - О, сэр, Вы искуситель хладнокровный!
           И жаркие признанья - это лесть!
           А сердце ледяное бьется ровно,
           Когда оно вообще в груди сей есть!
Оливер:
         - Ах, леди, как же вы несправедливы!
Дама:
          - Так оправдайтесь, сэр герой! А мы
           Неправоту признаем тотчас же!
Оливер:                - О, дивы...

(появляется леди Гордиана,
дамы почтительно отступают)

Гордиана:
          - Поистине, прилипчивей чумы,
         Лорина, вы, и вы, Бертрада, тоже!
         О вас же, милая, и вовсе умолчу.
         Как не заметить, что теперь негоже
         Трещать без умолку впустую. Я хочу
         Напомнить вам о сестринском терпеньи
         К тому, кто, будучи мучительно больным,
         Нуждается не в глупых обвиненьях,
         А в состраданьи с вашей стороны.

(дамы быстро отступают, уходят)

         Мой бедный рыцарь...
Оливер:                - Леди Гордиана,
         Вы ошибаетесь. Я - сказочный богач,
         Поскольку мне негаданно-нежданно
         Достался взгляд... Удача из удач!
         Как? Я еще угоден этой силе?
         И вы в великой щедрости своей
         Меня своей улыбкой одарили?
         Воистину счастливейший из дней!
         Я сохраню с почтительностью строгой
         И полумесяц губ, и звездный свет
         Очей прекрасных ваших!
Гордиана:                - Гений слога...
         И в этой области Вам равных нет.
         Завистники твердят, что грубоваты
         Манеры Рогенваля - сущий вздор!
         Ах, извините, сэр! Я виновата.
         Вам, верно, тяжек всякий разговор,
         А я, жестокая, Вас задержала
         И продолжаю здесь держать, увы...
         Угодно ль Вам покинуть эту залу?
Оливер (настороженно наблюдая за реакцией ):
        - Угодно...  Было бы…. но не когда в ней вы.
Гордиана:
         - Что ж... Оставайтесь, прогонять не стану.
            Признаюсь, вы всегда приятны мне...
            Как собеседник.
Оливер:                - Леди Гордиана,
            Вы осчастливили меня втройне.
Гордиана:
          - Жаль, не дано озвучить косной речью
            То, что душою сказано без слов.
            Быть может, искренняя нежность вас излечит
            От всех недугов...
Оливер (осторожно подбирая слова):    
                - Леди, я здоров,
             Когда я пребываю с вами рядом.
Гордиана:
           - Позвольте мне вам отереть чело.
Оливер:
           - Приму как драгоценную награду.
             Четырежды мне нынче повезло.
Гордиана:
           - Вы все считаете? О, как же это мило.
             Но... Мой платок! Ах, как нехорошо.
             Возможно, я случайно обронила...
Оливер (обреченно)
            - Тогда ... возможно, я его нашел.
Гордиана:
          - Мой добрый рыцарь! Так неосторожно!
            Кругом полно ушей и языков,
            Которые все истолкуют ложно,
            И нам не вырваться вовеки из оков
           Досужих сплетен, домыслов, намеков...
Оливер:
          - На сем ристалище, увы, я слаб.
Гордиана (делая глазами намеки):
          - Тогда доверьтесь мне! Дождитесь срока
           И... обещаю...
Оливер:                - Ваш покорный раб.
Гордиана:
           - Вам слышать никогда не доводилось
            Как мне милы вечерние сады?
            Чуть на ковре небесном появилась
            Сверкающая бусина звезды,
            Меня неодолимо увлекают
            Лесные духи в сень густых ветвей,
            Где самый воздух негу предрекает...
            Где трелями чарует соловей
            И где ручьи, соперники Орфея,
            Перебирают струны лир своих.
            Там есть раскидистая липа. И под нею
            Стоит приют моих часов ночных -
            Весьма искусно скрытая беседка,
            Известная лишь птицам и цветам...
            В нее бегу я из дворцовой клетки...
            И завтра, полагаю, буду там.
            Вам следует оставить в этом месте
            Платок. И я смогу его забрать
            Так, чтобы нас не увидали вместе.
            Приличия несложно обыграть.
Оливер (с облегчением)
          - Все будет сделано как Вам угодно!
Гордиана (поспешно):    - Впрочем,
           Совсем не буду я удивлена,
           Коль, очарованный красою ночи,
           Вы засидитесь, друг мой, допоздна...

(Оливер, поняв суть игры, послушно кивает)

           Ступайте же, сэр Оливер. Я верю
           Что исцеление недалеко...
           Всевышний милостив. По крайней мере,
           Есть то, что я вам исцелю легко!
           Я стану искренне за Вас молиться...
Оливер (Гордиане):
          - Кого ж еще и слушать, как не Вас
            Небесному престолу...

(Гордиана уходит в сторону)

                Дьяволица!!

(Оливер отчаянно треплет волосы,
 сминает платок  и почти бегом кидается прочь.
Из-за колонн появляется Магистр с молодым рыцарем)

Магистр (рыцарю)
         - За ним! Не оставляйте ни на час!

(рыцарь бежит за Оливером, Магистр степенно уходит)

Сцена 6
(кабак, разношерстная толпа пьет и пляшет, Оливер
и молодой рыцарь – Робэр – сидят за столом,
Робэр изрядно пьян)

Певец из толпы:

Когда шел из рая изгнанный Адам,
Весь в слезах с такой же плачущей женою,
«Погоди,» - сказал Господь, - «тебе я дам
Свой прощальный дар! Утешься под Луною!»
И наградой из наград
Стал Адаму виноград –
Благородная лоза святого края!
С той минуты вкус вина
Всем адамовым сынам
Дорог как воспоминание о рае!

Бочка дубовая –
                эх! – полна!
Зелье бедовое
                пей до дна!
Кружки тяжелые
                – на столы!
Пьяные головы
                веселы!

В питии, как и во многом остальном,
Опекают нас заоблачные сферы:
Это бог придумал ставить бочкам дно,
Чтоб людей не подводило чувство меры!
Пей, бродяга! Ночь твоя!
Будь, бродяга нынче пьян!
Перед небом, не робей, не согрешится!
Ведь когда-то в старину
Да к хорошему вину
Сам Спаситель не гнушался приложиться!

Бочка дубовая –
                эх! – полна!
Зелье бедовое
                пей до дна!
Кружки тяжелые
                – на столы!
Пьяные головы
                веселы!

В церковь ходим мы замаливать грешки,
Справедливо трепеща перед геенной,
Но свое волей рвемся в кабаки –
Их «врата» для нас уже благословенны!
Пой и прыгай как дитя,
Тут тебе не запретят,
Тут над трезвенником больше посмеются!
Заходи, открыт кабак!
От него до неба – шаг!
Да вот как бы по пути не растянуться!

Бочка дубовая –
                эх! – полна!
Зелье бедовое
                пей до дна!
Кружки тяжелые
                – на столы!
Пьяные головы
                веселы!
...................

Робэр:
         - Сэр Оливер, прости, но ты болван!
           Такая женщина! Да даже если бросит!
           Ведь это же не рядовой роман,
           Она своим вниманием возносит
           Тебя... Хотя... Конечно же и ты её...
           Но! "Леди Гордиана" - это имя!
Оливер:
          - Ты все сказал? Хозяин, где питьё?
            Опять пустые!
Хозяин (подзывает нищего старика):
                - Присмотри за ними.
Оливер (видя, что старик сильно хромает)
           - Садись. Садись! Кувшин перевернешь
            И сидя.
Нищий (осторожно садится на край скамьи)
                - Вот спасибо господину!
Оливер (кидает монету)
             - Держи.
Нищий:          - Ого! Кому так - медный грош,
            А мне так - счастья полная корзина!
Оливер:
          - Следи, чтоб были полные!
Нищий:                - А то!
(льет вино в кружки)
Оливер (Робэру):
            - Будь здрав, дружище.
(мимо проходит девица, строит Оливеру глазки,
Оливер явно отвечает)
Робэр:                - Да... Невероятно...
             Тебе достался шанс один на сто!
             Неужто с этой более приятно,
             Чем с той?
Оливер:    - Уж коли яблочко поспело,
             То, где ни откуси - везде халва.
             Мне нравится и то, и это тело.
             Но к телу есть еще и голова.
             А там у них, увы, одно клише -
             Я безразличен, в сущности, обеим.
             Им интересен только мой кошель.
(встряхивает кошель, бросает на стол)
             Но эта к цели движется прямее,
             Не прикрывая кружевами срам.
             А я ценю отсутствие уловок
             Как воин, ежели противник прям...
Нищий  (неожиданно хватает кошель, делает вид,
Что хочет удрать):
            - Тогда гляди, не оказался б ловок!
Робэр:
            - Крысиное отродье!
Оливер:                - Сядь, Робэр!
              Он шутит. Грубо! Ну, так мы не в храме.
(Нищий ухмыляется, возвращает кошель)
              Налей вина!
Нищий:                - Сию минуту, сэр!
(отходит, чтобы наполнить кувшин)
Робэр:
            - И ты его еще сажаешь с нами...

