Наш паровоз вперёд летит. Купе 4, однако...

В купе произведена замена: вместо мамы Зины и Алёны
играет Соня Золотая Ручка --
довольно-таки забавная штучка!
Мама с трудной девочкой Алёной на таёжной станции сошла,
а вместо них в купе к грузину блондинка черноглазая вошла.

             Грузин взбодрился и сразу ожил,
             хотя особо никогда не тужил.
             Увидев сексапильный элемент,
             волосатый дядя в один момент
             до неузнаваемости изменился,
             как бриллиант, засиял, заискрился,
             пятнами пигментными почему-то покрылся.
             Ради приличия попшикал антиперспирантом РЕКСОНА,
             совсем не кстати вспомнились нары с клопами и зона.

Грузина вовсе не узнать -- на много лет омолодился,
будто бы заново генацвале родился.
Он пошёл слегка отлить
да жажду утолить.

           Вволю, с наслаждением помочился,
           от души воды напился.
           Из туалета испарился
           и на минутку отрубился.
           О, мама! Где я? Сука, заблудился!
           В другом купе волосатый дядя очутился.
           Неожиданным визитом напугал влюблённых,
           вознёй любовной утомлённых.

Грузин с пелёнок был находчив, долго не крутился,
сразу к стюардессе, или как её там, к проводнице обратился.
Проводница по билетам поглядела,
не матерясь, но строго погалдела
и, как малолетку, взяла за руку и в купе №4 сопроводила.
Счастью генацвале не было предела!

        Без надзора оставленный баул на верхней полке, и блондинка на месте.
        Только её личико в маске Фантомаса или в тесте.
        Напугала до заикания, сука! Ну. ни бестия?

-- Так, в чём дело, милок?
   Чё странно зыришь, как недобитый волк?
   Я в огуречно-клубничной маске.
   Да не бойся, не пугайся. Будь со мной ласков.
   Прошу тебя, будь ласка!
   На своей полке прокачу.
   Всё! Молчу-молчу!

         Грузин продолжает быть в онемении,
         в полной прострации и отупении.
      -- Да что ты, красава, припух?
         Гляди-ка на него -- совсем потух.
         Я сейчас на всю Дерибасовскую закричу:
         ДА Я ДАВНО ТЕБЯ ХОЧУ!!!

И как бы между прочим, между делом
принялась обнажать своё тело.
Для начала сняла кожаную куртку и паричок
и к сомлевшему грузину обратилась: "Помог бы даме, мужичок!
По моргалам вижу, очень хочешь.
Так зачем мне голову морочишь?
Не телишься и не мычишь,
вроде в рот воды набрал, всё молчишь.
Хоть что-нибудь можешь вразумительно сказать
или только языком свои усы лизать?

        Затем леди с левой ноги сняла протез.
        Ошарашенный грузин, легко по-обезьяньи, на верхнюю полку залез.
        Раскрыл  рот, совсем оглох и скис.
        Посмотрел в угол на механический с гидравликой протез --
        У волосатого на подходе снова энурез.

Блондинка, сняв парик, стала брюнеткой,
но такой же привлекательной кокеткой.
Изо рта вытащила челюсть и опустила в стакан с водой,
продолжая оставаться в темноте молодой.

         Отвинтив на руке два пальца, у генацвале онемели,
         нежно и мелодично заскрипели,
         а потом тоскливо-жалобно запели
         унылые и затосковавшие Фаберже.
     -- Неужели грядёт конец света уже? --
        с грустью подумал грузин и совсем занемог.
        Единственное, что он смог,
        сказать заикаясь,
        пенясь и чертыхаясь:
     -- П-п-послушай. до-дорогая! Когда отвинтишь ту. что между ног,
        да простит меня Бог!
        Дай её мне, чуть-чуть побаловаться,
        надоело рукоблудием заниматься.
        Хочу с ней ночь, как в тумане провести.
        Сколько модно в одиночку на руках мозоли скрести?

Белобрысая брюнетка, просьбу пропустив мимо ушей,
впёрла в них несколько штук бирушей
и предложила выпить на брудершафт,
а за бугром -- это ГЕШАФТ.
Ашот, наливая в бокалы вина,
мимоходом подумал: хоть и без ноги, а всё же не дурна.

            А когда вино лакал,
            последнее, что он услыхал:
         -- Пей до дна! Пей до дна!
            С тобой. Ашот, всю ночь буду одна!

Вылупив глаза, Ашот вина напился
и в бездну провалился --
не моргнув глазом, от клофелина отрубился.
Под утро, дёргаясь в конвульсиях, проснулся наш герой.
Даже во сне под клофелином его тревожил чёртов геморрой.
Во все глаза навыкате тужился, глядел,
но крашенной блондинки не разглядел.

          А баул  под головой цел и невредим, на том же месте --
          Ашот и баул с сокровищами -- навеки вместе!
          Помацал Ашот свой любимый баул,
          а оттуда не то скрип, не то гул.

Посмотрел во внутрь, а там вместо евро-долларов и рыжья,
а также обреза партизанского ружья
находились
и ещё не запылились:
-- механический с гидравликой протез,
-- белокурый парик,
-- вставная челюсть.
-- вставной глаз
   и не замеченный лярвой алмаз.

         Сверху, на протезе, лежала записка:
         "Привет, Котик! Пишет твоя Киска!
         Прости за шмон в твоём бауле.
         Ищи-свищи меня в каком-нибудь ауле
         или с попутным ветром в поле.

За сим и до свидания,
Спешу на заседание
Государственного банка.
Я эту банку
Выпотрошу, как и тебя, наизнанку.

         Вечно твоя Соня Золотая Ручка.
         Только не та -- с эпохи доисторического материализма,
         предшественника светлого будущего -- коммунизма.
         Та Соня -- моя бабушка,
         а я её проказница-внучка,
         тоже Соня Золотая Ручка.