Милл

Неумолимый год, неумолимых два,
Статуи вождя, залиты из серебра.
Мрачное небо, на лицах пустота,
Серый город, коллективная вина.
Книги объяты пламенем, но в них глубина,
Писатели в эмиграции, власть поделена.
Спрячь в телеэкране очи брата, покажи путь до дома,
Пустые ЗАГСы, залы торжества — им нужны полные роддомы.
У них есть методичка, чтобы воспитать,
До дееспобности, затем в калашный ряд.
Под куполом запрятан ведущий в Астериксе,
Всё окутано стеной — «Бегущий в лабиринте».
Каждый тут без речи, на сцене каждый мим,
Жизнь — это карта, где рождается и умирает Третий Рим.
На их рубашках числа — это не псевдоним,
Они всё кричат о родине — это псевдонимб.
Но все их тезисы, как Герасимов — скудный и мним,
Они удивляются, что жителям не нравится этот дивный новый мир.
Повсюду чёрные квадраты, не только на картине,
Все лишились голоса — театр Пантомимы.
Коллективное сознание, теперь ты не один — новая кампания,
Убили индивидуальность, теперь ты — за компанию.
Под маршировку шифруют мысли вон из головы,
Теперь,как скажет стадо, твой демон — голос из толпы.
А что внутри стены? Явно не Вавилон и не Иерихон,
Внутри сидят вожди испокон веков, клин — вышибает клён.
Пока ни с чем сравнить.
Все сидят внутри, не зная, что угнетён.
«1984» — почему Оруэлл не написал по книге второй том?
Меня выведет из Мордора лишь один, и имя его Джон.
Впервые я готов убежать,
Не будет больше шанса, один миг — всё, что есть.
Нет никакого завтра, нет никакого «здесь».
Партийные чистки работают по найму,
Пытки — сыворотка правды, вместо каллокаина.
Да здравствует фикус! Ненависть — отличное семя.
Я — Томас, через плечо разрушу эту каменную стену.
Не будет больше шанса, один миг — всё, что есть,
Нет никакого завтра, нет никакого «здесь».