(Нищий подходит к хозяину кабака,
в стороне от рыцарей)

Нищий (подает кувшин):
            - Живее! Осерчают господа
            Так и сорвется дьявольская сила.
Хозяин:
            - Эх, с благородными всегда беда.
Нищий:
             - Барон-то плох, да серебро-то мило!
               А глянь-ка! Перепало от щедрот!
(показывает монету)
              Мешочек полон, я ладонью взвесил.
              А этот, справа - ничего. И крепко пьет,
              И держится без лишней спеси.
Хозяин:
            - Так, старый дурень, это ж Рогенваль!
Нищий:
            - Да ну?!
Хозяин:               - Да он!
Нищий:                - А я-то думал, что там...
Хозяин:
           - Такой всю нашу пропитую шваль,
             Коли захочет, перепьет в два счета.
            Третьёго дни, болтают, так кутил,
            Боялись будто, что вина не хватит!
            Но все до мелкой меди оплатил -
            Богат!
Нищий:        - Пойду. Авось, и мне заплатят.
Робэр (совсем хмельной)
           - О чем задумался? О ней?
Оливер:                - Да нет.
           Одна деталь...
Робэр:                - Ага! Я понимаю.
           Мой стихоплет на днях сложил сонет,
           Ради такого дела - уступаю!
           Прочтешь - она перед тобой падет.
           Девицы любят вирши и букеты.
           Его еще никто не слышал. Вот!

(пытается вытащить измятый листок)
Оливер:
        - Спасибо, друг. Однако не об этом
          Мне мысль пришла. Последний наш дракон.
          Он на крыло-то встал - от силы две недели.
          Он где-то рос. И где-то был рожден.
Робэр
         - Дурак ты, Оливер. Подумал бы о деле!
Оливер (сам с собой, не замечая, что Робэр
засыпает на столе)
         - Вот я и думаю. Ведь если так,
           То миф о Логове становится намеком.
           А зная место, где плодится враг,
           Ужо наведались бы, дайте сроку.
           Как там в легенде? "Частоколом скал
           От мира скрыты темные чертоги"
            Где ж то искать?
Нищий:                - Один уже искал.
            Теперя бродит по свету, убогий.
Оливер:
          - Ты что болтаешь?!
Нищий:                - Я? Да ничего.
Оливер (хватает старика за шиворот)
         - Ну! Говори же! Ну?!
Нищий:                - Чего вы взъелись?
Оливер (отпускает)
         - Про Логово, один искал его,
           И что?
Нищий:    - Ох, господин! Ведь то как ересь,
           Не велено упоминать.
Оливер:
          - Уже припомнил.
Нищий:                - Так теперь жалею.
Оливер ( ставит перед ним кошель)
          - Бери. Что? Мало?
   (роется за пазухой, еще находит монеты)
                На! Я должен знать!
(Нищий отсыпает из кошеля десяток монет,
остальное отодвигает)
Нищий :
         - Так хватит. Совесть я еще имею
           Покуда. Ладно. Так и быть, скажу.
           О вас-то слухи добрые в народе.
           Я сам не лыком шитый, и гляжу,
           Что вы, прекрасный сэр, не промах вроде.
           Чем черт не шутит. Может вы и впрямь
            Возьметесь уничтожить эту дрянь.
Оливер:
          - Ты говори! Но если станешь врать,
            Не постесняюсь руки замарать.
Нищий:
          - Крестом клянусь, что было наяву.
            Жил рыцарь. Имени не назову,
           Забыл давно, а может и не знал.
           Вот он-то рьяно Логово искал.
           Объездил вдоль и поперек страну,
           Считай, под каждый камень заглянул!
           Впустую. Нет чтобы умерить прыть,
           Он что-то начал в старых свитках рыть
           И там, как будто, карту откопал,
           И с этой картою в горах пропал.
           За ним уж было собрались в поход,
           Спасать его, да шел тот самый год,
           Когда полезла тварь из всех щелей.
           Рук не хватало разбираться с ней!
           Что вы! Мальцы схватились за дубины,
           Драконоборцам прикрывая спины.
           Куда идти, когда кругом беда:
           Тут совладал - бегом беги туда!
Оливер:
          - Год Тысячи Драконов? Так давно?
Нищий:
         - А вы как думали? Вот то-то и оно.
           В живых тогда немного нас осталось.
           А тем, кто выжил, память съела старость.
           Вы сказкой оттого удивлены,
           Что голова не знает седины.
Оливер:
          - А дальше что?
Нищий:
          - Что-что... Пришел вояка.
            Вот аккурат закончилася драка -
            И он. Где шлялся, по каким местам?
            А только разум он оставил там.
           Твердил, что был в пещере у драконов
           И там постиг суть божеских законов.
           Что их, мол, не пристало убивать,
           Что, мол, они нам как отец и мать,
           И прочая родня. Как ну духу,
           Везде молол такую чепуху.
           Ну, орденские взяли в оборот,
           Да без толку - все ту же чушь несет.
           Кого другого бы - с обрыва в воду,
           Недолго думая! Ан, вишь, нельзя - порода!
           Вам своего топить - осудит бог.
           Прогнали, чтобы сам собою сдох.
           Оставили суму да власяницу и -
           Все! Ступай под божию десницу.
           С такою проповедью сделать пять шагов,
           Так втрое больше наживешь врагов!
           Кругом еще дымилось и смердило,
           Ему бы живо вытянули жилы.
           За свой драконолюбческий псалом
           Не оправдался бы больным челом!
           Да, видно, вел его по свету сатана...
           Он выжил. То ли чудо-зелье знал,
           А может просто телом - хоть куда...
           Битьё с него, как с гусака вода!
           То приходил, то снова пропадал...
           Я сам десяток раз его видал
           То там, то здесь... Немалые концы.
           Все раздавал детишкам леденцы,
           А денежек за то не выручал!
           Ума-то нет. А спросишь что - молчал.
           Да отвечал вопросом на вопрос.
Оливер (задумчиво)
          - Где он теперь?
Нищий :                - Чего?! Да это ж пёс!
           Бродячий пёс! Подохнет под кустом,
           Так только черт проведает о том.
(Оливер сидит неподвижно, оцепенев. Догадался,
 кого встретил накануне)
            Эй! Сэр... По-моему, налить пора...
Оливер (с досадой):
              - Чтоб нам с тобою встретиться ВЧЕРА!

(Оливер срывается с места и выбегает из кабака)


...................
Так поставлен закон
От веков испокон,
Что на каждое «право» если «лево».
Есть на нищего  - Крез,
На архангела – бес,
На блудницу  - невинная дева,
И на каждую каплю расчета
Есть в груди сумасшедшее что-то…
То, что вдребезги бьет,
Что уснуть не дает,
То, что душу веревками вьет.

Беспокойные!
Беспокойные
Видят солнце над миром теней.
Рвется конь его,
В небо  - конь его!
И  земных будоражит коней.

Наш рассудок удал.
Душу он обуздал
Аккуратно и, в целом, любя.
Дал десятки лекарств,
Чтоб от глупых бунтарств
Оградить  дорогого себя.
Идеалом признав равновесье,
Он снабжает нас «долгом» и «честью»…
Только к ним, крат во крат,
Злость и гордость лежат,
И  весы постоянно дрожат.

Беспокойные!
Беспокойные
Слышат – грозы над миром ревут!
Снятся войны им.
Снятся войны им,
Чтобы сбыться потом наяву.

Сколько праведных книг!
Сколько правил есть в них!
Все написано ясно – читай.
Будешь счастлив, ей-ей,
Среди добрых детей,
А посмертно – в заслуженный рай.
Все бы так…Но на несколько терций
Вдруг очнется безуминка в сердце
И прошепчет: «Скажи,
Разве этим ты жив?
Да не лги мне!
Давай же!
Бежим!»

Беспокойные!
Беспокойные
Видят край как начало пути!
Мир такой за ним…
Мир такой за ним!
И ведь надо же – надо! –
Пройти!
..........................

Сцена 7
(тропинка в поле около деревеньки.
 На тропе маленькая девочка с леденцами в руке. 
Появляется Оливер, одежда потрепана)

Оливер:
        - Постой, малышка! Стой же! Что ты, что ты...
         Не бойся, я не вор и не злодей.
(приседает на колено)
         Давай-ка ... Так повеселее? То-то!
 (девочка осторожно трогает железный доспех)
        ...Доспех. Защита от лихих людей.
           Скажи-ка, милая, кто дал тебе вот это?
           Да не пугайся, я не отниму.
          Старик? Седой? Он раздает конфеты
           И не отказывает никому?
Дитя:   
           - Он дал мне две! Одну еще для брата.
            Мой брат уже почти как ты большой!
Оливер:
           - О, леди! Вижу, ты родней богата!
             А тот старик - он где? Куда пошел?
Дитя:   - Он там сидит, у старого колодца.
            Вон там дорожка, видишь?
Оливер:                - Ангел мой!
           Та самая, что меж холмами вьется?
           Спасибо, золотко! Беги домой!

Сцена 8
(старый колодец в поле, около сидит старик, вокруг ребятишки,
старик показывает сказку грубо сделанными куклами)
Старик:
         - Вот и попалась рыжая плутовка
           В свою же собственную яму! Поделом:
           Как ни крути, как ни скользи по бровке
           Добро останется добром, а злоба - злом.
          Сидит теперь и слезы проливает!
           Простим ее?
Дети:                - Зачем? Пускай сидит!
          - И больше пакостей не затевает!
           Так ей и надо!
Старик:                - Ох, как ты сердит!
          Чуть не драконьим жаром пышешь. Ну-ка...
           А вот скажи, откуда ж ей узнать,
           Что есть прощение? Добро - наука.
           Учиться надобно добру. Бранить и гнать
           Совсем нехитрое, поверь мне, дело.
           Для этого не надобно иметь
           Ни воли, ни терпенья: как приспело,
           Так и кричи. Сложнее пожалеть.
           Еще сложней - простить. В порыве гнева,
           Когда от ярости нутро свело,
           Готов ты бить направо и налево,
           И новым злом плодить на свете зло.
           Порочен круг бессмысленного боя,
           Кто поле засевал, тому и жать:
           Обидчик твой, обиженный тобою,
           Тебя в отместку станет обижать.
           И  эта мельница нас облагает данью,
           Ведя подсчет слетевшим головам,
           До той поры, покуда состраданье
           Не остановит горе-жернова.
           Так что никто красотке нашей рыжей
           Не дал понятия о чести и любви...
           И ты не дашь, поскольку, как я вижу,
           Готов из пленницы веревки вить.
          Ну что? Казни. Твое такое слово.
          Но не забудь, виновного губя,
          Что очень трудно миловать другого,
           Когда никто не миловал тебя.
Дети:     - Не надо, дяденька!  - Простим!
Старик:                - Ну, вот и славно!
Мальчик: - Но только чтоб ни-ни!
Старик:                - Хозяин строг!
        Не беспокойся, я слежу исправно.
        Ей и самой запомнится урок,
        Вкус доброты всегда и свеж, и сладок,
        Но это только тот осознает,
        Кто пробовал. Ручаюсь за порядок!
        Она от злобы больше не испьет.
Дети:      - Вот то-то же!
Старик:                Ну, милые, ступайте,
        Пока вас не хватились, по домам.
        А сказку эту помнить обещайте.
        Не забывайте!
Дети:                - До свиданья вам!
(дети убегают. Оливер выходит из тени)
Оливер:
        -Спешу приветствовать вас, благородный дон.
Старик:   
        - Мой господин, должно быть, обознался.
Оливер:
         - О, нет. Я глаз покуда не лишен!
          Я целых десять дней за вами гнался
          И очень рад, что наконец нашел.
          Поверьте, даже дикий зверь не рыщет
          По тем местам, которыми я шел.
Старик:   
         - Я, господин, всего лишь старый нищий...
           К чему вам было подвергать себя
           Таким опасностям, таким лишеньям?
           За мной рога похода не трубят
           И мне, увы, не подают прошенья.
Оливер:
          - Вот как? Гляди... А люди говорят,
          Что нищенское рубище бродяги
           Сменило много лет тому назад
           Иное платье. Родовые стяги,
           Болтают, реяли над этой головой,
           И к лезвию отменнейшей закалки,
           К эфесу с гордой лентой гербовой
           Привыкли эти руки, а не к палке.
Старик:
          - Вы ошибаетесь, мой добрый сэр!
            Какую глупую и злую шутку
            Сыграли сплетни! Я от высших сфер
            Далек. Я гол с рождения...
Оливер:                - Минутку!
            Мы виделись однажды, в кабаке.
            Я "младший Рогенваль". Так вы сказали.
             Я не подослан - я клянусь! - никем,
             Я сам пришел. Мне вас не называли...
             Кто вы? Вы знали моего отца?
Старик:
           - Мой разум тёмен. Я порой к закату
              Уже не помню те черты лица,
              Что видел днем. Прорехи и заплаты,
              Ходами гнилостного червеца
              Мне испещрили память в той же мере,
              Что эти бревна старые. Пускай
              Язык болтает. Я ему не верю.
              Никто не верит. Вы не верьте.
Оливер:                - Кай!
(Оливер внезапно бросает меч рукоятью вперед.
Старик заученным движением перехватывает оружие в полете)
             Ха! Орденская школа! Лет с пяти.
            "Кай", "тан" и "вердо" въелись в плоть до кости.
              Меня так запросто не провести.
Старик: - Мой разум тёмен. Я безумен.
(осторожно кладет меч, отворачивается)
Оливер:                - Бросьте!
             Я слышал сказку пять минут назад.
             Так сочинять безумец неспособен.
             Сюжет продуман и язык богат,
             Не всякой "поэтической особе"
             Дается так преподнести мораль,
             Чтобы от приторности не тошнило.
             Вам удалось. Кто вы? Скажите!
(старик молча отворачивается)
                Жаль.
             Ну, как желаете. Не в этом дело было.
             Я не за этим десять дней скакал.
             Мне мудрый старец на ухо поведал,
             Что будто б некий рыцарь отыскал -
             И тем нажил себе большие беды-
             В глухих горах драконью колыбель.
             Останьтесь безымянным, ваша воля!
             Скажите только - где? И я отсель
             Исчезну диким ветром в диком поле.
(старик делает вид, что не замечает собеседника)
            Сэр, я с рожденья как баран упрям.
            Такой весьма прискорбный недостаток,
            Но что поделать! Проще будет вам
            Ответить.
Старик:                - Сэр, мой разум краток.
            Он давнего былого не хранит.
Оливер:
            - Но помнит имена чужого рода
              И старшинство, и даже внешних вид
              Его сынов, которых, верно, годы
              Весьма состарили. Не столь уж был я пьян.
              Узнал вас дядя, вы его узнали.
              Мне многое вменяли как изъян,
              Но дурнем никогда не называли.
Старик:  - Бывают озаренья иногда.
 Оливер: - Ах, все-таки бывают?
Старик:                - Очень редко.
Оливер:   - И память к вам тогда приходит?
Старик:                - Да.
             Свободному не верится, что клетка
             Стесняет крылья! Кто всегда здоров
             Не понимает действия больного.
             Вы мне не верите, а я меж тем готов
             Помочь вам словом - да не помню слова!
Оливер:  - Но логово в горах и правда есть?
Старик:   - Не помню.
Оливер:                - Крепость с башнями и рвами!
             Тогда, сэр рыцарь, окажите честь,
             Позвольте мне отправиться за вами!
Старик:  - Что?!
Оливер (с усмешкой):
             - Ну, когда-нибудь на пять минут
             Вы удостоитесь господня взора,
             Вернется свет, а уж тут как тут!
             Готов для продолженья разговора.
Старик    - Придется долго ждать.
Оливер:                - Не тороплюсь!
            Столица без меня спокойно дышит.
            К тому же я усердно помолюсь
            О вашем исцеленьи. Вдруг услышат?
            А ежели я неприятен вам,
           Тогда пойду покорно глядя в спину,
           Собакой по хозяйским по следам.
           Вот так-то!
Старик:                - Как угодно господину.
(старик медленно уходит по тропе, Оливер – вслед за ним)

.......................

Перевалы и тропы под сенью лесной,
И мощеные тракты сквозь залань степную...
Все дороги равны, а идешь по одной,
Остальные за спешкой минуя...

В кошелек,
Бог упрятал ключи  от судьбы в кошелек!
И молчит,
Ни намека! Ни взглядом, ни словом.
Сто дорог
Положил он тебе, выбирай! Сто дорог.
А конечная точка одна -
У креста гробового.

Все дойдут. В разный срок. И по-разному сбив
На камнях огрубевшие ноги.
Это миф, все слова об обратном пути - это миф.
Бог стоит в окончаньи дороги.

Бог стоит, он встречает, и карта при нем,
Где отчетливой нитью алеет
Среди прочих - твой путь, ставший главным путем.
Счастлив тот, кто, взглянув, не жалеет...

В кошелек,
Бог упрятал ключи  от судьбы в кошелек!
И молчит,
Ни намека! Ни взглядом, ни словом.
Сто дорог
Положил он тебе, выбирай! Сто дорог.
А конечная точка одна -
У креста гробового.
.......................


Сцена 9
(ночь, горит небольшой костер. У костра Оливер и Старик.
Одежда Оливера сильно потрепана, частью обгорела)

Оливер:
          - Пойду-ка я за хворостом схожу.
            Ночь обещает быть прохладной.
Старик:                - Погодите.
            Сначала руку вам перевяжу.
Оливер:  - А! Мелочи! Пустое.
Старик:                - Не гневите
            Всевышнего беспечностью своей.
            Итак он сделал милость - чудом живы.
            Зачем вам рана полная червей?
Оливер:
          - Ну, да... Пожалуй, будет некрасиво.
           Извольте, сэр.
(Старик делает повязку)
Старик:                - Что, больно?
Оливер:                - Есть слегка.
Старик:   
           - А вы сочувственны. Не ожидал такого.
Оливер:
          - Что ж мне, стоять-смотреть издалека,
            Как бедняков огонь лишает крова,
            Единственного, что в их жизни есть?
Старик:
          - Я не со многими такими знался,
            Кто б так решился в полымя полезть.
Оливер:
           - А чем по-вашему я досе занимался?
Старик:   - Да. Тоже верно.
Оливер:                - Только пламя то
           Еще когтями било и визжало,
           И пользовалось как бичом хвостом.
           И два ряда зубов острей кинжала.
           И дым! Будь трижды проклят этот дым.
           Поленья хоть смолою пахнут пряно,
           Смрад пасти ящера невыносим!
            Меня  по первости тошнило постоянно.
            Потом прошло. Наверное, привык.
Старик:  - Да, с юношами так и происходит.
Оливер:
            - Как много, право, помнит ваш язык.
             Жаль, голова его на шлейке водит
             Из страха непонятно перед чем!
Старик:  - О, я имел ввиду совсем другое!
             Привычки - как хозяева корчем:
             Отнимут все, что ты несешь с собою
             И подадут своё: питьё, еду,
            Девичье тело на пуховом ложе...
            И вот уж пляшешь ты под их дуду,
            Такой как все. Приличный и похожий.
Оливер:
            - Всегда завидовал таланту убеждать.
              Его мне отродясь не доставало.
Старик   
         - Куда важней способность мысль рождать.
Оливер:
          - Нет, сэр, увы! Уменья думать мало.
            Я с мыслями и чувствами знаком,
            Но как их выразить? Вот вы смогли бы.
            Я - нет. За то и признан чудаком,
            Хоть не шутом - уж и на том спасибо!
Старик:    
           - Забавно. Мне по серости моей
             Казалось, вы записаны героем.
Оливер: 
          - Я там герой, где надобно живей
            Крутить мечом. А там, где фразы строят
            С намеками в три этажа -
            Там я беспомощен как щепка в море.
             Уж лучше пару раз залезть в пожар,
             Чем пару раз о чем-нибудь поспорить.
Старик:   
           - По роду избранного Орденом труда
            От вас и требуются ратные успехи.
Оливер: 
          - Возможно, в те далекие года,
            Когда еще носили вы доспехи,
            Так было. А теперь на взмах меча
            Приходится десяток вздохов томных
            О том, насколько сеча горяча,
            Каких нечеловечески огромных
            Усилий стоит привести её
             К вершине долгожданныя победы...
Старик: 
           - Ну, этим же грешили и в мое
           Лихое время. Тридцать три беседы
           На две минуты действия в бою.
Оливер:   
         - Вам это тоже было не по нраву?
Старик:   
           - Да нет. Пускай поют, коли поют.
            Достоин - принимай достойно славу.
            Борьба с драконами - почетнейший удел.
           Не то, что чью-то жалкую лачужку
           Спасать от пламени. Величьем малых дел
           Не будешь сыт и не наполнишь кружку.
Оливер:   
           - Вы знаете... Вот та семья...
             Которая моей случайной властью
             Ночует нынче не у сточных ям...
             Я видел в их глазах такое счастье!
             Они меня благодарили так
             За эту старую худую крышу...
             За все года моих геройских драк
             Я ничего подобного не слышал.
             И этот бережно завернутый кусок,
             Который стал единственной наградой,
             Поверите ль, дороже, чем платок
             Любой красавицы. И ничего не надо!
             Сам вывернусь до растяженья жил,
             Когда почувствую, что нет ни капли лжи!
             Сам вытянусь до своего предела.
            Я не играл для них. Я делал дело.
             И хоть не бился с огненной горою,
            Себя сейчас я чувствую героем.
            Вот это истина. И я уверен в ней
            Как в том, что хлеб сейчас в руке моей.
Старик:   - Вы очень необычный человек.
Оливер: 
          - Что необычного в  желаньи быть свободным
             От докучающих условностей, от вех,
             Поставленных тщеславием бесплодным?
             Да нет! Неправильно! Тщеславье плодовито:
             В одном взрастет – засеет пятерых,
             А там, гляди, уж сетью перевиты
            Все те, кто невзначай касался их…
            Зацеплены крючками интересов,
            Приклеены на липкий страх
           Нарушить правила игры, лишиться веса
            И стать посмешищем во языках.
            Но как притом желанна середина
            Всеобщего внимания! Туда!
            Скорее к центру! К  центру паутины…
            Там ты герой, ты – гений! Ты  - звезда!
            Я был звездой. Я воссиял лучами!
            И за сияние свое воспет…
Старик:    
           - Молчите, Оливер! Уж лучше б вы молчали,
             Чем  умножать  пустой, но звонкий бред.
             А впрочем, юности простительны ошибки.
             Вам говорят – вы верите. Как все,
             Чьи убежденья отрочески зыбки,
              И попадаете все в ту же сеть
              С  той разницей, что мотыльком в ней бьетесь,
              И это больше связывает вас,
              Поскольку так вы дольше остаетесь
              Занятным зрелищем для любопытных глаз.
              Вы ни минуты не были звездою.
              Вы были факелом в ночи. Возможно – да!
              Но это все поверхностно-пустое.
              Вам и неведомо, что есть «звезда»…

              В огромном облаке житейской пыли,
              Где равномерно распределены
              Осколки чувств, которыми мы жили,
              Где комья яви окружают сны
              И грёзы, где разрозненные глыбы
              Стремлений сталкиваются во мгле,
              Где тлен свою подсчитывает прибыль,
              Исчерчивая век штрихами лет -
             Чьей милостью? – должно быть, божьим вздохом,
             Непостижимо бренному уму,
             Вдруг возникает точечная кроха,
             Неравнодушная к Великому Всему.
             Пытливая, как юноша смышленый,
             Внимательная, как седой старик,
             Она обходит стены и препоны
             И ловит – жадно ловит! – каждый блик,
             Случайный отсвет каждой новой сути.
             В надежде необъятное объять
            Она не сплетничает и не судит –
            Она старается заметить и понять:
           Девичьи слезы, детские забавы,
           Несладостный покой закатных дней,
           Обида проигрыша, жажда славы
           И подлость, и раскаяние… В ней
           Всё это беспредельное пространство,
           В котором мерзость с благостью на «ты»!
           Она, лишенная брезгливости и чванства,
           Вбирает все в себя из темноты…
           О, сколько боли ей познать придется!
           О, сколько скорбей будут жечь и рвать!
           Она восторгом чьим-то захлебнется
           И чьим-то горем будет горевать…
           Пройдя от вольности ужимок праздных
           До сдержанной свободы мудрецов,
           Примерив десять тысяч масок разных,
           Взяв сто начал, увидев сто концов,
           Она запомнит всё! Да – всё! К несчастью.
           Таков ее коварный дар. Она
          То, что другие знают только частью,
           Способна перечувствовать сполна.

          Где эта грань – меж алчностью и жаждой?
          И как стремленье к знанью обозначить?!
          А именно ему – ему! – однажды
          Дано обыденность переиначить.
          Наш мир не зря разобран на частицы!
          Беда тому, кто, данность оскандалив,
          Сумеет вопреки ей воплотиться
          В переливающийся сущностями Алеф!

         Но эта крошка… Жалкая, немая
         И послана на землю для того,
         Чтоб, бытия отвсюду  испивая,
         Стать вытяжкой Великого Всего.
         В ней каплями сольется мирозданье,
         Все ниточки сойдутся к ней
         И то, что создано для расстояний,
         Начнет сжиматься! Все плотней. Плотней!
         Сжиматься под конечной оболочкой,
         Чтобы для полной ясности вместить
         Еще пылинку, отголосок, строчку!
         Всё важно! Ничего не упустить!
         Но вновь в разнообразии окрестном
         Непознанного искра промелькнет:
         Еще, еще! Еще немного места!
         Еще, еще! Еще недостает.
         И вот когда огромной силой воли
         Свивается в бурлящий шар
         Лениво-плоско-мелочное поле –
         Тогда и вспыхивает вдруг душа.

          Да как!! Беснующаяся стихия
          Не яростней, не горячей!
         Не передам, не уложу в стихи я
         То, что за гранью мысли и речей!
         Там все клокочет, все рычит и стонет,
         Сплавляя вещи, кои сблизить – грех,
         Кипя ключом, попеременно тонет
         Добро во зле и зло потом в добре!
         Какие дикие, безудержные смерчи,
         Какой воистину немыслимый накал
         Узлами вьет, как жгут из гуттаперчи,
         То, что наш мир незыблемым считал!
         И обнажаются первоосновы,
          И наших чувств оплывшие черты
         Освобождаются от наносного
         И не стесняются счастливой наготы.
         Она – Звезда – уже сияет знаньем,
         Она растет, исполненная им,
         И будучи охвачена сияньем
         Уже не в силах побороться с ним.
         И вместе с ускоряющимся ростом,
        По мере выкипания котлов,
        Приходит осознанье – как все просто!
        И ужас от того, что всё – вне слов…
        Никак не выразить. Пожизненная пытка,
        Ад раскаленной плавящейся тьмы
        Давлением стесненного избытка
        Наружу рвется из своей тюрьмы!
        Чтобы не быть разорванной на части,
        Звезде ПРИХОДИТСЯ гореть и звать!
        Ее единое страдание и счастье –
        Как только можно больше ОТДАВАТЬ!
        Не надо песен и кликуш не надо!
        И  - в пепел клевета на полпути!
        И посмотреть – так не удержишь взгляда,
        И мимо, не заметив, не пройти!!
        И всем видна. И никого нет с нею.
        Глупец пугается горящего венца,
        А умный просто подходить не смеет…
        Сама в себе, до самого конца,
        В ревущих недрах собственных мучений,
        Она из расщепленных ядер зла
        Рождает для эпох и поколений
        Великий свет великого тепла!
        И это для Звезды не развлеченье,
        Не слава, не мальчишеская прыть,
        Не труд, и не манера поведенья,
        А способ выжить! И возможность жить.

        А те, крикливые… Сродни кометам.
        Коль внешнюю красивость опустить,
        В них нет ни капли собственного света.
        И даже нет желания светить.
        Намек на изъявленье высшей воли,
        Причем, как правило, намек пустой!
        И не переживания, ни боли,
        Ни этой страсти – страшной и святой –
        В которой медленно Звезда сгорает,
        Себя даря себе же на беду…
        Но… Знаешь, мальчик, не оценит рая
        Тот, кто ни разу не бывал в аду.

         Ты молод. Смел. Сколь многое от Бога
         Тебе дано, я не могу судить,
          Но вижу: ищешь ты свою дорогу.
         Учти, сынок – ТЕБЕ по ней ходить.
         Тропа набитая бывает слаще
         Нехоженой тропы. Кого спросить,
         Что лучше: пробираться через чащу
          Или, с  толпой шагая, грязь месить?
          Я  - не скажу. Не дам тебе совета.
           Не знаю сам, хоть голова седа,
           Бежать от света иль держаться света…
Оливер: 
          - Вы то об Ордене? Я не вернусь туда.
            Все решено давно, и ваше слово
            Уже не значило бы ничего.
            Как бы их доля ни была медова
            Меня тошнит от привкуса сего.
Старик:    - Ох, Оливер… Вы горечи не знали.
Оливер:   - Возможно, что не знал. И что тогда?
Старик:     - Разумно ли теперь искать печали
От радости? 
Оливер:                - Я не вернусь туда.
          А я и не был там! Поймите и поверьте:
         Да, тело двигалось, да, открывался рот,
         Но я не жил. Мой дух на грани смерти
          Стонал, едва выдерживая гнет
          Того, что для него невыносимо!
          Расплачиваясь по чужим счетам,
          Я чувствовал, что жизнь проходит мимо.
          Не знаю, здесь ли путь… Но он не там!
          И, чтоб на самом деле ни хотела
          Святая Церковь грешным нам внушить,
           В одном она права: душа без тела
           Жива, но мёртво тело без души.
           Пойдем ли врозь мы, вместе  - безразлично!
          Я  знаю – где-то есть моя стезя,
           И нюхом зверя чувствую отлично,
           Куда мне можно и куда нельзя.
Старик:      
        - О, да… Сочувствую бедняге Гилю.
          Как он ошибся, строя свой расчет!
          Стареет. Отдал предпочтенье силе,
          Не понимая, что она несет.
          А, может, это  я чутьё теряю,
          В своих скитаниях изрядно одичав…
          Но я вам отчего-то доверяю.
          И отчего-то думаю, что прав.
           Кем посланы вы? Небосводом,
          Который так заботливо берег
          Изгнанника все эти годы?
          Или густые кудри прячут рог,
           А сапоги – козлиные копыта?
Оливер:   - Я человек. Другого не скажу.
Старик:    
          - Ах, кабы ведать нам, что в нас сокрыто.
            Пойдемте, Оливер. Я покажу.

Сцена 10
(Оливер и Старик внутри огромной пещеры. Всюду вокруг – яйца драконов, полупрозрачные, огромные. Видно как в них свернулись зародыши. Оливер дико оглядывается. Старик наблюдает за ним)
Оливер:   
           - Господь всемилостивый! Я такого
            Не мог представить!! Сколько же их здесь?!
Старик:   
           - Пещера вглубь идет до дна земного
             И сколько видит глаз – они все есть.
Оливер (внезапно нервно смеется):
          - Вот пень дубовый-то! Рассчитывал с наскока
         На веки-вечные избавить мир от зла!
         Самоуверенность – мать всякого порока –
         Каким махровым цветом расцвела!
         Ведь мог задуматься и догадаться,
         Что все окажется не так легко!
         Привык с одним-двумя в бою встречаться!
         А тут… Запас на тысячу веков
         Для тысячи мечей! Что в том смешного?
Старик (ухмыляясь):
          - Нет, ничего. Я так же был смущен,
           Когда пришел сюда. Вы слово в слово
           Пропели нынче давешний мой стон.
Оливер: 
          - Ну, хорошо. Допустим, одиночке
         Тут делать нечего. Но в ордене нас  - тьма.
         Осталось всем собраться в нужной точке.
         Не надобно великого ума,
         Чтоб повстречаться с этою идеей.
         Неужто дядюшка вам отказал?
Старик:    
          - Да нет. Он согласился бы с затеей.
            Но места я ему не указал.
Оливер: 
         - Из-за чего? Сомнительно, что дело
           Свелось к банальнейшему дележу
          Геройских лавров. Дядюшке б приспело!
          Но вы другой закалки, я скажу…
Старик:   
          - Вы, Оливер, в сужденьях слишком резки.
            Магистр Гиль, конечно, не святой,
           Но благолепнее, чем лик на фреске,
           Никто из нас в обители земной
           Пока не стал. Борясь за идеалы,
           Мы верим в собственную правоту,
           Как в чистоту граненого кристалла,
           Забыв при этом странную черту
           Любой огранки: будь хоть зорче рыси,
           И камень дай прозрачней, чем слеза,
           Картинка от того всегда зависит,
           Через какую грань глядят глаза.
           Сэр Гиль по-своему хорош. Он благороден.
           Старается для дела своего.
           Ко мне был добр. В своем, конечно, роде,
           Но все-таки – был добр. 
Оливер:                – Из-за чего?
            Моё упрямство вам уже известно.
            Я сразу же о нем предупредил.
Старик:   
            - Скажу. Иначе б было неуместно
           На наш поход потратить столько сил.
           Мне только хочется… Сынок! Ты взвесь без сердца…
           Смотреть на мир через свое окно
           Тебе наскучило, таинственная дверца
           Манит неведомым… Так знай: за ней темно!
           И очень страшно. Не придумать, где бы
           Еще страшней и горше было жить!
           А я – подумай! – благодарен небу,
           Что так живу. Могло бы хуже быть.
           И все из-за ключа в заветной дверке!
           Один скрипучий полуоборот –
            И вот уже в руках иные мерки,
            И с ног на голову привычный мир встает,
            И рад бы все вернуть! Уже не в силах.
            Как только пересечена черта –
            Та дверь захлопнулась. Тебя закрыла.
            Сынок! Пусть лучше будет заперта!
            Как я желал бы все начать сначала,
           Не знать того, что ведаю сейчас…
           Моя судьба тебя не испугала?
Оливер:
          - А я не знаю ни судьбы, ни вас.
           Вы имя до сих пор мне не назвали.
            И даже титул, на худой конец.
Старик: 
           - Из книг, должно быть, все повырывали,
             Но… Айвон Эрдолл.
Оливер:                – «Золотой боец»??
Старик:    
           - Как? Неужели жив еще в преданьях?
Оливер:
             - Да нет. В преданиях как раз мертвы.
               Вы сожжены какой-то прыткой дрянью
               В Год Тысячи Драконов.
Старик:                – Да??
Оливер:                – Увы!
Старик:   
            - Магистр Гиль и впрямь проворней серны
             Среди дворцовых пропастей и скал.
              Хотя… По сути я и умер. Это верно.
              Чтоб не искали. 
Оливер:                – Я вас отыскал.
Старик:    
            - Подумай, Оливер, вопрос не праздный,
               Пока возможность есть, не лучше ли уйти?
Старик:   
              - Вы потеряли много. Это ясно.
                Сэр Айвон, что смогли вы обрести?
Старик:     - Я знаю правду.
Оливер:                – Этого довольно,
               Чтобы завидовать, как королю.
Старик:   
             - Ох, бедный мальчик. Вольно иль невольно,
               Но, чувствую, тебя я погублю,
               И если разума лишит смятенье,
               И если вспыхнешь светом изнутри.
               Мне в оправданье лишь твое стремленье
              Узнать. Ну, коли тверд, тогда… Смотри.
(Старик неожиданно бьет Оливера посохом, сбивая с ног)
Оливер:   - За что?
Старик:                – Смотри!
(внутри ближайших яиц начинают шевелиться тени детенышей,
беспокойно скребутся)
Оливер:                – Меня глаза дурачат?
Растет! Шевелится!
Старик:                – И то вон подросло.
Оливер:   - Что происходит? Что все это значит?!
Старик: 
             - Они как пищу принимают зло.
             Я не философ, но одна картина
             Мне видится яснее остальных:
             Наш мир – как старый пруд, заросший тиной,
             Под бурой гладью томных вод своих
            Таит разнообразные движенья
            Душ, обитающих незримо в глубине.
             И каждая, мелькнув мгновенной тенью,
            Дает начало круговой волне.
             Она идет от края и до края,
            До самого далёка-далека,
            И всё, и всех на свете задевая,
            Где грубой силою, а где слегка...
           Вселенная пронизана волнами –
           Уже не пруд, а океан сродни! –
           Мы эти волны порождаем сами,
           Но мы не чувствуем их. Чувствуют ОНИ.
           Любая подлость, гнусность, преступленье,
           Жестокость, все достойное стыда,
           Осколком, отголоском, отраженьем,
           Как ни пытайся скрыть, дойдет сюда.
           А стоит только скорлупы коснуться
           Волне на призрачном ее пути,
           Зародыш не замедлит встрепенуться
           И, злобу выпив, злобой прирасти.
           Чем ближе было зло и чем страшнее
           Суть самого деяния во зле,
           Тем змей растет быстрее и сильнее,
           Тем  он скорее будет на земле.
           Убийства плохи. Как дойдут до схрона
           Их отзвуки… Взглянуть – бросает в дрожь.
Оливер:   
          - Так что… Убив рожденного дракона…
Старик:    
          - Да. Пищу нерожденному даешь.
Оливер:
          - Проклятие!
Старик:                – Сэр Оливер, потише!
          Не проклинайте своего врага!
          Мои малютки даже это слышат,
           Тем паче с расстоянья в два шага.
Оливер:
           - А удаленность … Важно?
Старик:                – Безусловно.
             С ней напрямую рост соотнесен.
             Издалека волна приходит ровной,
             Ослабленной.
Оливер:                – И как вы это все
             Смогли понять?
Старик:                - Признаюсь, ждал вопроса.
             И очень бы хотел им пренебречь.
             Чисты младенцы лишь, да утренние росы,
             Все остальное – грязно… Вон мой меч.
(в стороне Оливер подбирает потемневший, со ржавчиной меч)
             С которым я пришел, пылая рвеньем,
             Наверное, не меньше твоего.
             И для меня явились откровеньем
             Размеры логова и мощь его!
             Но я – не ты! Я не отринул славу.
             Мечтал быть названным первейшим из бойцов…
             Честь первого удара – мне по праву
            Принадлежала! Я разбил яйцо.
            Я совершил убийство здесь, в пещере!
            И смерть беспомощного существа
            Сию секунду в самой полной мере
            Мне показала, правда какова…
            Они взметнулись черною метелью!
            Казалось дикий визг обрушит свод!
            Я бил, не озадачиваясь целью,
            Пытался заслонить собою вход,
            Я рвал, хватал, колол со всею страстью…
          И лишь когда усталость сбила пыл,
          Засёк: один, порубленный на части,
          Десяток поднимал из скорлупы.
           Тогда меня и озарило свыше…
           Меч выскользнул из онемевших рук.
           Я как в кошмарном сне наружу вышел.
           Стоял. Смотрел. Они вились вокруг.
           Царапались. Но не до боли было…
           Сбылась мечта! Будь проклята она.
           История мне место предложила:
           Год Тысячи – мой грех! Моя вина.
Оливер: 
            - И что, совсем нет способа бороться?
Старик      
          - Есть, Оливер. Все просто и старо:
            Красавцев любишь? Полюби уродца!
            Мои малютки чувствуют добро.
            Они не глухи к шепоту влюбленных.
             Их успокаивает детский смех
             И благовест церквушек намолённых,
             И щебет ласточек под выносами стрех.
             Пока вокруг спокойно все и тихо,
             Пещера спит, спокойна и тиха.
             Дракон – не кем-то насланное лихо,
            Он следствие всеобщего греха!
             Вот вам и способы борьбы, коли хотите -
             Известны с той поры, как жизнь взросла:
            Живите праведно на свете и творите
             Добра побольше и поменьше зла.
Оливер: 
             - И вы, все это ясно понимая,
              Порвали с Орденом?
Старик:                – Я ничего не рвал.
           Скажу тебе и больше: я считаю,
           Что только здесь драконоборцем стал.
            Я берегу их! Сказки им читаю,
            Я колыбельные для них пою…
            Варю конфеты, об одном мечтая,
            Чтоб им спалось тут вечно, как в раю!
             И я хожу-брожу, смешу детишек,
            Голодного, бывает, накормлю…
            Все  - ради них! Ради моих малышек.
           Я ненавидел. А теперь люблю.
          И… знаешь, Оливер, теперь намного реже
           Бывает здесь разбитое яйцо...
           Твой меч хорош. Ударь. Змею разрежет.
(Оливер бросает свой меч рядом с мечом Эрдолла)
Оливер:  - Поделитесь рецептом леденцов?

......................
Во тьме, где норма - слепота,
В раю, завещанном кротам,
Оно лежало смирно долгие века
И, не видав иных краёв,
Считало счастие свое
Вполне надежною синицею в руках.
И лучшей доли
             оно не мнило.
И громче песни
             ему не спеть.
Но божья воля
            (она же - сила)
Сама решает
            к кому поспеть.

Из неизвестного угла,
Из однородного тепла
Явилось нечто чуть теплей и чуть влажней
И принесло с собой намек
На то, что было невдомек:
На то, что мир не только тьма и все, что в ней.
Попало в крап ли
               иль в масть сложилось,
Но брызнул красным
               короткий бой.
Упала капля!
            И просочилась,
Дыханье жизни
            неся с собой.

А в этой капле чей-то гнев...
От впечатлений опьянев,
Оно с досадой оценило скудный век!
И, протяженность охватив
Как сплав возможностей пути,
Впервые явно отличило путь наверх!
Остерегали
           седые глины.
Сухою злобой
           шипел песок.
Но обретали
           пространства длины,
И как по вехам
           пошел росток.

Сквозь комья подлости и лжи
С одним желанием - ожить! -
Проросток полз набитой каплями тропой...
Себя вбивая в щели пор,
Он плиты штурмовал в упор,
Уже упрямый, но пока еще слепой...
Да... вдруг - пробило!
               Да неужели?
Да разве можно?
               Да чтоб всерьез?
Да там же было...
               Там - еле-еле!
А тут же сразу!
               Да в полный рост!

И можно воздуха глотнуть!
И можно в небо заглянуть!
И можно... Что-нибудь еще! И только тут
Оно увидело того,
Кто к жизни пробудил его,
Горячим ливнем изойдя за пять минут...
На полустуке
            застыло сердце,
Пуская в жилы
             проворный тлен.
Сложили руки
             единоверцы,
Немое тело
             отдав земле.

Оно старалось как могло.
Оно рванулось на излом,
Чтоб удержать и как-то защитить его.
Оно пыталось объяснить,
Что под землею - только гнить,
А больше стоящего нету ничего...
Но гнет упрямо
              свое природа.
Пути сомкнулись
              и разошлись.
Проростку - прямо,
              до небосвода,
А человеку -
              с дождями вниз...

И семя крепло и росло,
Питаясь тем, что загнило,
Лист открывая новый сразу за листом,
Когда же окорился ствол,
Две ровных ветви из него,
Оно - намеренно!- поставило крестом.
Прими как данность -
               на свете белом
Один зажегся,
               другой остыл...
И в благодарность
               над мертвым телом
Открыло семя
               свои цветы.
........................

Сцена 11
(Тюремное подземелье, за решеткой на лавке спит Оливер, худой, в рваной одежде,
 на лице следы побоев.К решетке крадучись подходит Берт)

Берт:       - Сэр Оливер! Очнитесь! Боже мой…
Оливер: 
            - Берт! Здравствуй! Вот не чаял повидаться!
Берт:    - О, небо… Что вы сделали с собой!
Оливер:   - Я? Ничего! Другим пришлось стараться.
Берт:   
           - Сэр Гиль вас вызволит! Он скоро будет тут,
            И все пойдет своею чередою,
            Все будет хорошо, вас очень ждут!
             А это… Это мелочи! Пустое!
            Случается, что кровь кипит у нас,
            И сердце оттого к советам глухо…
            Мне ваша матушка приснилась как-то раз,
            Тревожится поди, земля ей пухом!
Оливер:  - Уверен, это был чудесный сон.
Берт:      - Прошу вас, будьте же благоразумны…
Оливер:
          - Не беспокойся, Берт. Я трерд, умен,
             Спокоен, как никто во свете шумном.
            Не надо плакать, не печалься, Берт!
            Я никогда не говорил об этом,
            Но, знаешь, вопреки несходству черт
            И крови, я тебя считаю дедом.
            Ты будь спокоен за меня. Живи себе
            В достатке, сытости… И будет мне спокойно!
            Все мы подвластны Богу и судьбе,
            Я участь данную приму достойно,
             И это лучшее, что есть, поверь.
Берт:    - Вас не узнать совсем…
Оливер:                - К добру ли, к худу?
Берт:     - Не знаю… Мальчик мой!!
 (обнимаются через решетку)
Оливер:                - Иди теперь.
Берт:      - Я за тебя всегда молиться буду!

Сцена 11
(Входит магистр Гиль и охрана. Магистр сразу отсылает всех,
Подходит вплотную к решетке. Оливер спокойно ждет)


Магистр:
      - Уйдите все! 
Оливер:            - Приветствую.
Магистр:                – Взаимно.
       Ну, что? Набегался по миру своему?
Оливер:
    - Во-первых, лестно мир назвать своим, но
      Мне это совершенно ни к чему
      А во-вторых, я никуда не бегал.
       Я занят был. Я истину искал.
Магистр:   
        - Нашел?
Оливер:        – Нашел.
Магистр:                – В горах под синим снегом,
       Где розовый единорог скакал?
Оливер:
       - В драконьем логове.
Магистр:                – Что? 
Оливер:                - Ты прекрасно слышал.
Магистр:
        - Все это сказки! Сказки!!
Оливер:                – Я там был.
       Давай уж мы с тобою будем выше
       Притворства. Неужели ты забыл
       Об Эрдолле? О той случайной встрече?
       Знакомец мой кабацкий изложил
       Его историю, и, сопоставив речи,
       Я два и два легко в уме сложил.
Магистр (сдерживая волнение):
      - Где… он?
Оливер:           – Сэр Айвон не вернется боле.
        Он умер.
Магистр (с облегчением):            
                - Не жалею шатуна!
        Сам был полжизни головою болен
        И твой рассудок высосал до дна.
        Мерещилось ему! Таких фантазий
        Всем выдумщикам мира не сплести.
Оливер:
       - Ну, ежели ушат отборной грязи
         Тебе спокойствие поможет обрести,
         Так выливай. Сэр Айвон в тех пределах,
         Где безразлично мнение твоё,
         Меня оно нисколько не задело.
         Хотя, конечно, отдает гнильём.
 Магистр:
       - Ты, вижу, сильно языком стал прыток!
Оливер:
        - Да нет. Я просто понял, отчего
        Мне наши споры были горше пыток:
        Я не имел сужденья своего.
        Теперь имею. Только и всего-то.
Магистр:
        - Да что за дикий демон вас грызет?!
          Что за стремление, что за охота
           Бродить посмешищем? Кто пожелает – бьёт,
          Всяк потешается – вам будто мало!
          Что, в этих синяках ты краше стал?!
Оливер:
       - Толпа апостолов когда-то избивала,
        Ей  - лишь бы кто-то пальцем указал.
        Поодиночке люди милосердны,
        Насмешничать горазды, но не бить.
        И стража не была бы столь усердной…
        Каб ты не приказал усердной быть.
 Магистр:
       - Догадлив мальчик.
Оливер:                – Это от природы.
Магистр:    
        - Сообрази, охочий до шарад,
        Что стоит пресловутая свобода
        Отшельников. И будешь ли ей рад.
        Подумай – упражнение простое! –
        С толпой ты – слон, а без нее – комар.
        Как быстро независимость изгоя
        В кровавый превращается в кошмар!
        Я действую тебе во благо.
 Оливер:
       - Ну, если сам себе я худший враг,
        Такой беспомощный и загнанный бродяга,
        Зачем тогда меня бояться так,
        Что взгляд лишь искоса и пальцы сжаты?
        Зачем? Ведь, чай, не грозный судия
        К тебе пришел назначить час расплаты.
        Сэр Айвон умер. Место принял я.
        Он жил без ненависти. Я не стану
        Себе заветы новые верстать.
        Нам что по Библии, что по Корану
        Возможно в мире праведными стать.
         Ты выбрал путь, я выбрал путь, так что же?
         Не вижу ничего плохого в том,
        Что твой известен всем, а мой нехожен.
Магистр:
        - Ты! Ты наплачешься еще потом!!
        Еще наплачешься! Еще завоешь,
        Мечтая как-нибудь вернуть «вчера»!
        Без Ордена ты ничего не стоишь!
        Пустое место! Да и в нем дыра!
        На брюхе приползешь ко мне со стоном!
        Ничтожный! Жалкий! В язвах всех мастей!
        Чем ладиться к апостольскому трону,
        Подумал бы о тяготах страстей!
        Венец терновый впрямь порою светит
        Брильянтовыми искрами во мгле –
        Да! Но не чаще раза в сто столетий
        И лишь у сына божья на челе!
        А матушку твою я знал отлично!
        И батюшка - без перьев на крылах.
       Не мни в себе того, что необычно,
       Крест – для святых! Нам, грешным, хватит плах.
       Нам, смертным людям – наше назначенье.
       Когда б десятками рождалися Христы,
       Мир выпал бы в иное измеренье.
Оливер:
      - И для кого сейчас вещаешь ты?
      Ведь даже если мы опустим ту часть,
       Где страхи голосом твоим поют,
      Ты не мою оплакиваешь участь,
       А хочешь как-то оправдать свою.
      Причем перед собою же, поскольку
      Тебя я не пытаюсь осудить.
      Могу представить, сколько боли, сколько
      Отчаянья сейчас в твоей груди…
      Мне жаль…
Магистр:
                - Бред!! Полный бред! Слащаво-слезный!
Оливер (не обращая внимания):
       - Ты понял, и уже давным-давно,
       Что Эрдолл прав. Что рано или поздно
       Открыться этой правде суждено.
       Ты знал – он прав. И это означало,
       Что Орден высохнет, как жухлый лист,
       И нужно будет все начать сначала,
       И новый путь окажется тернист.
       И где набраться сил, чтоб отрешиться
       От сотен взглядов в тысячах зеркал?
       Ты мог его казнить – не смог решиться,
       Мог бросить в каменный мешок – и отпускал…
       Прожить полжизни, ожидая краха,
       Не смея пальцем тронуть палача…
       Ты и сейчас беснуешься от страха
       Считая, будто я пришел начать…
 Магистр:
      - Пришел?? Тебя доставили в оковах!
        Ты битый час валялся, как дрова!
        Здесь власть – моя! Довольно полуслова,
        Чтоб завтра же слетела голова!
 (выдерживает паузу)
        … По-прежнему любезно предлагаю
       Любовь и покровительство свое.
 Оливер:
     - Спасибо. Я навылся с этой стаей.
       Даст бог, теперь повою без нее.
Магистр:
       - Тогда готовься с головой проститься.
        Зачем носить вместилище ума,
        Когда в нем нечему достойно поместиться?
        Кто б только мог подумать, что тюрьма
        Для сэра Оливера Рогенваля,
        Обласканного королем,
        Того, кого героем называли…
Оливер:
       - Оставь его уже. Забудь о нем.
Магистр:
        - Так хочется безвестно кануть в Лету?
Оливер:
        - Так хочется закончить этот фарс.
         Тебя послушаешь – одни мы в свете этом,
         Юпитер – ты, а я, должно быть, Марс!
Магистр:
        - Мы фарс окончим. Что с тобою будет?
Оливер:
        - Да ничего. Ты не убьешь меня,
        Как не убил ЕГО. Где совесть судит,
        Там бесполезно байки сочинять.
        Мерзавцам проще жить: запреты сняты,
        А ты, наверное, ударить бы и рад,
        Но, собственною совестью распятый,
        Страдаешь больше жертвы во сто крат.
(Подходит к решетке, встает напротив дяди)
        Да не грозись! И надо ж так завраться,
        Как в грязь болотную по горлышко уйти…
        Ну, хочешь, сам поведаю я вкратце
        Историю лет, скажем, тридцати
        Последних? С подноготной, что сокрыта
        Слоями бесконечных пышных фраз?
        Она ж вот этакою белой ниткой шита!
        Очков не нужно даже – хватит глаз.
        Я расскажу!  Хоть слушать будет тяжко,
        Но душу червь не устает точить,
        И если нынче дать ему поблажку,
        То завтра будет нечего лечить.
        Отравлен ты. Стреножен, обессилен,
        И речь искажена, и слух лукав,
        Мысль путается, чахнет средь извилин,
        Заложницей расчетливости став.
        Червь точит – лабиринтами пустоты
        Пронизывают ткань души…
        Но ты еще не безнадежен. Кто ты?
        Что прах в тебе, что камень – сам реши.
        Я расскажу. Да! Правда обжигает,
        Но раны часто лечатся огнем.
        Я  - твой мучитель. Это огорчает.
        Но я же – врач. И быть хочу врачом.
        Я расскажу! Поверь, злорадства здесь нет.
        Нарыв вскрывают, чтобы вышел гной…
        Я расскажу… И, может быть, исчезнет
       Тогда решетка меж тобой и мной.

      Ведь  все банально, если без гримас!
      Год Тысячи Драконов стал для вас
      Великим шагом на пути к вершинам.
      Успех! А тут вдруг Эрдолл – блудным сыном
      Явился. Проповедь свою неся,
      Способную разрушить всё и вся.
      Не вовремя. Неловко. Неуместно.
      И степень истинности неизвестна.
      А как тогда мечта была близка!
      Твоих людей носили на руках.
      О, миг победы! Славы дивный взор!
      И вдруг… какой-то жалкий фантазер,
      С какой-то недошедшей до пера
      Очередной теорией добра.
      Я думаю, ему ты не поверил,
      Но сжалился. И выставил за двери,
      Чтоб кровь юродивого на душу не брать.
      А он ушел. Чтоб позже отыграть.
      Судьба всегда была великой тайной…
      Хотя… Пожалуй, верно, что случайно
      Жизнь строится из тысячи частей,
      Подобранных бросанием костей…
      Мудрец ошибся – он ведь не пророк –
      Бог все-таки азартнейший игрок.
      Года слетали, точно листья с ветки…
      И как-то ящеры вдруг стали редки.
      На прежних где-нибудь полсотни в год,
      Едва десяток на крыло встает…
      Сиди, гадай, где сбой дала порода…
      Да только слух пошел среди народа
      О странном нищем: ладном, средних лет,
      С котомкой, полной простеньких конфет.
      И вот тогда в тебе похолодело:
      Ты понял – это он. Он начал дело,
      Своею пригоршней дешевых леденцов
      Затмив деянья дедов и отцов!
      Они, великие борцы со древом зла,
      Рубили МИМО главного ствола!
      А Эрдолл корень смог определить
      И начал с нужной стороны пилить,
      Упорством короеда дуб кроша…
      Будь чуточку подлей твоя душа,
       Сэр Айвон не дожил бы до седин.
      Ведь был соблазн? Скажи? Он был один!
(Магистр все сильнее горбится опускает голову)
      Куда бродяге супротив магистра!
      Хоть в десять ног беги – догонят быстро.
      Отыщутся огрехи и вина,
      И ясно, чья правее сторона.
      Хоть горло рви, хоть надрывайся грудью –
      Закон, конечно, слеп, да зрячи судьи...
      Ему на счастье и себе на горе,
      Ты благороден. Этот факт бесспорен.
      Там, где-то очень-очень глубоко,
      За грезами о реках с молоком,
      За той каморкою, где лжи кудель,
       Есть понимание, в чем истинная цель.
       Не золото, не лавры, не фанфары –
       Мир и покой для молодых и старых.
       Как выяснилось, по ЕГО пути
       К ней и быстрей, и правильней идти.
       Вот тут бы вырваться! Да страшно бросить плот.
        Ты пропустил заветный поворот.
        Усилий прошлых что ли пожалел?...
(Магистр закрывает лицо руками, отворачивается)
       И сел на мель. И очень крепко сел.
       Меж сердцем и умом – кому решать?
       Ты просто не посмел ему мешать…
        Надеялся, молился по ночам,
       Чтоб где-то как-то он бы сгинул сам,
       Со всем своим могуществом земным
       Ты оказался жалким и смешным
       Пред ним, как перед грозною змеей –
       Ударил бы! Нельзя. Замри и стой.
(Оливер с горечью вздыхает, продолжает тихо, с болью
и жалостью)
       О, Господи! Какие ж это чувства!
       Знать, что ты жалок, понимать, что слаб,
       Что дело жизни чёрство, мёртво, пусто,
       И все-таки тянуть его, как раб
       От безнадежности тупея, лямку тянет!
       И лгать себе, что это хорошо,
       Что ты – не он! – великим делом занят,
       Что он – не ты! – совсем с ума сошел…
       Лгать, лгать… И утешаться мелочами,
       Чтобы поверить в собственную ложь,
       И просыпаться душными ночами,
       И  унимать безудержную дрожь,
       И обещать, что завтра, как с рожденья,
       Все – с чистого листа! И твердо знать,
       Что невозможно распрощаться с тенью,
       Опять надеяться и снова лгать,
       Ища убежища за видимостью счастья,
       День перемучивая в болтовне…
       Вот это пытка. Истинные страсти.
       Я бы не сдюжил. Это не по мне.

(Магистр медленно  открывает решетку, входит в клетку
и тяжело садится на лавку. Оливер садится рядом.
Дверь клетки открыта.  Оливер тихо продолжает.)

       А дальше – горше. Орден чахнуть стал.
       Занять его высокий пьедестал
       Желающих нашлось –хоть отбавляй,
       Слетелись пуще воробьиных стай
       Расклевывать чужие закрома.
       А ты молчал. Почти сходя с ума
       От жажды взять своё – оно доступно! –
       И осознания, что брать – преступно.
       И вдруг… Спасительное «вдруг»! Счастливый ход,
       Соломинка среди валов житейских,
       Как часто из подвалов казначейских
       Оно мгновенно ссуду выдает!
       Попался я – талантливый сиротка,
       Смышленый, обаятельный, живой…
       При всем при том еще по крови свой.
       Вот чем латать рассохшуюся лодку!
       Не думай! Я безмерно благодарен.
       Ты истинно мне заменил отца,
       Не будь тебя, из глупого мальца
       Не вырос бы такой роскошный барин!
       И в школу орденскую был бы путь закрыт…
       По вашим меркам мелковат я статью…
       Везде встречают юношей по платью,
       Один лишь ты простил мне внешний вид,
       Оценивая прелесть новизны –
       Она скучающим зевакам столь любезна,
       Что через полымя и через бездну
       Потянутся адамовы сыны.
       За все, что есть: за руку, ум, язык,
        Благодарю тебя и провиденье!
       Будь я твоим от самого рожденья,
       Возможно,  не настал бы этот миг…
       Ты создавал меня как мост к успеху,
       Взяв божие и привнеся своё;
        Кто ж знал, что подведет тебя чутьё
        И первое второму -  суть помеха.
       Склоняюсь перед редким мастерством
       Стратега! Ты добился своего:
       Меж двух огней, меж двух великих зол
       Единственною тропкою прошел
       И, балансируя на лезвии меча,
       Еще и Орден вынес на плечах!
       Ты создал гениальнейший расклад.
        Но все разбил один случайный взгляд.

Магистр (тихо и устало):
        - Чего ты хочешь?
Оливер (так же тихо):
                – Мне нужна свобода.
 Магистр:
         - И только?
Магистр:          – Собственно, чего еще?
         Вода и хлеб? Добуду хлеб и воду.
         Не так уж голодно среди трущоб.
Магистр (неуверенно):
        - Ты уничтожишь Орден? 
Оливер:                - Как уж выйдет.
         Когда-нибудь до этого дойдет.
         Но край истории пока не виден.
         Достанет силы – пусть себе живет.
        Ведь кто-то должен убивать драконов,
         Которым вылупиться удалось.
         Пока не обойдется без заслонов.
         Работа грязная. Черна насквозь,
         Пропахла кровью, гарью, потом, дымом…
         Работа для мужчин. И грех скрывать,
         Что эта каторга необходима.
         Но кружева приходится срывать,
         Оставив голой суть: пусть неприглядна,
         Зато в ней станет точен каждый штрих…
         Драконоборцы – не конвой парадный,
         Они – могильщики. И как без них?
 Магистр (горько, уверенно):
        - Ты уничтожишь нас.
Оливер:               – Сэр Эрдолл-странник
         Бродил не год, не два и  - ничего.
 Магистр:
        - Я знал обоих. Дорогой племянник,
         Ты многажды опаснее его.
         И был, и… Что-то новое с тобою
         Произошло. И ты сильнее стал.
         А я… старик. Я стар уже для боя,
         И нет того, кто за меня бы встал.
         К тебе потянутся. Всходящее светило
         Затмит собою прежнюю звезду…
         Ты прав, толпе что ново, то и мило.
Оливер:
         - Зачем мне толпы? Я один иду.
Магистр (недоверчиво):
        - В отшельники решил?
Оливер:                – Как доведется.

(Качает головой, видя недоумение собеседника)

        Опять поем на разные лады:
         Твой дух скорбит над тем, над чем смеется
         Мой дух! Я жду покоя, ты – беды.
         Мне кажется теперь, любезный дядя,
         Что одиночества боятся только те,
         Кто видит, внутрь себя украдкой глядя,
         Одну лишь пыль в чуланной пустоте.
         Её и надобно заполнить поскорее
         Любой трухой, какую где найдешь,
         Устроить видимость, мол, «что-то я имею,
         Я кругл, громок и уж тем хорош»
         Но много более богата тишина.
         Мысль – зверь пугливый, не выносит шума.
         Язык  трещит с зари и дотемна,
         Когда иль не о чем, иль нечем думать.
         Твой блеск – снаружи. Он сосредоточен
         В чужих глазах, в чужих сердцах, умах,
         Нет их – и ты исчез во мраке ночи,
         Фа! Дуновение, короткий взмах –
         И всё. Поэтому ты занят ежечасно
         Задачей поддержания огня
         Вокруг себя, чтобы пылало ясно!
         Твой свет снаружи, мой – внутри меня.
         И ежели его терять придется,
         То вместе с содержащим существом.
 Магистр:
        - Тогда за что и с чем тогда бороться?
 Оливер:
        - За милосердие. С порочным естеством.
        Пусть проповедь оскомину набила,
        Она навязчива лишь потому,
        Что речи часто не хватает силы,
         Чтоб описать известное уму.
        Чем суть объемнее, чем смысл шире,
         Тем их сложнее уложить в слова…
         Легко сказать, что «дважды два – четыре»,
         А объясни, поди, что значит «два».
         Так и с понятием добра. Коль скоро
         Для необъятной простоты его
         Слов не найти, мы тонем в вечных спорах,
         О том, кто выразил точней всего
         И за красивостью словесных построений
         Теряется то самое зерно,
         Которое без шелухи суждений
         Нам было при рождении дано.
        Формальность знания. Формальность веры.
        Формальность вежливости и любви
        Нас делают слепыми! Будни серы,
        Жизнь издевается, судьба язвит,
        Твоя задача – рвать, потом – сражаться
        За то, что спрятано, припасено,
          Барахтаться, чтоб на плаву держаться…
          И в голову нейдет нащупать дно!
          А дно-то рядом! Встанешь – посмеешься
          Над тучей брызг и криками «тону!»,
          Отдышишься, осмотришься, очнешься…
          Встань, только встань! Я руку протяну…

(Оливер встает, подходит к  двери клетки, жестом
 призывает магистра встать)

Магистр (вскакивает, но не подходит):
        - Ты сумасшедший! 
Оливер (с горечью):    - Мнение не ново.
        Системы наши столь отдалены,
        Что с точки зренья собственной – здоровы,
         А с точки зрения чужой – больны.

(Оливер выходит из клетки, поправляет одежду,
собираясь уходить)

Магистр (по-прежнему оставаясь за решеткой):
     - Тебя объявят сумасшедшим!!
Оливер:                – Воля ваша.
 Магистр:
       - Я должен как-то защищаться!
Оливер:                – Что ж,
         Пусть так. Тем паче, механизм отлажен.
Магистр (резко садится на лавку в клетке, хватается за голову):
       - Ты думаешь… Ты слышишь, что несешь?!
         Ты  обрекаешь сам себя на муки!
         Ты сам!! И я ни в чем не виноват!
(вскакивает, начинает метаться по клетке,
не делая ни шагу за ее пределы)
         Мне даже не придется пачкать руки.
         Да я спасу тебя, упрятав в каземат!!
         Таких как ты вязать и сторожить,
         Чтоб уберечь от собственной же дури!!
Оливер (поднимаясь по ступеням к выходу):
         - Я постараюсь дать тебе дожить
         До смерти, не изведав этой бури.
        Прости меня. За все прошу прощенья,
         Но мне не жить хлыщом среди хлыщей.
         Я не могу быть счастлив насыщеньем,
         Топя свой век в обилии вещей.
(Оливер поднимается к площадке перед выходом,
магистр кидается к решетке, но так и не выходит из клетки)
Магистр:
        - Куда ты, Оливер?! Куда ты? Что мне делать??
Оливер:
      - Ты слишком врос в плетение узла.
        Живи, как жил, творя на свете белом
        Добра побольше и поменьше зла.
        Считай, от Эрдолла тебе привет.
Магистр:  - Останься! 
Оливер:               - Нет.
(Оливер, уже направившись к выходу оборачивается и зовет)
                Пойдем со мною…
Магистр (тяжело опускаясь на лавку в клетке):
                - Нет.

(фигура Оливера исчезает в светлом проеме, магистр
 остается сидеть за решеткой с открытой дверью)

…..............
По чистому снегу каких-то далеких планет,
Следы оставляя прерывисто-тонкой цепочкой,
Проследуют души ушедших за тысячи лет,
Которые прожил наш мир, безнадежно порочный.
Дай бог им покоя! Побольше, чем ныне живым.
И памяти светлой. А, может быть, лучше - забвенья.
Не нам их судить по запутанным нормам своим.
Не нам им сулить наказание или спасенье.

В пути одиноком Молчание - лучший судья.
А Память одна - как защитник и как обвинитель.
"Что видел, что знал, чем дышал и что чувствовал я?
Что связано мною? Какие оборваны нити?"

Все Памятью схвачено. Прочно прошиты листы.
Не вывешь, не спрячешь за тайным, за ложным, за тыльным.
Над левым плечом черным вороном явится Стыд,
Над правым же Гордость расправит цветастые крылья.

В борьбе двух начал, из которых какое добро,
Не знает никто - да, похоже, что знать и не надо -
Душа будет порвана. Порвана! Порвана, в кровь!
Наверное это когда-то и названо адом.

И кто-то споткнется. И кто-то на снег упадет.
И встать не сумеет, и так потихоньку остынет.
Из тысяч один через собственный морок дойдет
До темной воды на окраине белой пустыни.

Нагнувшись к воде, он тихонько коснется ее...
И - так, невзначай, не печалясь и не проклиная,
Небрежным движеньем сотрет отраженье свое...
Наверное это когда-то и названо раем..

И только тогда, этой, вновь невесомой душе
Позволено будет дождем к колыбели спуститься...
Ведь столько ошибок допущено было уже -
Давно бы пора хоть чему-то на них научиться.